Начало карьеры. Увлечение «строительством социализма»
Мрожек начинал как карикатурист и журналист. Он родился в 1930 году в Боженчине, но вскоре семья переехала в Краков. После войны будущий драматург закончил краковскую гимназию и поступил в институт, но из трех факультетов, на которых он пробовал учиться (архитектурный, востоковедения, искусствоведения), он так ни одного и не окончил. Зато вскоре он добился популярности благодаря своим сатирическим карикатурам, опубликованным в журналах «Przekroj» и «Szpilki» (дебют Мрожека-иллюстратора состоялся в 1950 году). Кроме того, он писал репортажи, поддерживающие «строительство социализма». В 1950-54 годах Мрожек работал в редакции газеты «Dziennik Polski», и его тексты того времени идеологически выдержаны. Юношеское увлечение коммунизмом прошло у Мрожека довольно быстро, но он никогда не отрекался от своего прошлого:
«Мне было двадцать лет, и я был готов принять любую идеологию, не заглядывая ей в зубы, лишь бы она была революционной. (…) Из таких, как я, набирали когда-то в гитлерюгенд и в комсомол (…). Неудовлетворенные, ненужные и бунтующие юнцы есть в каждом поколении, а то, что они со своим бунтом сделают, зависит только от обстоятельств» («Baltazar. Autobiografia», 2006).
И все же путь, пройденный молодым писателем – от искренней веры в коммунизм до сомнений в нем и полного его отрицания, – позволил ему на собственной шкуре испытать действие общественных механизмов.
«Сталинизм часто ломал творческих людей или по крайней мере сбивал их с пути, – писал Ян Блонский. – Мрожека он парадоксальным образом укрепил, поскольку показал ему de visu, что такое сила стереотипа, навязанного кода, межчеловеческой формы, которая, усиливаясь и разбухая, в конце концов сама себя уничтожает…, однако при этом зачастую усеивая общественную сцену трупами» («Wszystkie sztuki Sławomira Mrożka», 1995).
По словам Тадеуша Нычека, Мрожек, «сам надломленный, решил стать разбитым зеркалом для изуродованной польской действительности времен реального социализма. Польская жизнь отражалась в осколках этого разбитого зеркала: в абсурдном языке, в перевернутом с ног на голову поведении, в смехотворности существования на свалке, которое пропаганда именовала счастьем строительства социалистической родины» («Tango z Mrożkiem»).
«Прогрессист». Сатира на ПНР
Стереотипы и абсурды жизни в ПНР Мрожек высмеивал в «Прогрессисте» («Postępowiec»), знаменитой сатирической рубрике, которую он вел на страницах разных журналов с 1956 по 1960 год.
В «Прогрессисте» юмор, сюрреалистическое воображение и чувство абсурда служили прежде всего развлекательным целям, но со временем они приобрели в творчестве Мрожека более глубокий и мрачный смысл. В его зрелых прозаических и драматических произведениях они станут инструментом тонкого и зачастую беспощадного анализа социальных и экзистенциальных проблем. Место добродушной улыбки со временем займет горькая и многозначная ирония.
В 1953 году состоялся дебют Мрожека-прозаика. Именно тогда вышли два сборника его сатирических рассказов: «Рассказы Шмелиной горы» («Opowiadania z Trzmielowej Góry») и «Практичные полупанцири» («Półpancerze praktyczne»). На тот момент писатель все еще находился в поисках собственного голоса.
