Пятая сторона света. Литературная карта Верхней Силезии
Верхняя Силезия — один из наиболее самобытных польских регионов, плавильный котел национальностей, традиций, языков и вероисповеданий. Силезская культура напоминает старинный палимпсест, смысл которого скрыт от глаз, как главные сокровища этих мест — уголь и цветные металлы — скрыты под толщей земной коры. Стремясь расшифровать эту тайнопись, Игорь Белов составил литературную карту региона, отметив на ней местные достопримечательности, отразившиеся в польской литературе, и изучил творчество силезских литературных «гениев места».
Picture display
standardowy [760 px]
Железнодорожный вокзал в Катовице, фото: Дэвид Теджер
В столице Верхней Силезии литературный топоним встретит вас уже на выходе из вокзала — привокзальная площадь носит имя поэта Вильгельма Шевчика, вся жизнь которого была связана с Катовице. В 1935 году девятнадцатилетний Шевчик опубликовал в катовицком журнале «Kuźnica» свои первые стихи, спустя три года вышла его поэма «Hanys» (словом «hanys», производным от немецкого имени Ганс, в Польше называли жителя Силезии) о силезских шахтерах. Жизнь Вильгельма Шевчика — классическая формула силезской судьбы середины прошлого века. В 1939 году Германия оккупировала Польшу, Верхняя Силезия была включена в состав Третьего рейха и Шевчика, как и многих других, призвали в Вермахт. Он воевал на Восточном фронте и в Нормандии, но за пацифистские взгляды и антигитлеровские высказывания был разжалован и брошен в тюрьму. После войны Шевчик вступил в польскую компартию и даже избирался в Сейм, основал замечательный литературный журнал «Odra», выходящий по сей день, выпустил десятки книг стихов, несколько значительных романов, один из которых — «Птицы птицам» («Ptaki ptakom», 1967) — был экранизирован в 1976 году режиссером Павлом Коморовским. В декабре 2017 года, под лозунгом декоммунизации, решением силезского воеводы площадь Вильгельма Шевчика в Катовице была переименована в честь Марии и Леха Качинских. Это решение вызвало протест жителей города и сопротивление городских властей, в результате чего возникла юридическая коллизия: в переходах катовицкого вокзала можно увидеть указатель «Площадь Марии и Леха Качинских», однако уже на самой площади висят таблички «Площадь Вильгельма Шевчика».
Picture display
standardowy [760 px]
Улица Мариацкая в Катовице, 2018. Фото: Анна Леваньская / AG
С привокзальной площади путешественник попадает на улицу 3 мая — одну из самых красивых в Катовице. Перед войной здесь находился популярный ресторан «Эльдорадо», в котором однажды отобедали Эберхард Мок и Эдвард Попельский, герои детективного романа Марека Краевского «Голова Минотавра» (2009). Отсюда недалеко до катовицкого Рынка и до знаменитой Мариацкой улицы с несметным числом баров и ресторанов. Впрочем, Мариацкая знаменита не только питейными заведениями. В конце улицы возвышается один из самых красивых катовицких костелов — неоготический собор Непорочного зачатия Святой Девы Марии, освященный в 1870 году. Самый старый костел в Катовице был воспет Вильгельмом Шевчиком в стихотворении, посвященном погибшему в Дахау настоятелю Эмилю Шрамеку:
Четки из криков ласточек и лазурного всплеска,
молот на алтаре.
Шпилем костела нарисована в небе фреска,
и склоняет солнце колени
при звуках молитв и пения на заре.
Улица знавала разные времена. Художник и писатель Яцек Дурский в автобиографическом романе «Мариацкая» («Mariacka», 1999), который иногда сравнивают с «Коричными лавками» Бруно Шульца, рассказывает, что послевоенная Мариацкая пользовалась дурной славой: здесь бродили пьяницы и представительницы древнейшей профессии, а дым фабричных труб оседал на деревьях черной сажей. Сегодня она изменилась до неузнаваемости, и призраки прошлого оживают здесь разве что глубокой ночью.
