Упырь Мицкевича
Народные обычаи, связанные с верой в вампиров, глубоко проникли в литературу XVIII–XIX веков. В классических произведениях можно найти много ярких описаний борьбы с упырями.
Необычное происшествие в деревне Тухля
28 июля 1873 года «Львовская газета» в разделе «Хроника» сообщала о тревожных событиях в деревнях Тухля и Славско. Бушующая в окрестностях холера вынудила крестьян раскопать могилы и покалечить трупы — виновниками эпидемии они сочли выходящих из могил мертвецов.
Text
Жители деревень Тухля и Славско поверили рассказам неизвестных источников о том, что причина холеры — люди, выходящие из могил, то есть упыри. Ведомые этим чудовищным суеверием, крестяне по совету и под предводительством Олексы Илькова из Тухли ночью выкопали тело покойного старосты Миколая Мацевки, которого объявили вампиром, и вбили три кола — в голову, бок и спину, после чего Олекса Ильков выстрелил в покойника. После этого труп расчленили, собрали кровь и землю из гроба и раздавали их в качестве лекарства от холеры.
Picture display
standardowy [760 px]
Фото: Национальная библиотека / Polona.pl
Спустя две недели та же газета опубликовала более подробное описание событий в Стрыйском округе. Надругавшиеся над могилами охотники за вампирами к тому моменту либо умерли от холеры, либо были арестованы. Автор большой заметки на этот раз не жалел для читателей ужасающих подробностей, а также не стеснялся в выражениях относительно душевного здоровья жителей галицийских деревень.
Text
Сцены эти воистину словно из фантастических романов Гофмана или с картин Калло и Брейгеля. А ведь все это случилось рядом с нами, в Галиции, среди нашего народа, который, увы, в глубине души, где-то на дне своих мрачных фантазий сохранил веру в ужасающие колдовские чары...
Особое внимание автор сообщения уделил процедурам над трупом Миколая Мацевки, признанного сеющим заразу упырем. Его кровь крестьяне использовали как антидот от холеры.
Text
С топорами и осиновыми кольями, знаменитым средством от вампиров, злоумышленники отправились в путь. Олекса четвертовал труп в гробу и проткнул его осиновым кольями. Затем он выдавил застывшую густую кровь из изрубленных останков в сосуд. Эта кровь должна была стать чудодейственным лекарством от холеры. Один из соучастников Яким Бережинец взял кровь с собой, чтобы раздавать односельчанам. Михал Мацевка тут же напоил кровью покойника заразившуюся холерой жену, а Бережинец — другую больную крестьянку.
Газета описывает случаи из Тухли и Славско как события чрезвычайные и омерзительные, следствие архаичных суеверий необразованных и примитивных галицийских крестьян. Охота на вампиров, раскапывание могил и расчленение трупов на пороге последней четверти XIX века просвещенным элитам казались варварством.
Picture display
standardowy [760 px]
Рисунок Циприана Камиля Норвида, 1870, фото: Национальная библиотека / Polona.pl
Проблема в том, что большинство читателей «Львовской газеты» уже сталкивались с похожим и даже подозрительно совпадающим в деталях описанием расчленения трупа и распития его крови. Оно содержится в первой же сцене третьей части поэмы Адама Мицкевича «Дзяды». Именно в дрезденских «Дзядах», казалось бы вырванных из контекста польской деревни, описана сама суть народных верований в восставших из могил мертвецов. В песне, предваряющей «малую импровизацию». Конрад поет:
Text
И песнь продолжает: ваш мир я нарушу!
Сперва я зажечь моих братьев должна.
Кому запущу я клыки свои в душу,
Тем участь вампиров, как мне, суждена.
И песня к великому мщенью зовет,
Так с богом, иль пусть против бога — вперед!
Мы кровь его выпьем. Зубами, ногтями
Вопьемся, разрубим врага топором,
Мы к доскам его приколотим гвоздями,
Чтоб он из могилы не встал упырем.
Author
(Перевод Вильгельма Левика)
В качестве мистическо-политической метафоры Мицкевич использовал неотъемлемые элементы вампирской — или, точнее, упырской — драмы: вампир пьет кровь родных и близких, заражает людей, затем его уничтожают путем расчленения его трупа и распития его крови. Сорок лет спустя точно так же обошлись с телом старосты Мацевки из Тухли его соседи.
Возвращение из могилы окольным путем
Если в предисловии ко второй части поэмы Мицкевич объяснил обряд дедов, то вампиру он вступления уже не посвятил. Стало быть, читатель понимал, о чем речь. Откуда черпали знания о вампирах и их поведении? Поэт утверждает, что дзяды видел собственными глазами. Романтический же вампир мог обладать более сильной символикой и попасть в Польшу окольным путем — из немецкой и английской литературы вместе с произведениями Бюргера и Байрона. В комментарии к более поздней балладе «Бегство» Мицкевич прямо пишет о пересечении темы любовника, возвращающегося из загробного мира, с балладой «Ленора» Готфрида Бюргера:
Text
Этот сюжет знаком всем христианским народам. Поэты по-разному его перерабатывали. Бюргер создал на его основе свою знаменитую Ленору. (...) Эту балладу я написал на основе песни, которую когда-то услышал в Литве по-польски. Содержание и размер я сохранил полностью, но местных куплетов я запомнил лишь несколько, и они служили для меня примером стиля.