«Практичные полупанцири» — это забавный рассказ о том, как в магазин по ошибке завозят «особенный товар», «четыреста новых полупанцирей, модель XVI век», а ведь «товар — это товар, и его нужно продать». После череды неудачных попыток избавиться от полупанцирей в магазине появляется старичок, готовый изображать интерес к товару. Как можно догадаться, общение старичка с продавцом привлекает внимание других покупателей, и внезапно выясняется, что каждый в городе стремится заполучить «элегантный полупанцирь». В этом простом сюжете, высмеивающем стадное чувство, Мрожек сочетает архаичный реквизит («полупанцири, модель XVI век») с грубыми реалиями Народной Польши. По мнению Яна Блонского, метод подмечания «старого» в «новом» и наоборот Мрожек использует и в своих поздних рассказах из сборника «Слон» («Słoń», 1957) и «Свадьба в Атомицах» («Wesele w Atomicach», 1959):
«Благодаря довольно простому приему, применяемому с железной последовательностью, перед нами возникает абсолютно шизофренический мир, где слово и вещь (интеллект и жизненная практика) разошлись окончательно».
Оппозицию «старого» и «нового», а также их трагикомические сплетения мы обнаружим во всем творчестве Мрожека, и прежде всего в пьесе «Танго» («Tango», 1964).
Различные исторические реальности соседствуют и конфликтуют в самом языке произведений Мрожека:
«Читая Мрожека, любители современности смеялись над традицией, а консерваторы над прогрессистами, — писал Блонский («Wszystkie sztuki Sławomira Mrożka»).
«Бегство на юг». О провинции с нежностью
Мрожек, высмеивая лицемерие и косность провинциальных традиций, все же относился к провинции с нежностью и ностальгией. Ведь это был мир его детства, сформировавший его и служивший неисчерпаемым источником вдохновения. В провинции разворачивается действие его ранних рассказов, а в позднем творчестве — например, в рассказе «Мониза Клавье» (1967) или в «Эмигрантах» (1974) – ключевое значение приобретает столкновение провинциального героя с так называемым Большим Миром. Критики не раз подчеркивали, что язык прозы и драматургии Мрожека пронизан влиянием региональных вариантов польского языка и разговорного польского. В фельетоне «Провинция» («Prowincja») из цикла «Маленькие письма» («Małe listy») Мрожек, вспоминая фильм Феллини «Амаркорд» и собственные корни, анализирует художественную и метафизическую «провинциальность»:
«Тоска по Большому Миру, столь свойственная провинции, — это модель тоски по трансцендентности. Радость того, кто вырвался из провинции в Большой мир, — это модель радости мистической, радости того, кто шагнул (или того, кому кажется, что он шагнул) за пределы заколдованного и проклятого круга своего отдельного существования. Художник работает исключительно — потому что иначе не может — при помощи моделей. А значит, у художника из провинции все идет хорошо. В провинции: ограниченность мест, людей, деталей, их относительное, но все же постоянство — потому что изменчивость и сменяемость здесь настолько медленны, что производят впечатление постоянства, — создают условия для наблюдения, концентрации, созерцания. Более того они даже вынуждают к этому. В Метрополии все случайно, обрывочно и поспешно, зато количество ошеломляет. Количество и спешка не друзья художникам. Однако художника не будет, пока он не вырвется из своей провинции».
В 1956 году Мрожек опубликовал свою первую повесть «Маленькое лето» («Maleńkie lato»), в 1961 году вторую и последнюю — «Бегство на юг» («Ucieczka na południe»). Обе повести — это сатира на польскую провинцию.
«Полиция», «В открытом море». Первые шаги на сцене
В 1958 году Мрожек написал свою дебютную комедию «Полиция». Это универсальный портрет тоталитарного государства, которое для своего существования непременно нуждается в оппозиции. Абсурд рождается из манипуляций понятием свобода: ее видимость служит исключительно укреплению полицейского режима. В «Полиции» явно прочитываются аллюзии на польскую действительность 50-х годов ХХ века, однако выведенные в пьесе общественные механизмы и персонажи позволяют читать ее не только в польском контексте.
В 1960-е Мрожек написал несколько одноактных пьес. В трех комедийных одноактных пьесах — «В открытом море» («Na pełnym morzu»), «Кароль» («Karol») и «Стриптиз» («Strip-teas») — Мрожек анализирует поведение и выбор человека перед лицом опасности. Но, пожалуй, самая выдающаяся из одноактных пьес — это «Эмигранты» («Emigranci»).
