Демон табачного дыма. Сигареты, табак и сигары в жизни и творчестве польских писателей
Сигарета в зубах, сизые клубы табачного дыма, наполненная окурками пепельница — неизменные атрибуты творческой работы многих великих писателей, которым пара глубоких затяжек помогала отыскать удачную метафору или нужную рифму. Игорь Белов рассказывает о самых знаменитых курильщиках в польской литературе, заодно пытаясь найти ответ на вопрос — стоит ли бросать эту соблазнительную, но вредную привычку?
Picture display
standardowy [760 px]
Адам Мицкевич и ксендз Гагарин за шахматами (рисунок Марии Шимановской); из журнала «Tygodnik Illustrowany», 1895, №4 (26 января), с.53, репродукция Анны Билинской-Богданович, фото: Иво Ксенжек / Национальный музей в Варшаве
«Табак сделался одним из самых могущественных демонов в жизни писателя, — заметил Ян Парандовский в книге «Алхимия слова». — Кто раз ему поддался, уже не сможет и одной фразы написать, если не затянется дымом, если нет под рукой табака и спичек». Парандовский, часто фотографировавшийся с трубкой зубках, написал эти слова в 1951 году, когда в писательских кабинетах и редакциях литературных журналов от табачного дыма было не продохнуть. В то время табак был в прямом смысле слова «властителем писательских дум»: казалось, именно он помогал литераторам найти нужные слова, оригинальные образы, лучше сформулировать мысль.
Конечно же, так было не всегда. В XVI веке, когда табак, завезенный в Европу из Америки, начал приобретать первых сторонников, на «дьявольское зелье» обрушивались проповедники с церковных кафедр, его проклинали римские папы, запрещали специальными королевскими указами... Отразился этот конфликт и в польской художественной литературе. В 1636 году в Кракове была издана анонимная поэма «Спор табака с самогоном» («Poswarek tabaki z gorzałką»), в которой самогон выдвигает против табака ряд серьезных обвинений:
Text
Ты под стать лихим заразам,
Ты людской туманишь разум,
И бывают наважденья
От заядлого куренья...
Author
Перевод Александра Сиповича
Picture display
standardowy [760 px]
Ксендз Робак угощает шляхту табаком. Иллюстрация Влодзимежа Пшервы-Тетмайера к «Пану Тадеушу» Адама Мицкевича, 1919, фото: Biblioteka Narodowa Polona
Решительными противниками табакокурения были польские поэты эпохи барокко Ян Анджей Морштын и Бартоломей Зиморович, предупреждавший курильщиков, что «дыма табачного чернью клубы / схватят за горло страшней душегуба...». Спустя столетие отношение к табаку смягчилось — и вот уже польский поэт Игнаций Красицкий в стихотворении «Мудрец» пишет о табаке с мягким юмором:
Text
Для табака ли нос или табак для носа?
Заспорили до слез, знать, два молокососа.
Табачный лавочник, свидетель жарких врак,
Назначен был от них в решители вопроса.
— О чем и спорить тут? — решил наш думный дьяк. —
Вестимо, нос на то, чтоб нюхали табак.
Author
Перевод Петра Вяземского
А к началу XIX века табак победил окончательно. Его и нюхали, и курили. Да, привязчивое зелье ругали — уже, скорее, по инерции — Гёте и Бальзак, но вот Адам Мицкевич был заядлым курильщиком, всем остальным видам табака предпочитавший турецкий. На страницах его эпической поэмы «Пан Тадеуш» (1834) ксендз Робак потчует шляхту табачком, да таким отменным, что «чихали шляхтичи, как будто били пушки» — попутно выясняется, что этот «монашеский табак» Робак привез не из Ковна («который славится и табаком, и медом»), как подумали все, а «из Ясногорского монастыря святого» в Ченстохове:
Text
...табак и вправду духовитый,
Похваливал его Домбровский знаменитый.
Он три понюшки взял из табакерки этой.
«Гляди повеселей! — сказал мне,— и не сетуй!»
