А спустя пару лет Анна Ахматова получила заказ на перевод трех стихотворений Виславы Шимборской — «Голодный лагерь под Яслем» («Obóz głodowy pod Jasłem»), «Баллада» («Ballada») и «За вином» («Przy winie»). Здесь нужно оговориться, что в те годы Ахматова жила исключительно за счет переводов, поскольку была лишена возможности публиковать собственные стихи. Переводить она не очень любила, называла поэтический перевод «трудоемкой формой безделия», но деваться было некуда — нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Переводы были единственным заработком для многих литераторов, которые по тем или иным причинам — идеологическим, политическим — были вынуждены писать «в стол». Кто-то наверняка вспомнит в этой связи хрестоматийные строчки Арсения Тарковского «Ах, восточные переводы, / как болит от вас голова...» — что ж, Ахматовой, которая перевела в общей сложности около двадцати тысяч строк полутора сотни поэтов с десятков языков, как европейских, так и восточных (в основном, разумеется, с подстрочника), эта разновидность головной боли была хорошо знакома.
Три стихотворения Виславы Шимборской в переводе Ахматовой были опубликованы в 1964 году в майском номере журнала «Польша» — этот популярный иллюстрированный ежемесячник выходил большим тиражом и имел репутацию едва ли не самого «прозападного» и «либерального» советского издания. Год спустя эти же переводы были напечатаны в книге «Голоса поэтов. Стихи зарубежных поэтов в переводе Анны Ахматовой», вышедшей в очень хорошей сериии «Мастера поэтического перевода», которую выпускало издательство «Прогресс». Но вот что любопытно: из этих трех переводов, подписанных фамилией Ахматовой, перу поэтессы в действительности принадлежит лишь последний — «За вином».
Первые же два — «Голодный лагерь под Яслем» и «Баллада» — перевел замечательный поэт и личный секретарь Ахматовой Анатолий Найман, в ту пору 28-летний «неподцензурный» ленинградский литератор. Однако ни в журнале «Польша», ни в сборнике «Голоса поэтов» его имя не указано.
Неискушенный читатель, слабо знакомый с традициями тогдашней советской переводческой «кухни», может, чего доброго, подумать, что Анна Андреевна присвоила себе труд своего молодого коллеги. Но дело, разумеется, не в этом.
Выдающийся поэт и переводчик Анатолий Найман, недавно, увы, покинувший этот мир, в ту пору принадлежал к небольшой, но исключительно яркой компании молодых поэтов, которых после смерти Ахматовой назовут «ахматовскими сиротами». Кроме Наймана, в этот круг входили Иосиф Бродский, Евгений Рейн и Дмитрий Бобышев. Все они были очень разными, но объединяло их одно — их не печатали, считали смутьянами и антисоветчками, и рассчитывать на какую-либо официальную литературную работу им не приходилось. «Для меня, тогда молодого поэта, — писал Анатолий Найман тридцать лет спустя биографам Шимборской Анне Биконт и Иоанне Щенсной, — единственным способом заработка были переводы. Но поскольку я был молод, и у меня, как тогда говорили, были антиобщественные взгляды, получить заказ на переводы было необыкновенно трудно». Ахматова отдавала какие-то из своих заказов Найману, Бродскому и некоторым другим молодым ленинградским литераторам, обеспечивая их заработком, но из соображений конспирации переводы эти печатались, разумеется, под ее фамилией. Позднее Найман вспоминал, что был одним из пяти-шести переводчиков, кто когда-либо переводил «за Ахматову» — «им, так же, как и мне, Ахматова отдавала весь до копейки выписанный на ее имя гонорар». Довольно распространенная практика для тех кафкианских времен: например, когда в 1972 году в издательстве «Художественная литература» вышел сборник стихотворений Норвида, опубликованные в книге переводы Бродского были подписаны именем Владимира Корнилова. А все потому, что незадолго до выхода книги Иосиф Бродский эмигрировал из Советского Союза, и его имя было под запретом. Получив в издательстве деньги за переводы, Корнилов зашел к родителям Бродского на Литейный проспект и поделился гонораром. Поэтому Найман писал годы спустя, что «с публикацией ахматовских переводов следует вести себя осторожно. (...) Самое лучшее было бы выполнять ее волю, неоднократно ею разным собеседникам высказанную: в ее книгах после смерти переводов не перепечатывать. Это дело запутанное, невеселое, вынужденное...».