Мрожека долго считали сюрреалистом, а критики относили его пьесы к «театру абсурда», принципы которого воплощали в своих произведениях Беккет, Ионеско, Дюрренматт и Жене. Однако, как справедливо заметил Тадеуш Нычек, у Мрожека абсурд рождается из наблюдения за реальностью ПНР, в то время как западные авторы обычно имеют дело с вымышленной метафорической действительностью.
«Индюк». Расправа с романтическим мифом
В 1960 году был написан «Индюк» («Indyk»), «мелофарс в двух действиях», в котором Мрожек покончил с романтическим мифом. Ведь герои пьесы, собравшиеся в корчме на «территории княжества», родом именно оттуда. Всех их объединяет абсолютная беспомощность. Ни высокие идеалы, ни обычная жажда деятельности не могут заставить их по-настоящему действовать и побороть царящую везде безнадежность. Хуже всего, что в этой безнадежности можно как-то устроиться.
В «Забаве» («Zabawa», 1962) тоже царит безнадежность и всеобщий маразм. Три парня, заслышав звуки музыки, ищут, где бы позабавиться, а когда наконец вваливаются в «светлицу», где якобы проходит гулянка, их встречает тишина и пустота. Тадеуш Нычек усматривал в этой пьесе метафору послевоенной Польши: надежд и горьких разочарований, связанных с новым режимом и его обещаниями «лучшего завтра». Ян Блонский, напротив, обращал внимание, что герои «Забавы», типичные хамы Мрожека, отличаются от простаков из ранних произведений тем, что хотят не только развлекаться, но и получить доступ к культуре, вот только — и в этом вся загвоздка — они не способы осознать эту потребность.
Парни в «Забаве», тоскуя по «высшим ценностям», не подозревают о лживости культуры и ее представителей, не отдают себе отчет в их псевдоученом лицемерии, в котором туповатый ХХ обвинит интеллигента АА из пьесы «Эмигранты».
«Танго». Мировая слава
1964 год стал в карьере Мрожека переломным. В этот году вышла его пьеса «Танго», принесшая автору мировую славу. В том же году был написан «Портной» («Krawiec») — драма, так похожая на «Оперетку» Гомбровича, которая должна была вот-вот выйти, что Мрожек решил не публиковать свою пьесу и издал ее лишь в 1977 году. Этот инцидент подтолкнул его к написанию «Уточнений по вопросу Гомбровича» («Uzupełnień w sprawie Gombrowicza»), фельетона, в котором он рассказывает о своем отношении к важнейшему из предтеч (среди которых также следует назвать Виткация, Выспяньского и Фредро).
Зато пьеса «Танго» сразу же получила признание критиков и театральной общественности, которым она пользуется и сегодня. По степени удачности поставленных обществу диагнозов ее сравнивали со «Свадьбой» Выспяньского. Тадеуш Нычек считал пьесу Мрожека одной из трех важнейших польских послевоенных пьес, наряду с «Картотекой» Ружевича и «Венчанием» Гомбровича. Свадебный обряд в «Танго», как и у Гомбровича, должен был вернуть порядок в мир, лишенный каких бы то ни было норм:
«Ничто не является важным само по себе, все вообще никакое. Все неопределенно. Если мы сами не придадим вещам какой-нибудь характер, мы утонем в этой неопределенности. Мы должны создать какие-нибудь значения, если их в природе не существует».
Единственная структура, уцелевшая в мире «Танго», но распадающаяся на наших глазах, — это семья, которая является символом общества. Однако в этой семье все роли перепутаны. В условиях отсутствия привычных ценностей, против которых можно взбунтоваться, единственная доступная форма сопротивления — это отстаивание этих ценностей. Писатель на примере семейной драмы и универсального мотива борьбы поколений показал правила, управляющие общественными процессами. По мнению Нычека, описывая конфликт отца и сына, «Мрожек гениально уловил специфику семьи в ХХ веке, в которой консервативные образцы поведения чередуются с прогрессивными, позитивистские с анархистскими и т.д. (…) Но самое важное открытие Мрожека в том, что наличие этих структур приводит к взаимному насилию, отметающему любое оппозиционное сосуществование».