Author
Перевод Сусанны Аксеновой-Мар
Сигары для девушек-эмансипэ
Picture display
standardowy [760 px]
Жорж Санд, 1864, фото: Wikimedia Commons
Писатели XIX века курили в основном трубки, хотя попадались среди мастеров слова и любители сигар. Но если для писателей-мужчин курение было чем-то вроде допинга, помогавшего творить, то для писательниц-феминисток оно было еще и атрибутом гендерного равенства, которое тогда было сродни несбыточной мечте.
Одной из самых известных эмансипанток той эпохи была французская писательница Жорж Санд, которая не только носила мужские костюмы, но и демонстративно дымила сигарой, эпатируя обывателей. Благодаря ей табак сделался одним из символов женской независимости. «Хорошая “гавана” — одно из лучших изобретений человечества из тех, что я знаю, — писала Жорж Санд в дневнике. — Кладя свою сигару после последней затяжки, я не могу не восхищаться проделанной мною работой, которая принесла мне полчаса истинного наслаждения».
Picture display
standardowy [760 px]
Нарциза Жмиховская, 1860, фото: Кароль Бейер / Wikimedia Commons
По примеру Жорж Санд, выкуривавшей до семи сигар в день, к табаку пристрастилась ее польская современница, писательница Нарциза Жмиховская, одна из основательниц польского феминистского движения. Жмиховская, автор «готического» романа «Язычница» («Poganka», 1846), публично курила сигары, коротко стриглась, ездила верхом и как ни в чем не бывало заявлялась в Национальную библиотеку в Варшаве, хотя женщинам в то время это запрещалось.
Picture display
standardowy [760 px]
Чеслав Милош, Швеция, 1980, фото: SIPA/East News
Незадолго до своего 90-летия выдающийся польский поэт Чеслав Милош признался в интервью «Газете выборчей»: «Я был заядлым курильщиком. Я курил много лет, причем курил крепкие французские сигареты. Но потом бросил. И уже давно не курю».
Курить Милош начал во время учебы в Вильно, в конце 1920-х годов. Сигареты тогда еще не получили в Польше широкого распространения, и люди курили в основном папиросы, которые приходилось набивать вручную. Об этой технологии Милош вспоминал в своей книге «Азбука»:
Text
В те времена надо было покупать табак и гильзы, чтобы набивать папиросы дома. Коробочки с гильзами были разных цветов и с разными рисунками. (...) Кстати говоря, гильзы оказались довольно недолговечной технологией и исчезли во время войны. Тогда в Варшаве продавали домашний, хорошо обработанный табак прямо на улице, обычно раскладывая товар на тротуаре. Отдельно нужно было покупать папиросную бумагу, и можно было приобрести немалую сноровку в скручивании «банкруток», как называли в Литве самокрутки.
Author
Перевод Никиты Кузнецова
Picture display
standardowy [760 px]
Чеслав Милош и Стефан Кисилевский, фото: Славек Беганьский / Forum
Как поэт Милош формировался в межвоенной Польше, когда словосочетание «некурящий писатель» было оксюмороном. В то время курили даже в кинотеатрах во время сеансов — эта деталь упомянута в замечательном стихотворении Константы Ильдефонса Галчинского «Маленькие кинозалы»: «Шумит кинолес блестящий, / пальмовый, настоящий, / и в луче серебристом / дым сигарет снует» (перевод Иосифа Бродского). Сам Галчинский дымил, словно коксовый завод, и о своих достижениях курильщика писал так: «Я вернулся в отель. / Сорок трубок за ночь — комната аж / почернела от дыма» («Инга Барч», перевод Бориса Слуцкого).
Табак долгое время был для Милоша одним из видов допинга, о чем он вспоминал в поздних стихах: «Когда я не мог без алкоголя, держался на алкоголе. / Когда не мог без сигарет и кофе, держался на сигаретах и кофе. / Смелым был. Работящим» (перевод Владимира Британишского). Курение становилось неким медитативным ритуалом, помогавшим упорядочить мысли. Кажется, сам процесс сворачивания папирос делает тех, кто решительно предпочитает самокрутки сигаретам, немного философами. О чем-то подобном сказано у Милоша в поэме «Поэтический трактат» (1957):
Text
Я высыпал табак, скрутил цигарку
И чиркнул спичкой в домике ладони.
А почему не трут и не кресало?
Дул ветер. В полдень я сидел и думал
На том краю картофельного поля.