Picture display
standardowy [760 px]
Вечерняя панорама города Катовице. Фото Ежи Павлета / Forum
Еще одно важное имя на литературной карте Катовице — Феликс Нец, поэт и писатель, проживший здесь почти всю жизнь. Самое известное его стихотворение, «День седьмой», было написано в первые дни военного положения, когда в результате жестокого подавления протестных акций на катовицкой шахте «Wujek» погибли несколько горняков. «Я поднял с земли их смерть, / как краюшку хлеба», — написал тогда Нец, и эти строчки дали название фильму Казимежа Куца «Смерть как краюшка хлеба» («Śmierć jak kromka chleba», 1994). В прозе Нец часто обращался к катовицкой тематике: роман «Рожденный в День всех святых» («Urodzony w Święto Zmarłych», 1995) затрагивает тему силезской идентичности, и его герой — сын немца и польки, выросший на польско-немецком пограничье. Есть в книге и реальные персонажи, например силезский писатель Густав Морчинек, которого власти социалистической Польши в марте 1953 года, после смерти Сталина, заставили выступить на заседании Сейма от имени народа Верхней Силезии с предложением о переименовании Катовице в Сталиногруд. Катовице пробыл Сталиногрудом недолго, всего три года, однако история с присвоением городу имени главного советского людоеда заставила многих — в том числе художника и писателя Хенрика Ванека, автора книги «Katowice-blues» — вспомнить старую легенду о том, будто название Катовице происходит от польского словосочетания «wieś kata» («деревня палача»).
Picture display
standardowy [760 px]
Памятник силезским повстанцам, скульптор Густав Земля, архитектор Войцех Заблоцкий, фот. Анджей Богач / Forum
Сразу несколько исторических эпох сталкиваются друг с другом на катовицких перекрестках: довоенная Силезия, ПНР, современность... Если мы покинем Мариацкую и прогуляемся чуть южнее, то скоро дойдем до улицы Ягеллонской и увидим внушительное здание Силезского воеводства, модернистское строение, воздвигнутое в 1929 году. Писатель Ярослав Ивашкевич в эссе «Фотографии из Силезии» («Fotografie za Śląska»), отмечая некоторую избыточность этого здания, называл его «силезским Зимним дворцом» и сравнивал с «большой синей тучей, зависшей над горизонтом». В нескольких сотнях метров на север от катовицкого Рынка стоит памятник силезским повстанцам (в 1922 году, после трех силезских восстаний Верхняя Силезия, ранее принадлежавшая Германии, вошла в состав Польши), а слева от него — знаменитая монструозная многоэтажка эпохи ПНР, известная всей Польше под названием «Супер-единица» («Superjednostka»). Она тоже попала в литературу — в ее бетонных внутренностях происходит действие психологического романа Марии Климас-Блахутовой «Mister Universum» (1976). В одном из персонажей, живущих в доме-монстре, можно узнать катовицкого писателя Яна Барановича, который, впрочем, в «Супер-единице» никогда не жил.
Picture display
standardowy [760 px]
Стадион "Сподек" в Катовице, фото Михал Лучак / Forum
Самая же выразительная достопримечательность центра Катовиц — это спорткомплекс «Сподек» («spodek» по-польски — «блюдце»), напоминающий по форме летающую тарелку, а в вечернее время, из-за подсветки — газовую конфорку. В ретро-детективном романе Ричарда Цвирлея «Контрабанда без правил» («Ręczna robota», 2010), катовицкий милиционер показывает город своему познаньскому коллеге:
...они добрались до большой площади, на которой Пытлок с гордостью показал Теофилю спортивно-развлекательный центр «Сподек». Олькевич отмахнулся от катовицкого чуда и сказал Эрвину, что ничего особенного здесь не видит, ведь в Познани есть «Арена». Но когда они пересекли площадь, и милицейский «фиат» подъехал ближе, в душе он вынужден был признать, что в «Сподеке» поместились бы две или даже три познаньские «Арены». (перевод Г. Пальяновой, И. Пальяновой)
Лейтенант Пытлок из романа «Контрабанда без правил» живет на севере Катовице в микрорайоне им. Тысячелетия польского государства, который жители Катовице иногда называют «Таузен» (на польском сленге — тысяча злотых, от немецкого слова «tausend»). Примечательно, что эта часть города пользуется особой популярностью у авторов криминального жанра — здесь же проживает, например, полицейский психолог Рудольф Хайнц, герой серии детективных романов Мариуша Чубая. Обоих персонажей их создатели поселили в так называемых «кукурузах», самых высоких в этом районе многоэтажках, которые по своей форме действительно напоминают кукурузные початки.