Неудивительно, что эта «литовская песня» и апокрифическое четверостишье «Miesiąc świeci / Martwiec leci / Sukieneczka szach szach, / Panieneczko! Czy nie strach?», цитируемое Антонием Эдвардом Одынецом в его переводе «Леноры» (переименованной им в Адель) превратились в фетиш этнографов, пытающихся обнаружить местный прототип «Бегства». Еще более сложную трансформацию можно увидеть в мицкевичском переводе поэмы «Гяур» Байрона. Там упырь — как в песни Конрада — выходит из могилы пить кровь своих близких.
Text
Ты снова должен выйти в мир
И, как чудовищный вампир,
Под кровлю приходить родную —
И будешь пить ты кровь живую
Своих же собственных детей.
Во мгле томительных ночей,
Судьбу и небо проклиная,
Под кровом мрачной тишины
Вопьешься в грудь детей, жены...
Author
(Перевод Сергея Ильина)
Мицкевич отмечает появление вампира в «турецкой» поэме английского поэта краткой сноской:
Text
Вера в упырей распространена на Востоке. Турки зовут их «вардулача»; греки тоже их боятся и рассказывают о них множество страшных историй.
В оригинале было по-другому: Байрон в «Гяуре» (1813) добавил две обширные сноски, в которых ссылается не только на рассказы путешественников, но и на собственный опыт.
Text
Свежесть лица и налитые кровью губы — верные черты вампира. В Венгрии и Греции об этих нечистых существах рассказывают удивительные истории, а некоторые из них невероятным образом подтверждаются.
В романтических трактовках феномена вампиров есть некий парадокс. Мицкевич или Островский обращались к Бюргеру, Байрону или Гете, чтобы объяснить явления, хорошо знакомые в Речи Посполитой. Байрон собственный опыт сопоставляет с рассказами столетней давности французского ботаника Жозефа Турнефора, который в ходе путешествия на Восток видел сражения жителей острова Миконос с «бруколаком». Однако кикладский вампир не был ни греческим, ни турецким — βρυκόλακας, или vrykolakas пришел в Средиземноморье с Балкан, а его название происходит от славянского волколака.
Польские романтики оправдывали присутствие вампиров из народных верований авторитетом европейских поэтов. Точно так же Мицкевич ссылался на Байрона, чтобы объяснить читателям, что такое прекрасно известная в Литве русская кибитка. Необходимость таких отсылок он упоминает в той же третьей части «Дзядов»:
Text
Литовцы говорят по-польски? Но, клянусь,
Я думал, что Литва в основе та же Русь.
В моих глазах Литва — как часть другой планеты:
О ней совсем молчат парижские газеты!
Лишь в Constitutionnel два слова иногда.
Author
(Перевод В. Левика)
Охотники за вампирами эпохи Просвещения
Picture display
standardowy [760 px]
«Улыбающийся маскарон», рис. Циприана Камиля Норвида, фото: Национальная библиотека / Polona.pl
В книге «Рассказ о путешествии в Левант», повлиявшей на появление вампиров в поэзии Байрона, Турнефор к истории о «бруколаке» с Миконоса относится критически, даже с иронией. Такое отношение будет встречаться в большинстве произведений XVIII века, в которых рассказывается о восстающих из могил мертвецах. Эпоха Просвещения была временем массовой истерии на почве бесчисленных рассказов о сосущих кровь людей живых мертвецах, а лучшие умы и острейшие перья того времени как могли боролись с этим «необъяснимым суеверием». Эпицентр вампирической лихорадки находился в славянских странах, а настроения, царившие в тогдашней Речи Посполитой, прекрасно и не без иронии передал историк и библиограф Иосиф Максимилиан Оссолинский в своих «Баденских вечерах» (1852):
Text
Ни о чем другом в окрестностях Трембовли не говорили, кроме как о вампирах. (...) Где-то он, голодный, высосал кровь у всех живших под одной крышей, не оставив даже и птенца (...). В дюжине приходов (...) настоятели велели раскапывать могилы и головы покойникам отрезать, сердца же кольями протыкать. Кровь вампира дороже стоила, чем горилка.