Author
Перевод Натальи Горбаневской
Вислава Шимборская, нарушительница протокола
Picture display
standardowy [760 px]
Вислава Шимборская, 1998, фото: Юрек Хольцер / SvD / SCANPIX /East News
Самой знаменитой курильщицей в польском литературном мире по праву считается Вислава Шимборская. Выдающаяся поэтесса курила до последнего дня своей жизни, не расставаясь с сигаретами даже после того, как врачи поставили ей неутешительный диагноз, полностью исключавший курение. «Я запомнил Шимборскую как заядлую курильщицу, неизменно с сигаретой в руке», — вспоминал о польской нобелиатке ее секретарь Михал Русинек. Больше всего нравилось поэтессе покурить под рюмочку коньяка. Если вы придете на Раковецкое кладбище в Кракове, где похоронена Шимборская, то увидите, что на ее могиле рядом с цветами разбросаны сигареты, которые оставляют поклонники поэтессы — так, например, парижане приходят выкурить «житанину» на могиле Сержа Гинзбура, еще одного великого поэта-курильщика.
Picture display
standardowy [760 px]
Вислава Шимборская, 1980. Фото: Войцех Плевиньский / Forum
В дни, когда Виславе Шимборской в Стокгольме вручалась Нобелевская премия по литературе, пристрастие поэтессы к сигаретам чуть было не привело к нарушению протокола и политическим осложнениям. Дело в том, что в Швеции есть неписанное, но железное правило: на банкете с участием короля нельзя сделать ничего, что до этого первым не сделал бы король. Если король поднимает бокал и предлагает тост, это означает, что все присутствующие могут выпить. Если король берет в руки нож и вилку, это сигнал, что участники мероприятия вправе поесть. Нобелевский комитет был прекрасно осведомлен, что для Шимборской курение — неотъемлемая часть любого светского мероприятия. Но если бы поэтесса закурила первой в присутствии некурящего короля, это было бы равносильно скандалу. В итоге после долгих переговоров между королевской канцелярией и польским посольством король Швеции Карл XVI Густав на банкете по случаю вручения Виславе Шимборской Нобелевской премии был вынужден сделать пару затяжек, несмотря на то что шведское министерство здравоохранения категорически запретило ему показываться с сигаретой на публике.
Picture display
standardowy [760 px]
Станислав Ленц, «Портрет Вейсенхофа и Владислава Реймонта», Кшиштоф Вильчинский / Национальный музей в Варшаве
Почему люди начинают курить? Для неокрепших душ первая затяжка — пропуск в мир взрослых. Поэтому столько ухищрений предпринимают герои романа польского писателя Антония Либеры «Мадам» (1998), варшавские школьники 1960-х, чтобы выкурить по сигаретке во время большой перемены. В школьном туалете дым клубится, словно в котельной, и идет оживленная дискуссия, как лучше затягиваться — ртом или через нос. А тем временем учителя выходят на охоту за курильщиками:
Text
Курение среди учащихся было, разумеется, категорически запрещено и сурово каралось. Курильщиков ждала нелегкая жизнь. В поисках сигарет у них выворачивали карманы, проверяли на запах табака их дыхание, обнюхивали одежду и искали следы никотина на пальцах. Несчастные вынуждены были прибегать к различным, иногда очень сложным приемам, чтобы скрыть свой порок. Жить им приходилось в вечном страхе и постоянном напряжении. Они из принципа курили на каждой перемене, но только на большой им удавалось предаваться этому занятию в сравнительно спокойной обстановке и не без приятности, потому что в это время учителя были заняты вторым завтраком и не проверяли туалеты. Но время от времени и на большой перемене случались облавы.
Author
Перевод Сергея Макарцева
Книга «Мадам» написана в жанре «романа воспитания», и главным средством инициации главного героя, ученика одной из варшавских гимназий, здесь выступает, конечно же, не курево, а эротическое влечение к учительнице французского. Пытаясь побольше узнать о предмете своей страсти, герой отправляется в так называемый Центр французской цивилизации, располагавшийся тогда во дворце Сташица в Варшаве. И первым сигналом того, что он оказался в другом мире, оказывается запах — «приятный, тонкий, слегка пьянящий (...) аромат ландыша, настоянный на запахе благородного табака». Позже выясняется, что это был запах французских сигарет «Голуаз» и «Житан».