Никишовец — Шопенице — Гишовец
Picture display
standardowy [760 px]
Катовице, Никишовец с высоты птичьего полета, фото Даниэль Петрыга / Foto Gość / Forum
Но чтобы почувствовать подлинный дух силезской земли, одних прогулок по центру Катовице мало. Нужно обязательно съездить в легендарный Никишовец — отдаленный от центра города район, построенный в 1908–18 годах для семей силезских шахтеров. Здесь вы увидите «фамилоки» — старые шахтерские дома из кирпича вишневого цвета с ярко-красными оконными рамами и белыми занавесками ручной работы, которые местные жители называют «заздростками» (от польского слова «zazdrość» — «ревность»; занавески эти призваны скрывать жизнь обитателей дома от чужих ревнивых взглядов).
Picture display
standardowy [760 px]
Двор в районе Никишовец, фото: Дэвид Теджер
Красивейший барочный костел святой Анны на площади Освобождения тоже построен из бордового кирпича, что для барочных костелов большая редкость. Строгая геометрия узких улочек, просторные прямоугольные дворы — все это делает Никишовец похожим на старинную крепость, правда, изрядно разветвленную. «Фамилоков» в Силезии вообще-то много, но только в Никишовце они создают замкнутую систему, благодаря чему чувствуешь себя здесь персонажем сказочной пьесы Тамары Габбе «Город мастеров». А лучшим спутником во время прогулок по Никишовцу будет книга польского кинорежиссера и писателя Казимежа Куца «Пятая сторона света» («Piąta strona świata», 2010), тем более, что в его неповторимых декорациях Куц снял два своих кинематографических шедевра о силезской земле и судьбах ее жителей — «Соль черной земли» («Sól ziemi czarnej», 1969) и «Жемчужина в короне» («Perła w koronie», 1971).
Picture display
standardowy [760 px]
Казимеж Куц, фото: Адам Козак / AG
Знаменитый режиссер родился неподалеку, в Шопенице — районе Катовице, который когда-то был маленьким городком. К слову, посещение Шопенице для любителей литературы обязательно еще и потому, что именно здесь в начале XVII века была написана барочная поэма «Кузница, или Мастерская благородного кузнечного дела» («Officina ferraria abo huta i warsztat z kuźniami szlachetnego dzieła żelaznego»), где впервые в польской литературе упоминался город Катовице. Автором поэмы, впервые напечатанной в 1612 году в Кракове, был потомственный кузнец, владелец местной кузницы Валентий Роздзенский. Несколько лет назад в Шопенице ему даже поставили памятник. Будучи в Шопенице, стоит также заглянуть на старый цинковый завод (по-польски «walcownia cynku»), превращенный в музей — кажется, что на стенах огромного цеха по листовой обработке цинка до сих пор пляшут отблески пламени.
Picture display
standardowy [760 px]
Район Шопенице в Катовице, фото: Иоанна Новицкая / AG
«Пятая сторона света», поздний литературный дебют Куца — это и автобиографический роман-путеводитель, и история нескольких силезских родов, живших в этих местах. А жилось им здесь, по выражению автора, «словно на острие косы»: на их долю выпали три силезских восстания и две мировых войны. Эти люди, писал Куц, «не сходя с места, были поочередно гражданами шести государств». Немцы относились к силезцам как к пушечному мясу, власти социалистической Польши — как к коллаборационистам, так что местные жители были чужими для всех, кроме самих себя. Недаром автор «Пятой стороны света» использует для характеристики силезской идентичности не слово «немцы» и не слово «поляки», а слово «здешние».
