Нелюдим, о чьей неразговорчивости в кинематографической среде ходили легенды. Преподавая в лодзинской киношколе, он мог за всю лекцию не произнести ни слова. Тем не менее, мало кто пользовался таким авторитетом у студентов, как он.
Во время одного из симпозиумов кто-то спросил Хаса о связи его кино с современностью. Тот ответил со свойственной ему многословностью: «Связь есть». Его не интересовало злободневное кино, не слишком занимала политика, он не боролся с социализмом, и, по всей видимости, был равнодушен к борьбе с польскостью, которую вели кинематографисты польской школы.
Он всегда существовал обособленно. Вместо того, чтобы вслушиваться в ритмы эпохи, рассказывал о своих мирах. В «Петле» зрители становились свидетелями того, как заканчивается жизнь молодого алкоголика, а в «Рукописи, найденной в Сарагосе» и «Санатории под клепсидрой» режиссер увлекал их в глубину сказаний, героями которых были не только люди, но и время. Классическую «Куклу» Пруса он тоже сумел прочитать в собственном ключе, создать совершенно уникальное полотно.
Когда в 1965 году «Рукопись, найденная в Сарагосе» вышла в прокат, Зыгмунт Калужинский писал в «Политике»:
Это чудачество настолько чуднóе, что его можно назвать уникальным явлением в мировом масштабе. (…) Если говорить о постановке, «Рукопись...» — выдающееся достижение в истории нашего кинематографа.
Странные, сложные картины Хаса еще при жизни режиссера обросли легендами. Его фильмами восхищались Луис Бунюэль, Педро Альмодовар, Дэвид Линч, Мартин Скорсезе и Фрэнсис Форд Коппола. Но, похоже, для Хаса это не имело большого значения.
Эдвард Жебровский (1935–2014)