Что читал молодой Лем? Фантастика из далекого прошлого
Научная фантастика появилась в Польше раньше, чем человеку удалось покорить космос. Когда польские города робко вступали в современность, у польских литераторов уже случались футурологические прозрения. Познакомьтесь с тремя писателями, повлиявшими на молодого Станислава Лема.
В воспоминаниях и интервью Лем не раз возвращался во времена своего львовского детства. Благодаря этому мы знаем, что внешне он мало отличался от ровесников: точно так же гонял мяч, встречался с девушками (хотя по словам Лема, он «их отпугивал, рассказывая им о звездах»), ходил в горные походы и любил глупые розыгрыши. Но гораздо больше его интересовала жизнь внутренняя: что-нибудь изобретать, проводить химические опыты (особенно взрывы) и, конечно, читать. Пользуясь современной терминологией, заимствованной из американской поп-культуры: нердом Лем, может, и не был, но уж гиком был точно.
Picture display
standardowy [760 px]
Издательский каталог «Тридцать томов Библиотеки знания», 1938, фото: Polona.pl
Отец Лема, известный и состоятельный врач, предоставил своему единственному сыну солидную библиотеку. Помимо непременной классики польской литературы (Фредро, Словацкий, Мицкевич) Лем проглотил все книги для юношества той (и не только той) эпохи: Генрик Сенкевич, Джек Лондон, Жюль Верн, Карл Фридрих Май. Кроме того, он проштудировал множество научно-популярных изданий, в частности 30 томов серии «Библиотека знания», выпущенных издательством Тшаска, Эверт и Михальский. Именно из них Лем почерпнул первые сведения о вселенной, о проектах городов будущего, о строении звезд и атомов. Спустя годы он писал:
Не знаю, откуда что бралось, но меня уже тогда очень интересовали космические путешествия.
Не удивительно, что больше всего его увлекала фантастика — как научная, так и чудесная. Из иностранных авторов первое место занимал Г. Д. Уэллс, второе — Эдгар Аллан По. Рассказывая о своих юношеских увлечениях, Лем называл имена трех польских авторов, предшественников польских фантастов. Итак, вот они.
Стефан Грабинский. «Демон движения» в качестве guilty pleasure
Picture display
standardowy [760 px]
Стефан Грабинский. «Остров Итонго» (1936) и «Демон движения» (1919), фото: Polona.pl
Первый поляк, который ввел духов в мир современности. В его страшных рассказах, действие которых происходит в галицийской провинции (где главным достижением прогресса считается вокзал и телеграф), технические новшества уживаются со сверхъестественными силами из оккультных книг и народных поверий.
В рассказах из его лучшего сочинения, «Демона движения» (1919), есть множество таинственных железнодорожных станций, рыскающих по вагонам призраков, людей, охваченных безудержной жаждой странствий. Железная дорога была для Грабинского «символом жизни и огненного биения ее пульса — символом демонизма движения, сверхмощной силы, родом из ниоткуда, силы, которая гонит миры сквозь межпланетные пространства».
Грабинского сравнивали с По и Лавкрафтом. «Демон движения» вызвал недолгую сенсацию, однако, к разочарованию автора, его последующие произведения, в которых он эксплуатировал эзотерические и парапсихологические мотивы, читатели приняли уже не столь хорошо. Новеллист Грабинский менее успешно справлялся с ролью романиста. Лем считал: «Необходимо признать, его романы провалились. Они не выдержали испытания временем, превратившись в чересчур оккультное знание». Однако Лем высоко ценил рассказы Грабинского, называл его «новеллистом действительно высокого класса», «не потерявшимся в соперничестве с европейскими современниками».
Picture display
standardowy [760 px]
Эдгар Аллан По, портрет, фото: Polona.pl, обложка книги, фото: рекламные материалы
В 1930-е годы Грабинский, как и Лем, жил во Львове. Один из школьных друзей будущего писателя дружил с дочерьми Грабинского. От него Лему стало известно о существовании личной библиотеки автора «Демона движения», в которой тот хранил под замком произведения, не предназначенные для глаз его отпрысков. Должно быть, образ таинственного книгохранилища запал Лему в душу, раз он вспоминал о нем спустя шестьдесят лет. А к чему приводит чтение ужасов в пустой квартире, Лем рассказывал Томашу Фиялковскому:
Text
В гимназии я впервые прочитал рассказы Грабинского о духах, которые произвели на меня страшное впечатление. Наверное, с ними связано странное происшествие, оставшееся в моей памяти. Родители снимали ложу в Большом театре и ходили на спектакли, а я оставался дома и делал уроки. Как-то раз, сидя над заданиями, я услышал голос матери, доносящийся из комнаты родителей, которая находилась за моей спиной; дверь была приоткрыта, внутри темно. Я машинально ответил и внезапно понял, что я в квартире один. Я сильно испугался, подумал, что это какой-то знак, и сразу же помчался в театр. <…> Я вбежал в ложу, родители побледнели: — Что случилось? — Я слышал голос. — А ты заходил в комнату? — Заходил, включил свет, но там никого не было. Должно быть, это была галлюцинация, хотя никогда, ни до, ни после, со мной ничего похожего не случалось.