Picture display
standardowy [760 px]
Ольгерд Лукашевич в фильме Казимежа Куца "Соль черной земли". Фото: Национальная фильмотека / www.fototeka.fn.org.pl
Никишовец уникален, но у него есть «старший брат» — всего в четырех километрах находится Гишовец, еще один исторический район Катовице. Писатель Хенрик Ванек называл Гишовец «жемчужиной Верхней Силезии», и вы легко убедитесь в его правоте, если прогуляетесь по улочкам этого «города-сада», любуясь одноэтажными домиками с черепичными крышами, утопающими в яблоневых деревьях. Домики эти были построены сто с лишним лет назад для семей горняков, работавших на шахтах, которыми владели потомки немецкого предпринимателя XVII века Георга фон Гиша — отсюда и название района, который тогда носил немецкое имя Гишенвальд. В конце 70-х годов прошлого века власти решили снести одноэтажные домики, а на их месте построить безликие многоэтажки. В Гишовце уже вовсю работали бульдозеры, однако «зеленый рай» был спасен силой искусства — все тот же Казимеж Куц снял о разрушении Гишовца и трагедии его жителей пронзительный фильм «Бусинки одних четок» («Paciorki jednego rózanca», 1979), получивший гран-при на кинофестивале в Гдыне. Резонанс был так широк, что Гишовец оставили в покое.
Picture display
standardowy [760 px]
Район Гишовец в Катовице. Фото: Пшемек Ендроска / AG
А лучшая книга о Гишовце — это эпический документальный шедевр «Черный сад» («Czarny ogród», 2007) Малгожаты Шейнерт. В отличие от большинства авторов, пишущих о Силезии, Штейнерт никак не связана с этими местами, и это позволило ей по-особенному настроить свою писательскую оптику, свободную от личного бэкграунда. Писательница предоставила слово самой истории, развернув перед читателем панораму жизни нескольких силезских и немецких семей на фоне катаклизмов XX века. Классический репортерский прием, когда твоими устами говорят не просто другие люди, а улицы, шахты, дома и их история, охватывающая несколько эпох и поколений, сработал отлично — критики назвали «Черный сад» «современной “Землей обетованной”» и «большой книгой силезцев». Заодно Малгожате Шейнерт удалось разрушить стереотипное представление о силезцах как о провинциалах с темным прошлым и сепаратистским сознанием, подчеркнуть европейскость Верхней Силезии. Все же недаром на референдуме о вступлении в Евросоюз в 2003 году Катовице по количеству проголосовавших за европейское будущее Польши уступил только Гданьску.
Picture display
standardowy [760 px]
Центр Миколува. Фото: Бартоломей Барчик / AG
О чем пишут современные польские поэты, живущие в Верхней Силезии? Как выглядит силезская поэтическая жизнь? Чтобы ответить на эти вопросы, стоит отправиться в город Миколув — из Катовице туда можно доехать на поезде всего за двадцать минут. Главный здешний «гений места» — родившийся в Миколуве Рафал Воячек (1945 — 1971), легендарный поэт-бунтарь, «крестный отец» многих современных силезских поэтов. Его творчество — это вызов миру и одновременно великолепная, яркая образность: «изувер химеры, хмурый рассвет / ты бы мне что ль папиросу зажег: / солнце воткнул меж облачных щек» (перевод Сергея Морейно).
Picture display
standardowy [760 px]
Рафал Воячек. Фото: материалы "Миколувского института"
Так что ключевой литературный адрес на карте Миколува — улица Иоанна Павла II, дом 8, красивое, хоть и изрядно траченое временем довоенное здание в самом центре города. Здесь Воячек родился и провел детские годы, о чем свидетельствует мемориальная доска с изображением поэта. На другой стороне улицы находится бар «Inna Bajka» («Другая сказка»), названный так в честь одной из книг Воячека — лучшего места, где можно посидеть с томиком его стихов за кружкой терпкого пива, не придумать.