Text
Под рукой, на темно-зеленом сукне лежала пачка сигарет «Житан», красная, цилиндрической формы газовая зажигалка из прозрачного пластика и белая пепельница с надписью «Courvoisier», на дне которой покоился раздавленный окурок со следами красной губной помады.
Author
Перевод Сергея Макарцева
Picture display
standardowy [760 px]
Анджей Стасюк, 1994. Фото: Эльжбета Лемпп
С «Голуаза» начинал курить и замечательный польский прозаик Анджей Стасюк. В эссе «Курение» из книги «На желтых дорогах нет экспрессов» («Nie ma ekspresów przy żółtych drogach», 2013) он писал:
Text
Помню, как в середине 1970-х на фоне посконных изделий коммунистической промышленности появились красные пачки «Мальборо» и толстенькие синие пачки «Голуаз». «Голуаз» в версии «хард» были толщиной с мизинец и без фильтра. В ожидании утреннего автобуса, отвозившего меня в школу, я украдкой выкуривал одну. Когда автобус подъезжал, с трудом попадал в открытую дверь и тут же плюхался на сиденье (...) До того, как начать курить, мы — я говорю о себе и своих ровесниках — исповедовали что-то типа табачного культа: собирали пачки из-под сигарет, но только импортных. (...) Они позволяли нам соприкоснуться с далекой, почти что сказочной действительностью, и одновременно символизировали чувственный, практически грешный мир взрослых, куда все мы так стремились.
Author
Перевод Полины Козеренко
Остается добавить, что герои самой удачной и самой «пацанской» книги Стасюка «Белый ворон» (1995) тоже постоянно дымят — как и положено настоящим ковбоям, курят они, конечно же, «Мальборо».
Часть имиджа или орудие абьюза?
Picture display
standardowy [760 px]
Марек Хласко, Берлин, 1960, фото: Friedrich / Interfoto / Forum
Говорят, что традицию фотографироваться с сигаретой в уголке рта завели французские писатели — сюрреалисты и экзистенциалисты. Вид, что ни говори, получается лихой и брутальный. Среди польских авторов первым эту манеру взял на вооружение легендарный прозаик Марек Хласко, обожавший позировать фотографам с дымящей сигаретой в зубах. В сочетании с кожаной курткой и иронически-хулиганским прищуром — попробуйте-ка не прищуриться, если сигаретный дым ест вам глаза — получался образ «плохого парня», «польского Джеймса Дина» и «бунтаря без причины».
Реальная жизнь, впрочем, была не столь кинематографична. Великолепный писатель, Хласко и в самом деле был «плохим парнем», в том смысле, что жил плохо, трудно и опасно: отчаяние, нищета и пьянство были его постоянными спутниками. Эмигрировав в середине 1960-х годов в Израиль, он не обрел покоя, а наоборот, еще больше пошел в разнос. Зайдя однажды в бар на тель-авивской улице Яркон, чтобы выпить рюмку коньяка, Хласко отправился оттуда прямиком под арест, а затем на скамью подсудимых. Об этом не слишком рыцарском эпизоде своей биографии, в котором сигарета сыграла зловеще-абьюзивную роль, Хласко с беспощадной откровенностью повествует на страницах книги-мемуара «Красивые, двадцатилетние» (1966):
Text
Ко мне подсела какая-то девица и попросила ее угостить. Я сказал, что пустой, и предупредил бармена, что плачу только за себя. Потом взял еще одну рюмку, и еще одну; девица пила наравне со мной. Наконец я попросил счет, бармен посчитал за шесть рюмок.
— Ничего не выйдет, — сказал я. — Я предупредил, что плачу только за себя.
Бармен дал мне правильный счет; я потянулся за пепельницей, чтобы стряхнуть пепел, но разъяренная дочь Коринфа отодвинула пепельницу.
— Для таких, как ты, даже пепельницы жаль, — заявила она.
— Это ты сказала, — ответил я и погасил сигарету об ее щеку.
Меня арестовали...