Персонаж пьесы «Танго» Эдек — это квинтэссенция хама у Мрожека. Он аморален, всегда руководствуется животными инстинктами, способен на насилие ради развлечения и собственного комфорта. Он воплощает жестокую природу, которая всегда побеждает культуру. Триумф Эдека — это победа нигилизма. Вот почему можно вслед за Яном Блонским читать «Танго» как трактат об истории свободы.
«Эмигранты». Отъезд из Польши
В 1963 году Мрожек эмигрировал из страны (он уже тогда был известен не только в Польше, его произведения были переведены на немецкий и французский). До 1996 года он жил в США, Италии, Париже, Германии, а с конца 1989 года в Мексике. В августе 1968 года Мрожек на страницах парижской «Культуры» протестовал против введения войск в Чехословакию, после чего попросил политического убежища во Франции. Об эмиграции и своем личном опыте он много раз писал в письмах к друзьям, размышляя о том, что значит «быть у себя» и «быть чужим».
Опыт человека, приехавшего из бедной коммунистической страны Восточной Европы и пытающегося найти свое место в западном мире благополучия, Мрожек использовал в «Эмигрантах» (1974). Отношения Восток-Запад он будет анализировать и в других драмах: «Вацлав» («Vatzlav», 1968), «Посол» («Ambasador», 1982), «Летний день» («Letni dzień», 1983) и «Контракт» («Kontrakt», 1986), а также в рассказе «Мониза Клавье» («Moniza Clavier», 1967). В нем писатель мастерски показал силу стереотипов, формирующих в 1960-е годы (да, пожалуй, и сегодня) отношение поляков к «лучшей» части Европы и представления «лучшей» Европы о жителях восточных рубежей. Но «Мониза» — это еще и универсальный рассказ о потерянности эмигранта, которого, как и многих других героев Мрожека, мучает страх и чувство собственной неполноценности, который борется за расположение окружающих, надевает маски, играет наспех выдуманные роли и прикрывается стереотипами.
В «Вацлаве», политической антиутопии, надежды и чаяния славянина, ставшего жертвой кораблекрушения, сталкиваются с невеселой реальностью острова, до которого он сумел добраться. Повествование ведется в духе философской нравоучительной повести эпохи Просвещения.
И, наконец, «Эмигранты» — пронзительный портрет поляков на чужбине и универсальное исследование состояния изгнанника. В грязном подвале беседуют двое: политический эмигрант АА и приехавший на заработки ХХ. Первый мечтает написать главное произведение всей своей жизни, второй копит деньги, мечтая о том, как когда-нибудь он вернется в родную деревню и построит дом. Их диалог становится похож на поединок, в котором АА и ХХ постепенно срывают друг с друга маски. Мудрец безжалостно топчет наивные иллюзии простака, выявляя его глупость; в свою очередь простак открывает тайну мудреца — его лицемерие и псевдодуховность, за которыми скрывается одиночество:
«АА: (…) Для меня ты просто с неба свалился, как модель, как вдохновение. В тебе я возрождаюсь как раб. Ты мне возвращаешь мое прежнее состояние и пробуждаешь во мне гаснущее стремление к самоанализу. Благодаря тебе я, наконец, напишу свое великое произведение. Теперь ты знаешь, для чего я в тебе нуждаюсь.
ХХ. И вовсе не для этого.
АА. Разве стал бы я добровольно сидеть тут с тобой, в этом, как ты сам выразился, дерьме, если бы не двигал мной столь великий замысел, грандиозная миссия?
ХХ. А я говорю — не для этого.
АА. Ну, тогда для чего же я здесь с тобой сижу? Для чего, по-твоему? Ну, скажи мне, будь добр.
ХХ. Тебе просто поговорить хочется...