В зрелом возрасте Лем не расставался с Грабинским, хотя относился к его сочинениям как к своего рода guilty pleasure. Он признавался историку литературы Станиславу Бересю:
Text
Еще я до сих пор люблю читать, хотя и с некоторой долей снисходительности, Грабинского. Его произведения с литературной точки зрения — ужасное старье, но в них есть как раз то самое очарование старья. <…> В моем отношении к Грабинскому, выросшему словно экзотический цветок на львовском болоте, много симпатии, смешанной с иронией. Это место заколочено досками, а его мечты о большом мире и карьере, все эти скандалы с критиками <…> все вместе производит очень трогательно-жалкое впечатление.
Несмотря на язвительность, Лем очень много сделал для спасения от забвения одного из любимых авторов своей юности. Избранные рассказы Грабинского вышли в серии «Станислав Лем рекомендует», причем автор «Соляриса» снабдил издание обширным эссе на тему его творчества. Лем способствовал переводам Грабинского на немецкий. Отголоски творчества Грабинского звучат и в его собственных произведениях; особенно там, где созданные людьми человекообразные роботы неожиданно начинают вести себя так, словно они сговорились против своего создателя. Сам автор в качестве примера подобного влияния приводил рассказ «Терминус» из «Рассказов о пилоте Пирксе», где «хотя духов и нет, но они есть».
Ежи Жулавский. Разочарование в Луне
Picture display
standardowy [760 px]
Ежи Жулавский и Ян Каспрович, 1911, фото: из семейного архива Жулавских
О том, насколько болезненным может быть столкновение литературных фантазий с научными открытиями, Лем говорил в интервью с литературным критиком Яном Гондовичем:
Text
Ах, эта Луна, она страшно меня разочаровала. Я вырос на книгах Жулавского. «На серебряной планете»: дикие пейзажи, кручи, пропасти, обрывы... <…> Ну и оказалось, что нет никаких круч, скал, вообще ничего нет… Там все какое-то овальное. И никуда от этого не деться…
Из «Лунной трилогии» Жулавского (в нее входят: «На серебряной планете. Рукопись с Луны», 1903, «Победоносец», 1910 и «Древняя Земля» 1911 года) Лем больше всего любил как раз первую часть. Действие происходит в начале XXI века. Мы читаем:
Text
На побережье Африки, в двадцати с лишним километрах от устья Конго, зияло громадное отверстие уже готового колодца из литой стали, откуда вскоре должен был вылететь на Луну первый снаряд с пятью смельчаками внутри.
Они хотят попасть на обратную, невидимую с Земли, сторону Луны, поскольку верят, что условия там пригодны для жизни. Последняя депеша, отправленная на Землю, такова: «Все хорошо, нет поводов для опасений». На этом связь обрывается. Вслед за первой отправляется вторая миссия, которая тоже исчезает без следа. Спустя пятьдесят лет, когда о сумасбродной экспедиции все давно позабыли, к сотруднику обсерватории попадает дневник одного из членов экспедиции…
Для доктора философских наук Жулавского космический антураж — лишь повод для размышлений на тему истоков человеческой цивилизации, генезиса религиозных верований и социальных систем. Однако молодежь оценила эти книги по другой причине. Лем писал:
Text
Первые кругосветные путешествия — первые экспедиции в глубь неведомых материков, первые перелеты через океан и первые попытки борьбы с эпидемиями приносили неудачи, поражения, катастрофы и смерть пионеров, причем самопожертвование героев зачастую не давало вообще никаких непосредственных результатов. Молодежь особенно хорошо понимает подобные безумства <…>, но восторженное отношение к героям — это, пожалуй, одна из прекраснейших черт молодежи, и именно ей обязана своей долгой жизнью книга Жулавского.
Так или иначе, сочинения Жулавского — уникальное для своей эпохи явление: когда его «младопольские» коллеги изливали на бумагу свои внутренние переживания, воспевали красоту Татр или оплакивали безнадежное состояние польского вопроса, писатель в своем воображении уносился за пределы околоземной орбиты. В 1977 году книгу экранизировал двоюродный внук писателя, режиссер Анджей Жулавский.