Author
Перевод Ксении Старосельской
Picture display
standardowy [760 px]
Ежи Гедройц, фото: Петр Вуйчик / AG
«Если с утра нельзя выкурить сигарету, то лучше вообще не просыпаться», — говорил Иосиф Бродский. Под этими словами русского нобелиата с готовностью подписался бы выдающийся польский публицист, диссидент и мыслитель, создатель и редактор парижской «Культуры» Ежи Гедройц, который курил с десяти лет, умудрившийся при этом дожить до девяноста четырех.
«Я очень много курю, попиваю виски в умеренных количествах и ем нездоровую пищу, например, литовские колдуны», — признавался Гедройц в интервью польскому радио. В конце жизни он несколько раз попадал в больницу, был вынужден отказаться от алкоголя, но от сигарет так и не отрекся. Из его кабинета в доме в Мезон-Лаффите, где располагалась редакция «Культуры» и основанное Гедройцем издательство «Instytut Literacki», постоянно наплывал запах кофе и сигаретного дыма. Вот как реконструировала день Гедройца автор его биографии, польская писательница и репортер Магдалена Гроховская:
Text
В твидовом пиджаке и шейном платке Ежи Гедройц шагает за свежим номером «Le Monde», чтобы потом по-соседски зайти на бокал вина в ближайшее кафе. Или нет! Сегодня четверг, в городке рыночный день, так что он идет за овощами и мясом, а заодно и цветами для кабинета. Кладет синицам в кормушку кусочек маргарина. Перед завтраком кормит белого петушка. Читает в клубах ментолового дыма. Порой ему докучает мигрень.
Author
Перевод Игоря Белова
Picture display
standardowy [760 px]
Марцин Светлицкий, фото: Юстина Роек / East News
Среди современных польских поэтов курильщиком №1 по праву считается Марцин Светлицкий, который превратил эту свою привычку... в поэзию. Среди поэтических книг, навсегда вошедших в историю польской литературы, далеко не последнее место занимает сборник Светлицкого «37 стихотворений о водке и сигаретах» («37 wierszy o wódce i papierosach», 1996) — книга, обжигающая, как глоток «Выборовой», полная страсти, секса и драйва, странных персонажей и неожиданных метафор, которые, кажется, создаются не по авторской воле, а сами собой складываются из седых клубов табачного дыма, которые выдыхает поэт.
Имидж Светлицкого — под стать его поэзии: темные очки, черный пиджак и неизменная сигарета. Кажется, что он не прекращает курить даже во сне. Вот как описывает Светлицкого украинский писатель Сергей Жадан на страницах своей книги «Марадона»:
Text
...было лето, стояла жара, он сидел перед своим выступлением в баре и пил свое бесконечное пиво. Был в черном костюме — ну, это понятно, имидж, никто так не держится за имидж, как эти старые панки, (...) ну и табак — горы табака, поэт должен быть пьяным и в дыму, от него должно нести если не серой, то по крайней мере красным мальборо, он потом так и выступал — в черном костюме, в котором ему было, очевидно, жарко и неудобно, с пивом и сигаретами, с одним из своих бесконечных музыкальных проектов, это тот случай, когда рок-н-ролл может не присутствовать в тексте, потому что он обязательно присутствует в твоем пиве и в том дыму, который ты выдыхаешь.
Author
Перевод Игоря Белова
Picture display
standardowy [760 px]
Марцин Светлицкий. Фото: Эльжбета Лемпп
Различные ограничения, с которыми сталкиваются курильщики в современной Польше, преследования и «никотиновая стратификация общества» — всё это, конечно, сильно выводит Светлицкого из себя. Однажды он, как и положено поэту, дал волю своему раздражению в стихотворении, которое так и называется — «Курение»:
Text
Спрашивается, почему это некурящие
садятся без зазрения совести на места для курящих?
Почему хотят доминировать?
Почему вечно ходят в обиженных?
Моя маленькая подружка, сигарета.
Я провёл с тобой больше времени, чем с кем-то другим.
Мы убиваем друг друга
с нежной привязанностью.
Спрашивается, почему это некурящие
не ценят нашего одиночества,
нашей безумной отваги, нашего
зноя, нашего пепла?