Сегодняшние силезские «наследники» Воячека — это поэты и культуртрегеры Мачей Мелецкий и Кшиштоф Сивчик, в 90-е годы входившие в поэтическую группу «Na Dziko» («Диким образом»). Эта отвязная литературная «группировка» объединяла поэтов, живших в Катовице и других городах Верхней Силезии, и свою литературную родословную эти авторы вели не столько от Милоша с Хербертом, сколько от американских поэтов-битников. Поэтому география их стихов была подчеркнуто универсальной, хотя у Мелецкого, уроженца Миколува, иногда мелькает в стихах типично силезский пейзаж, как, например, в стихотворении «Старый район» («Stara dzielnica») из сборника «Опасная близость» («Niebezpiecznie blisko», 1996):
Кирпичные дома, помнящие прошлый век, стоят,
прижавшись друг к другу, на главной улице. (...)
Здесь, между
шахтой и костелом, где любой живой
цвет тускнеет быстрее, из квартиры
выходишь сразу на тротуар,
финишируя уже на старте.
Picture display
standardowy [760 px]
Кшиштоф Сивчик. Фото: Радослав Казмерчак
А Кшиштофа Сивчика, родившегося в Кнурове, а ныне живущего в Гливице, критики называют «поэтическим голосом поколения MTV». Он ярко дебютировал в 1995 году сборником стихов «Дикие дети» («Dzikie dzieci»), укрепил успех книгой «Стихи для курящих» («Wiersze dla palących»), получил несколько престижных литературных премий. У Сивчика в стихах тоже много городского драйва, разве что он больше сосредоточен на попытках выйти за пределы собственного «я» с помощью любви: «Пью твой алкоголь, твой кофе, / потом принимаю душ в твоей ванной. / О дальнейшем / не знаю, как рассказать, / кроме того, что я пытаюсь вжиться / в тебя».
Picture display
standardowy [760 px]
Евангелический костел в Миколуве. Фото: Бартоломей Барчик / AG
Не исключено, что именно это стремление расширить границы собственной личности привели Сивчика и Мелецкого в кинематограф. Мачей Мелецкий написал сценарий к художественному фильму Леха Маевского «Воячек» («Wojaczek», 1999) и сыграл там небольшую роль критика Артура Сандауэра, а Кшиштоф Сивчик перевоплотился в самого Рафала Воячека. Тогда же поэты создали издательство «Instytut Mikołowski», которое без малого двадцать лет размещалось в бывшей квартире Воячека. В феврале 2019 года «Instytut Mikołowski», успешно сочетающий издательскую деятельность с ролью культурного центра, переехал, но остался верен своему легендарному «патрону» — теперь он располагается в помещении бывшего детского сада, который посещал Воячек: это симпатичная довоенная вилла в трех шагах от Рыночной площади, на улице Конституции 3 мая. «Instytut Mikołowski» издает книги и проводит вечера поэтов, составляющих цвет современной поэтической Силезии (и не только ее). Это живущие в Миколуве Геновефа Якубовская-Фиалковская, чей сборник «Сонный паралич» («Paraliż przysenny») в 2017 году вошел в финал премии «Нике», и Богдан Прейс, Эва Олеяж из Забже, Войцех Бжоска из Катовице, Мартин Бес, Аркадиуш Кремза, Иоанна Опарек, Конрад Войтыла, Бартломей Майзель и многие другие. Современные силезские поэты следуют традициям «Na Dziko» и часто выступают под звуки джаза или рока.
Picture display
standardowy [760 px]
Гливице, Рыночная площадь. Фото: Бартоломей Барчик / AG
А знаете ли вы, что раньше из одного города Верхней Силезии в другой люди ездили на трамваях? Более того, перед Второй мировой войной трамвай, следующий из Гливице в Бытом, дважды пересекал границу между двумя государствами — Польшей и Германией. Как раз на таком трамвае ездил герой книги художника и писателя Хенрика Ванека «Finis Silesiae» (2003) Пауль Шольц, живший в довоенном Гливице (который в то время принадлежал Германии и назывался Гляйвиц). Возлюбленная Пауля, Бригитта, жила в Бытоме (в то время немецкий Бейтен), но поскольку часть Верхней Силезии в 1922 году отошла к Польше, новая граница между двумя странами причудливо пролегла прямо по трамвайным путям, и пассажирам трамвая, следующего из Гляйвица в Бейтен, приходилось полтора километра ехать по польской территории. Они не подлежали паспортному контролю, однако немецкий полицейский всякий раз пломбировал трамвайный вагон — всего на три минуты, пока трамвай ехал по территории Польши, и герой книги Ванека смотрел из окна вагона на фабрики, терриконы и трубы коксового завода...