Заметим, что самое первое в польской литературе описание экспедиции на Луну (не считая легенды о пане Твардовском) появилось гораздо раньше, в далеком 1785 году. Его автором стал Михал Димитр Краевский, сочинивший книгу «Войцех Здажинский, жизнь и приключения свои описывающий». Произведение выдержано в духе романа-утопии, характерного для эпохи Просвещения, в нем чувствуется легкая нотка морализаторства и авантюризма. Главный герой воплощает собой сарматские пороки: прокутив родовое гнездо, он бежит от кредиторов на Луну… на воздушном шаре.
Владислав Уминский. Человек, который придумал слово «самолет»
Picture display
standardowy [760 px]
Обложки книг Владислава Уминского «Внеземные миры» и «На шаре к Южному Полюсу» и Ежи Жулавского «На серебряной планете», фото: Polona.pl
Во времена, когда по польским улицам еще ездили конные трамваи, одним из певцов технологического прогресса и предтечей научной фантастики был Владислав Уминский — еще один автор, которого Лем называет одним из любимых писателей своей молодости.
Уминский, родившийся в 1865 году, был типичным сыном позитивизма с его рационализмом и верой в прогресс. Сам он с юности мечтал о карьере изобретателя. Он изучал естественные науки в Санкт-Петербурге, а на досуге конструировал модели летательных аппаратов. Проводил эксперименты в лаборатории варшавского Музея промышленности и сельского хозяйства, где познакомился с Марией Склодовской-Кюри. Из-за финансовых проблем семьи Уминскому пришлось отказаться от мечты о научной карьере. В качестве утешения он стал писать научно-фантастические романы.
К Уминскому прочно пристал ярлык «польского Жюль Верна». Впрочем достаточно взглянуть на названия его произведений для молодежи, чтобы понять почему: «Победители океана» (1891), «На шаре на Южный Полюс» (1894), «В неведомые миры» (1895, другое название «На вторую планету»), «В глубинах океана» (1920).
Каковы главные темы тридцати его романов? Гениальные изобретения, отважные экспедиции, покорение природы, открытие неизвестного, преодоление ограничений. При этом он не забывал об изрядной порции дидактизма и патриотизма. Воздушному шару, команда которого совершает пионерский перелет над Южным Полюсом, он дал название «Польша» (а ведь Уминский писал во времена разделов).
Упомянутые произведения стали продолжением его научно-популярной деятельности. Он издал ряд брошюр, знакомящих молодежь с последними новостями из области науки и техники, а спектр его интересов был поистине огромен: Уминский писал об электричестве, промышленности, динозаврах, космосе, охране природы и многом другом. Особый интерес он питал к авиации. Уминский писал:
Text
На заре двадцатого века мы стали свидетелями, пожалуй, крупнейшего триумфа, какого человек добился в своей многовековой борьбе с силами природы: мы наконец завоевали воздух, эту капризную стихию, которая так долго потешалась над нашими усилиями.
Именно при участии Уминского в польском языке закрепилось слово «самолет», ведь раньше летательные аппараты называли аэропланами. В одном из рассказов конца XIX века этим словом он назвал дирижабль, а в современном значении использовал слово «самолет» в романе «На самолете вокруг света» 1911 года.
Picture display
standardowy [760 px]
Станислав Лем, 1977, фото: Binder / ullstein bild / Getty Images
Уминский был Мафусаилом польской приключенческой литературы: он дебютировал в 1880 году, а в 1950-е годы получил из рук Берута награду по случаю семидесятилетия творческой деятельности. Тогда в журнале «Przekrój» писали, что многие из его прогнозов «перестали быть фантастическими, поскольку современная наука и техника осуществила и даже превзошла предсказания автора». Обычно Уминский не фантазировал на тему новых изобретений, скорее он пытался представить, как будут развиваться уже существующие технологии.
Его последний роман «Внеземные миры. Первый межпланетный полет» («Zaziemskie światy. Pierwszy lot międzyplanetarny») повествует об экспедиции на Венеру, где члены экспедиции встречаются с высокоразвитой цивилизацией. Технологическими достижениями венерцы обязаны своей высокой духовности и пацифистским идеалам. Само же космическое путешествие стало возможным лишь благодаря американской технологии — такие вещи не могли пропустить цензоры времен сталинизма, поэтому публикацию книги задержали на восемь лет. Она вышла уже после смерти автора, в 1956 году. Интересным стечением обстоятельств можно считать то, что примерно тогда же экспедицию на Венеру описывал Станислав Лем в своем первом фантастическом романе «Астронавты» (1951). Однако Лем рисует диаметрально противоположную картину: путешественники находят остатки развитой цивилизации, которую привели к самоуничтожению междоусобные распри.
Автор: Патрик Закшевский, декабрь 2019
Перевод с польского: Мадина Алексеева
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]