Впечатления и опыт, полученные Брандесом в Польше, позволили ему не только в полной мере осознать бедственное положение, в котором пребывала Польша в конце XIX века, но и сделать некоторые весьма интересные наблюдения, касающиеся особенностей польской литературы того времени. Описывая польскую романтическую литературу, Брандес говорит, что она «закрыта, в нее нелегко проникнуть».
«Или же скорее она одновременно и закрыта, и открыта, в зависимости от того, откуда смотреть».
Затем Брандес, вполне в духе польской аллегорической традиции, сравнивает польскую литературу с квази-иллюзионной картиной Габриэля фон Макса «Плат Вероники»: «картиной, которую я не высоко оцениваю с точки зрения художественности, потому что это произведение ремесла, а не искусства, но оно хорошо иллюстрирует, что я имею в виду». Свою мысль Брандес объясняет следующим образом:
«На первый взгляд перед нами лицо покойника: глаза закрыты, выражение лица безжизненное. Но если взглянуть с нужного ракурса, лицо внезапно оживает, глаза открываются и печально и торжественно смотрят на зрителя».
Сравнивая польскую литературу с картиной малоизвестного австрийского художника, Брандес словно намекает на иносказательную природу польской литературы.
Необходимость «взглянуть с нужного ракурса», чтобы понять произведение, можно считать идеальным определением эзопова языка. Без этого правильного ракурса, то есть понимания тайного шифра, многое из польской литературы кажется холодным и мертвым, словно лицо Христа на картине. И только знание секретного шифра позволяет постичь скрытый смысл произведения искусства, позволяет зрителю увидеть Христа с открытыми глазами.
Возвращение эзопова языка