Picture display
standardowy [760 px]
Тадеуш Ружевич, фото: Мачей Кульчинский / REPORTER
В Гливице — возможно, красивейшем городе Верхней Силезии, ставшим польским в 1945 году — жили и живут не только литературные персонажи, но и известные мастера польского художественного слова. В 1949 году здесь поселился Тадеуш Ружевич, проживший в Гливице девятнадцать лет и написавший в этом городе немало известных стихотворений, а также пьес — «Картотеку», «Смешного старичка», «Группу Лаокоона», «Вышел из дома», «Старая женщина высиживает». А в рассказе «Воскресная прогулка за город» писатель, в 1995 году ставший почетным гражданином Гливице, запечатлел окраины этого города. Гливицкий адрес Ружевича — улица Зигмунта Старого, 28, красивый довоенный дом с характерной для архитектуры этих мест башенкой.
Picture display
standardowy [760 px]
Адам Загаевский. Фото: Томаш Вех / Forum
В этом же городе прошли детские и юношеские годы выдающегося польского поэта Адама Загаевского — его, пятимесячного, привезли сюда в октябре 1945 года родители, репатрианты из Львова. Таких вынужденных переселенцев в то время в Гливице было много, и тень родного Львова незримо витала над их гливицкой жизнью, о чем Загаевский написал в своей прекрасной книге воспоминаний «Два города». Упоминает он и местные достопримечательности: гливицкий Рынок, улицу Победы (Zwycięstwa), наверное, самую красивую магистраль этого города, ведущую от Рынка к вокзалу, а также, разумеется, знаменитую гливицкую радиостанцию, «немецкий ответ Эйфелевой башне» — самую высокую деревянную конструкцию в Европе. Построенная в 1936 году, эта радиовышка известна всему миру как место «гляйвицкой провокации»: 31 августа 1939 года переодетые в польскую военную форму солдаты СС напали на сотрудников радиостанции, что дало Гитлеру повод начать войну.
Picture display
standardowy [760 px]
Юлиан Корнхаузер. Фото: Эльжбета Лемпп
«В этом был парадокс нашего путешествия, — пишет Загаевский в книге «Два города». — Мои родители, в результате войны и Ялтинской конференции, были депортированы из своего города и приехали туда, где эта война началась. (...) Я был тогда уверен, что радио таинственным образом управляет миром. (…) Позже я написал несколько стихотворений о радиоволнах. Над городом возвышалась стройная башня радиостанции. Всё было тесным образом взаимосвязано». Мир действительно пронизан миллионами незримых нитей: к примеру, ближайший соратник Загаевского по поэтической группе «Teraz» («Сейчас»), польский поэт Юлиан Корнхаузер, в соавторстве с которым Загаевский написал книгу-манифест «Не представленный мир» («Świat nie przedstawiony», 1974), родился в Гливице и написал о своем детстве в этом городе замечательную нежно-сентиментальную повесть «Дом, сон и детские игры» («Dom, sen i gry dziecięcie», 1995).
