Эх, все при мне, о чем мечтает честный малый —
образование, характер, идеалы,
семья, две барышни, моим теплом согреты,
гитара, пёс и золотые эполеты!
Все шло не абы как — ну что ж, и вот итоги:
я стерегу поля, где не найдешь дороги.
При свете лампы я лежу, а день погас,
и через шпагу пёс мой скачет битый час.
На дверь смотреть не надо, отродье собачье,
там волки, там по пояс в снегу сосновый бор.
Скачи, как я велел, я погляжу, как скачешь!
Анкор, анкор, еще анкор!
Здесь навсегда часы истории застыли,
мне этот край, друзья, давно уж опостылел.
В избе заснеженной вы видите беднягу,
который ждет, что по-другому карты лягут!
Чертей зеленых сосчитав на дне стакана,
я протыкаю своей шпагой таракана.
Глаза блеснут, как только лампа мрак прогонит.
В мой сонный лик впечатан след моей ладони!
На дверь смотреть не надо, отродье собачье,
там волки, там по пояс в снегу сосновый бор.
Скачи, как я велел, я погляжу, как скачешь!
Анкор, анкор, еще анкор!
В далеких странах бьет ключом чужая речь.
А здесь одно — собаку руганью обжечь.
Пути не пройдены, и звезды на пороге,
а я хожу вдоль стен, когда немеют ноги!
И пёс залает, сбитый с толку звоном шпор,
гитара нехотя поддержит разговор…
Подхватит песенку судьбы веретено,
как будто сам себя я пережил давно…
На дверь смотреть не надо, отродье собачье,
там волки, там по пояс в снегу сосновый бор.
Скачи, как я велел, я погляжу, как скачешь!
Анкор, анкор, еще анкор!
Когда я ем и сплю, мой пёс следит за мною.
Мой пьяный треп его изрядно беспокоит.
В окне я вижу пса и пламя фитиля,
и офицера — он пьет то же, что и я!
И свод небесный пуст и низок, так, что даже
здесь не удавишься при помощи подтяжек!
Моей душе пустой вовеки не согреться,
и только детская тоска сжимает сердце!
Следить за мной не надо, отродье собачье,
когда кошмары пьяные мне застилают взор!
Мне руки не лижи, когда я бью тебя — и плачу!
Еще раз, еще раз, анкор!