(…)
АА. Неправда! У меня великий замысел, я... мое произведение...
ХХ. Та-та-та, произведение. Да разве я не вижу, как ты вертишься, когда мне письмо из дому приходит? Идешь тогда в угол и читаешь книжку вверх ногами. Аж смотреть жалко. Ты-то писем ниоткуда не получаешь».
Критики подчеркивали, что АА и ХХ были на тот момент самыми психологически сложными персонажами Мрожека. Герои его более ранних рассказов и драм, вылепленные из бытовых и литературных стереотипов, походили на марионеток, благодаря которым писатель добивался комического эффекта. А конфронтация мудреца и хама — это метафора двойственности, которая есть в каждом из нас.
За год до «Эмигрантов» Мрожек опубликовал «Бойню» («Rzeźnia», 1973), пьесу для радио, которую позже поставил Ежи Яроцкий на сцене варшавского Драматического театра (1975). В «Бойне» писатель задавался вопросом о состоянии и смысле искусства, показывая в кривом зеркале конфликт традиции с авангардом и культуры с природой. Писатель высмеял здесь как миф художника Виткация, которому открывается Тайна Бытия, так и искусство, стремящееся в своей жестокости соперничать с жизнью. «Бойню», как и «Венчание» Гомбровича, можно отнести к так называемой Ich-Dramaturgie — «я»-драматургии. Личность, ее субъективный мир, со временем приобретали все большее значение в творчестве Мрожека.
«На мельнице...». Интроспекция
Это видно уже в рассказе «На мельнице, на мельнице, мой господин» («We młynie, we młynie, mój dobry panie», 1967). Это таинственное гротескное произведение выстроено как монолог человека, который служил у мельника и теперь сводит счеты с собственным прошлым. Люди и события возвращаются к нему в виде трупов, приносимых рекой. Он по очереди хоронит своих первых возлюбленных, друзей, знакомых — всю свою жизнь. Но когда течение приносит ему его собственный труп, он не может похоронить его как остальные, ведь это значило бы потерять себя живого. Герой, вернув себя из прошлого (хотя бы в виде трупа), находит свое истинное «я». Однако из-за этого ему не по себе среди людей. И он в одиночку отправляется в путь вдоль берега реки, пустив труп по течению так, чтобы не терять его из виду.
Язык этого произведения — разговорно-архаичный — выполняет функции иные, чем в предыдущих произведениях: он уже не служит высмеиванию провинциальности и отсталости.
«Раньше стилизация обычно служила у Мрожека пародии, — писал Ян Блонский. — (…) Однако в “Мельнице…” архаичность позволяет говорить о начале и сути: начале и сути собственного опыта, который опирается на самое простое, самое элементарное. Она дает возможность проникнуть во внутренний мир героя, отсылая к первичным символам. Воде времени и мельнице событий, лесному домику как образу безопасности, жизненному странствию, которое можно проделать только пешком, от дома в городок и с ярмарки на престольный праздник… Тем самым анахроничность (представленного мира) и стилизация (жанровая и языковая) уже не преследуют цель спародировать пережитки прошлого. Они подталкивают не к мысли о фальшивом или мистифицированном “я”, а ровно наоборот: к мысли о “я” самом что ни на есть аутентичном» («Wszystkie sztuki Sławomira Mrożka»).
Усиление интроспекции характерно для творческой эволюции Мрожека. Кроме того, в произведениях 1980-х писатель все чаще открыто пишет на политические и этические темы, отказываясь от масок, аллюзий и сюрреалистических метафор. В эмиграции он пристально следил за событиями в Польше, свидетельством чему стала в частности пьеса о Валенсе «Альфа» («Alfa»), благородная по замыслу, но неудачная, как признавался сам автор. После введения военного положения «Альфу», а также «Вацлава» и «Посла» ставить в театрах запретили («Альфа» была издана в 1984 году в Париже).