Author
Перевод Игоря Белова
Picture display
standardowy [760 px]
Богдан Задура, Варшава, август 2007, фото: Влодзимеж Василюк
«Бросить курить легко. Я сам тысячу раз бросал», — заметил однажды Марк Твен. В самом деле, для того, чтобы расстаться с этой дурной привычкой, нужны титанические усилия — или, по крайней мере, прямая угроза для жизни.
Замечательный польский поэт и переводчик Богдан Задура, курильщик с полувековым стажем, был вынужден расстаться с табаком после обширного инфаркта, который он с неподражаемой самоиронией и юмором описал в стихотворении «Первое после 1963 года стихотворение без сигарет», притворно ругая своих коллег по редакции, вовремя вызвавших «скорую»:
Text
добрый мой боже
солнечным майским утром 2013-го
(...)
ты дал мне шанс умереть
в здравом уме и твердой памяти
(...)
но нехорошие люди
всё испортили
из-за них упустил я свой шанс
умереть на работе
что всегда считалось почетным
и не таким обременительным
как смерть в постели
Author
Перевод Игоря Белова
А вот прозаик Веслав Мысливский, не представляющий себе литературную работу без курения, не сдается. Сейчас он выкуривает не больше восьми сигарет в день — возраст дает о себе знать. Однако на вопрос корреспондента журнала «Newsweek», боролся ли он с этой привычкой и сколько раз бросал, Мысливский решительно ответил: «Не боролся, не борюсь и не собираюсь бороться!»
Если же курить бросит поэт Марцин Светлицкий, то, как говорится, небо упадет на землю, а Висла потечет вспять. Хотя кто знает — судя по очень ироническому стихотворению «38-я песня о сигаретах», такие мысли посещают поэта как минимум во сне. А расстаться с самоубийственной привычкой его лирическому герою помогает, разумеется, любовь:
Text
Ну, представьте себе: сплю и вроде не сплю,
в этом сне и не-сне размечтавшись
о девушке, что отучит меня курить,
что отучит меня курить,
и не где-нибудь, а в Варшаве.
Любовь выручает
надёжней всего в Варшаве.
Глянцевые журналы рвать меня будут на части,
все варшавские медиа меня сразу зауважают.
«Это тот, кто нашёл покой, кто нашёл своё счастье
и любовь, она его отучила
от вредных привычек
в Варшаве».
Author
Перевод Игоря Белова
Уходящий мир табачного дыма
Picture display
standardowy [760 px]
Анджей Стасюк, фото: Петр Яновский / AG
Если вы решили завязать с курением, будьте готовы к тому, что ностальгия по запаху и вкусу табака, по еле слышному шелестящему звуку, с каким потрескивает горящая папиросная бумага, по необыкновенно сладкому головокружению, возникающему после первой затяжки, скорее всего, останется с вами навсегда. Анджей Стасюк, курильщик с двадцативосьмилетним стажем, расставшийся с сигаретами в начале 2000-х, писал:
Text
Теперь мне остается только вспоминать, и я делаю это почти с таким же удовольствием, с каким курил. (...) Кажется, в то время, в шестидесятые, курили все. В воздухе висел резкий запах темного табака. Светлый, «Вирджиния», появился, видимо, позже и встречался только в самых дорогих сигаретах. Все курили темный. Его запах был вездесущ. В домах, на улице, в поездах. Водители садились в автобусы, заводили двигатели и немедленно закуривали. Автобус отъезжал, а стелившееся над головой шофера серое облако расплывалось по всему салону.
Author
Перевод Полины Козеренко
Бросив курить, Стасюк, казалось бы, ничего не потерял — наоборот, ушла одышка, и писатель, по его собственному признанию, привык к утреннему кофе без сигареты. «И все же печально смотрю я на уходящий мир табачного дыма», — подытоживает он. Возможно, потому, что курение в ПНР было «знаком эгалитаризма», и никто не демонстрировал «свое превосходство над окружающими из-за отсутствия вредной привычки», а курильщики не чувствовали себя людьми второго сорта. А может быть, все дело в том, что крепкие сигареты и дешевый алкоголь были и останутся спутниками-символами «юности мятежной»?
Как бы то ни было, размышляя о плюсах и минусах курения, имеет смысл помнить слова Курта Воннегута: «Сигареты — это стильный способ покончить с собой». А вот какая часть этой фразы важнее, решать вам.
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]