Ян Богомолец, которого позднее затмил своей славой его брат Францишек, был автором исключительного польского произведения эпохи Просвещения «Дьявол, явившийся собственной персоной, по случаю вопроса “есть ли упыри?”». Можно подумать, что это очередной мракобесный труд священника эпохи Просвещения. Но ничего подобного. Это образец необычайной эрудиции с тщательно подобранными аргументами. Богомолец борется с верой в вампиров, ссылаясь не только на церковных мыслителей, но и на новейшие естественнонаучные открытия. Он не жалеет для читателей ярких описаний, благодаря чему цитируемый им рассказ Турнефора превращается в кровавый гротеск.
«Дьявол» пользовался таким успехом, что появились даже пиратские издания, а сторонники существования вампиров вступили с Богомольцем в полемику. Впрочем, это предвидел и сам автор. Книга его начинается такими словами:
Text
Вы спрашиваете, милостивый государь, существуют ли вампиры? Ответ на этот вопрос сколь труден, столь же и опасен. Сказав, что существуют, я заточу перья ученых мужей. Сказав, что нет, настрою плебс против себя.
Но Богомолец был не первым критиком веры в вампиров. Оссолинский в предисловии к своим «Вечерам» вспоминает более раннего поэта: «А разве Вацлав Потоцкий не позволял себе шуток, порой и вовсе не самых невинных?» — возможно, имея в виду фрашку Потоцкого «Стшига», в которой автор с воистину с сарматским юмором пишет о страхе крестьян перед живыми мертвецами (подстрочник):
Text
Умер крестьянин, и сразу несколько наперегонки ко мне бегут,
Чтобы я не велел хоронить при церкви стшигу,
Иначе лопатой ему голову отрубят.
Спрашиваю, чем он заслужил столь суровое наказание?
Не пройдет и года, как вся его родня,
Братья, дети, зятья вымрут. Так может,
что касается свойства, ему лучше здесь отрезать?
Что? Яйца, говорю, а голова пусть останется.
Поэтесса Эльжбета Дружбацкая подошла к вопросу иначе. Ее «Спор с различными монахами об упырях, в которых автор стихов не верит» написан от лица набожной дамы, приводящей теологические, тавматургические и агиологические аргументы, придерживаясь ортодоксальной католической позиции сильнее, чем многие священники.
Возможно, именно сочинения противников веры в вампиров, полные мрачных описаний и рассказов о путешествиях, подпитываемые попытками рационального объяснения этого явления, натолкнули романтиков на этот народный сюжет. Охотники за вампирами словно сами их оживили, внесли в сознание просвещенного общества, а в итоге — в литературу. Спустя полвека после «Дьявола» Богомольца так называемый спор классиков с романтиками в моменты наибольшей откровенности сводился именно к вопросу о живых мертвецах.
Picture display
standardowy [760 px]
Фото: Национальная библиотека / Polona.pl
16 февраля 1841 года на 15-й лекции по славянской литературе в Collège de France Мицкевич затронул тему упырей. Ссылаясь на работу Ивана (Яна) Вагилевича, поэт подошел к вопросу академично и с истинно этнографическим запалом:
Text
Утверждают, будто упырь рождается с двойным сердцем и с двойной душой. До отрочества он живет, не осознавая себя, но когда наступает переломный период, в его сердце зарождается разрушительное чувство, и внутри него берет верх та душа, которую ученый Далибор называет «негативной». (...) Так что, как считают славяне, мор, падеж скота и даже голод — дело рук упырей. Центр этих верований находится в придунайских странах — Сербии, Краине, Герцеговине. Несколько лет назад, когда там свирепствовала холеры, народ приписывал это воздействию упырей. Много мужчин и женщин погибло от рук простолюдинов, которые объявили их вампирами или близкими вампиров.
Рассказывая о балканских упырях, разносящих холеру, Мицкевич не мог предвидеть, что это повторится в галицийских деревнях спустя тридцать лет. Однако прообраз упыря, которого он ввел в литературу, все еще жил в народе и вскоре стал важной темой для родоначальников польской этнологии.
В своих монументальных трудах по деревенской культуре Речи Посполитой этнограф Оскар Кольберг многократно затрагивал тему народного понимания «сверхчувственного мира». Он заметил, что в Великой Польше и Поморье упыря часто называли «вещим» или «вещуном». В его «Записках из Хелмно» говорится:
Text
Они верят в так называемых «вещих», то есть упырей, которые встают из могил и душат родных, а вслед за ними и других людей. (...) Чтобы защититься от вампира, его выкапывают, отрезают голову и кладут ему между ног. Кровь, вытекшую после отсечения головы, дают выпить пострадавшему от укуса вампира.
Когда Мицкевича в кругу последователей Товяньского называли «вещим» («поэтом-пророком»), он скорее всего не знал регионального значения этого слова. И хотя ничто не указывает на подозрительную посмертную активность поэта, можно вспомнить лаконичное определение из шеститомного «Словаря польских диалектов» Яна Карловича: «Вещун — человек, который после смерти превратится в упыря».
Автор: Лукаш Козак, сентябрь 2018
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]