«Посол». Дух Херберта
«Посол» — это хербертовская по духу пьеса о несгибаемости. Действие происходит в посольстве демократической страны на территории тоталитарного государства. Посла навещает Представитель местного правительства власти и вручает ему подарок — огромный глобус, на котором нет континентов, поскольку «политически они еще не совсем такие, как нужно». Через мгновение глобус лопается и из него выходит Человек, сбежавший с фабрики глобусов, который теперь просит убежища на территории посольства. На требование Представителя выдать беглеца Посол отвечает отказом. Тогда он узнает, что его демократическое правительство, с которым он уже некоторое время не может выйти на связь, больше не существует. Однако местная власть готова и дальше содержать посольство несуществующего государства, потому что ей нужен враг, пусть и фиктивный, против которого она могла бы сплотить одурманенное пропагандой общество. Но Посол не желает участвовать в этих играх.
«Его решение об отказе сотрудничать — то есть героическое решение — это поступок бескорыстный и более того.. лишенный практических последствий. Он ничего не изменит, никому не поможет, разве что морально. (…) После долгой дискуссии с Представителем [Посол] приходит к выводу, что перед угрозой тотального нигилизма только сопротивляясь — даже ценой собственной жизни — можно доказать, что “это все” не просто “один большой космический блеф”. Потому что такая жертва — хотя и вызванная одной лишь честью — подтверждает, что человек может встать выше природы, выше порядка, в основе которого лежит сила в чистом виде, то есть необходимость» (Jan Błoński, «Wszystkie sztuki Sławomira Mrożka»).
Оставшийся в одиночестве, брошенный не только своим далеким правительством, но и своим окружением, Посол не сдается. Он до конца чувствует свою ответственность перед Человеком, которому он предоставил убежище. Такого героя — благородного, несгибаемого — у Мрожека еще не было. Никогда еще писатель не говорил так открыто о необходимости проявлять мужество и солидарность перед угрозой насилия. Это, правда, не значит, что в 80-е его покинул дух противоречия, и все же в драматических произведениях этого периода доминирует серьезный тон: Мрожек ставит безжалостный диагноз действительности.
«Портрет», «Пешком». Счеты с молодостью
В «Портрете» («Portret», 1987), полным скрытых отсылок к «Дзядам», «Кордиану», Гомбровичу и Милошу, Мрожек подводил итоги своему юношескому увлечению коммунизмом. Это пьеса о «детях Сталина» — людях, чью жизнь сломало либо слепое послушание режиму, либо изматывающая борьба с диктатурой.
Ко временам своей молодости, а точнее созревания, Мрожек вернулся и в написанной семью годами ранее драме «Пешком» («Pieszo»,1980). Пьеса представляет переломный момент в истории Польши: последние минуты Второй мировой войны и начало коммунизма.
В 1980-е году эту пьесу читали как полемику Мрожека с романом «Пепел и алмаз» Анджеевского. До сих пор «Пешком» остается пронзительной панорамой польского общества первых лет ПНР, а также драмой о мире, в котором властвует смерть, о призраках памяти и совести.
Среди четырех пьес Мрожека, написанных в 90-е, пожалуй, самая важная — это «Любовь в Крыму» («Miłość na Krymie», 1993), в которой любовная линия сочетается с попыткой обобщенного изображения истории России — царской, большевистской и постсоветской.
Возвращение из эмиграции и новый отъезд. «Дневник»
Последнее десятилетие ХХ века и начало XXI — сложное время в жизни и творчестве писателя. В 1996 году Мрожек вернулся из эмиграции — в совершенно другую Польшу, чем та, из которой он уезжал. В 2002 году писатель пережил инсульт, вызвавший афазию. Борясь с потерей памяти — одним из последствий инсульта, — Мрожек написал автобиографию «Валтасар» («Baltazar», 2006). Годом позже, в 2007 году, писатель издал сборник опубликованных фельетонов «Частные замечания» («Uwagi osobiste»), во вступлении к которому он «на всякий случай прощается с Публикой».
Под конец жизни Мрожек подготовил невероятный сюрприз для своих читателей — три тома дневниковых записей за 1962-1989 годы. Кроме того, была опубликована переписка Мрожека с Адамом Тарном («Listy. 1963-1975», 2009).
В июне 2008 года Мрожек с женой перебрался в Ниццу. Там он скончался 15 августа 2013 года.
Автор: Кристина Домбровская, сентябрь 2009, актуализация: август 2013
Библиография:
Сборники сатирических рассказов:
- Opowiadania z Trzmielowej Góry, Warszawa: Czytelnik 1953
- Półpancerze praktyczne, Kraków: WL, 1953
- Słoń, Kraków: WL, 1957
- Wesele w Atomicach, Kraków: WL, 1959
- Deszcz, Kraków: WL, 1962
- Dwa listy i inne opowiadania, Paryż: Instytut Literacki, 1970
- Opowiadania, Kraków: WL, 1981.
- Donosy, Londyn: Puls 1983
Сатирические повести:
- Maleńkie lato, Kraków: WL, 1956
- Ucieczka na południe, Warszawa: Iskry, 1961
сборники фельетонов:
- Małe listy, Kraków: WL, 1981
- Dziennik powrotu, Warszawa: Noir sur Blanc, 2000
- Małe listy, Warszawa: Noir sur Blanc, 2000
Киносценарии:
- Wyspa róż, «Dialog» nr 5/1975
- Amor, «Dialog» nr 3/1978
- Powrót, «Dialog» nr 9/1994
другое:
- Rysunki wybrane, Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 1997;
- Od służby postępowi do «Postępowca» (рисунки), Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 1997;
- Polska w obrazach i inne polskie cykle, Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 1999;
- Przez okulary (1965-1968), Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 1999;
- Człowiek według Mrożka. Rysunki 1950-2000, Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 2000;
- Pamiętnik. Ucieczka na południe (рисунки), Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 2000;
- Przez okulary (1960-1964), Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 2002;
- Życie i inne okoliczności. Varia 1, Warszawa: Noir sur Blanc, 2003;
- Jak zostałem filmowcem. Varia 2, Warszawa: Noir sur Blanc, 2004;
- Listy 1963-1996, Kraków: WL, 2004 (переписка с Яном Блонским);
- Epoka «Szpilek». 1974–1982, Gdańsk: Słowo/Obraz Terytoria, 2005;
- Jak zostałem recenzentem. Varia 3, Warszawa: Noir sur Blanc, 2005;
- Baltazar — Autobiografia, Warszawa: Noir sur Blanc, 2006;
- Uwagi osobiste, Warszawa: Noir sur Blanc, 2007;
- Listy 1970–2003, Kraków: WL, 2007 (переписка с Войцехом Скальмовским);
- Tango z samym sobą. Utwory dobrane, Warszawa: Noir sur Blanc, 2009 (концепция книги, выбор текстов и вступление: Тадеуш Нычек);
- Listy. 1963–1975 (переписка с Адамом Тарном), Kraków: WL, 2009.
Переводы на русский:
- Хочу быть лошадью: сатирические рассказы и пьесы. — М.: Молодая гвардия, 1990;
- Как я сражался и другие не менее удивительные истории из разных книг и журналов, 1951–1993. — М.: Вахазар, 1995;
- Мои возлюбленные Кривоножки. СПб.: Амфора, 2000;
- Тестариум: Избранные пьесы и проза. — М.: Арт-Флекс; Вахазар, 2001
- Дневник возвращения. М.: МИК, 2004
- Валтасар. Автобиография. — М.: Новое литературное обозрение, 2008
- Любовь в Крыму // «Иностранная литература», № 10, 1994
- Рассказы // «Иностранная литература», № 6, 1996
- Прекрасный вид // «Иностранная литература», № 1, 2000
- Моя автобиография // «Иностранная литература», № 8, 2000
- Дневник возвращения // «Иностранная литература», № 7, 2001
- Пассажир. Конец Орлиного Гнезда // «Звезда», № 10, 2009