Picture display
standardowy [760 px]
Марта Подгурник, фото: Игорь Омулецкий / Przekrój / Forum
А в наши дни в Гливице живет одна из самых интересных современных польских поэтесс — Марта Подгурник, учившаяся, кстати, в том же самом гливицком лицее, который закончили Загаевский и Корнхаузер. Критики называют Подгурник «рок-н-ролльным поэтом без поколения» и с удовольствием пишут о ее «бескомпромисcном эксгибиционизме» и «эпатирующей сексуальности». То ироничные, то яростные, но всегда горькие стихи Марты Подгурник рождаются на нейтральной полосе между литературой и жизнью, где и происходит все самое интересное. А еще Подгурник — мастер поэтических афоризмов и хлестких фраз. Недаром ее знаменитое стихотворение «дебют в интернете» («debiut w internecie») давно разошлось на цитаты: «со вторым пилотом в истребителе хуже / нет места в писательстве для детей и мужа / пресвятое зачатье непорочно было / писателю вступить в брак что подрезать жилы / несчастная любовь кайф бумагомараки / и гораздо прочнее чем любовь во браке / с недоеба писатель думает смелее / опыт брака закроет доступ в эмпиреи» (перевод Льва Оборина).
Picture display
standardowy [760 px]
Рыночная площадь и Ратуша в Бытоме. Фото: Томаш Гавалкевич / Forum
Бытом (до 1945 года носивший немецкое имя Бейтен) — самый древний город Верхней Силезии, он на три года старше Кракова, первой польской столицы. Когда-то Бытом был крупнейшим индустриальным центром региона, но потом большинство шахт позакрывалось, и город стал памятником самому себе. В Бытоме с его «пышным увяданьем» есть что посмотреть: построенный еще в XIII веке костел Вознесения Девы Марии, здание Силезской оперы на улице Монюшки, музей Верхней Силезии на улице Корфанты, музыкальную школу, Рыночную площадь, Вокзальную улицу (бывшую Bahnhofstraße)... О некоторых достопримечательностях Бытома интересно узнавать из книг польских литераторов, живущих в этом городе или связанных с ним узами прошлого. К примеру, писательница Магдалена Гоик, автор замечательного исследования «Женщины в литературе» («Kobiety w literaturze», 2009), а также сборника стихов «Слишком стара для яркого дебюта, слишком молода, чтобы попрощаться с мечтами» («Za stara na spektakularny debiut, za młoda na oddanie marzeń», 2002), очень интересно описывает в своей дебютной книге «Роман, город и ангелы» («Powieść, miasto i anioły», 2004) старейшую бытомскую достопримечательность (и свое любимое место в этом городе) — холм святой Малгожаты (Маргариты). Это своеобразное бытомское «место силы», которое жители по-свойски называют Малгожатка. Еще в середине XI века здесь появились первые дома, давшие начало городу, а теперь же находится неоготический костел святой Малгожаты, построенный в 1881 году. Примечательно, что главную героиню романа Магдалены Гоик тоже зовут Малгожата.
Picture display
standardowy [760 px]
Холм святой Малгожаты в Бытоме. Фото: Виктор Кубяк / AG
Но самый загадочный литературный топоним Бытома — это площадь Рококо, отсутствующая на официальных картах города, зато воспетая бытомскими поэтами. Впрочем, эта площадь существует на самом деле, просто «в миру» у нее более прозаичное название: площадь Польской армии (plac Wojska Polskiego). В давние времена здесь регулярно выступали бродячие комедианты, останавливались цыгане, а впоследствии место облюбовали их духовные наследники — представители богемы, предпочитавшие довоенное название. О площади Рококо, ставшей для бытомских литераторов чем-то вроде мифического острова Цитеры, написали стихи Богдан Урбанковский, Мартин Халасия и Лешек Энгелькинг. Уроженец Бытома Энгелькинг, великолепный поэт и переводчик, автор солидной монографии о Набокове, давно живет в Варшаве, однако посвятил родному городу целую книгу стихов «Музей детства» («Muzeum dzieciństwa», 2011). Этот город в самом деле похож на музей под открытым небом, и в нем есть тот легкий флер загадочности, о котором писал Богдан Урбанковский в стихотворении «Бытом»: «сады, изваянные в сером воздухе, серая / дымка цветов над лугами / и ясно-голубые глаза девушек...».
Picture display
standardowy [760 px]
Плотина на реке Бубр, Пильховице. Фото: Марек Марушак / Forum
В деревне Пильховице, что в четырех километрах от Гливице, живет один из самых ярких и обсуждаемых современных польских писателей — Щепан Твардох, чей роман «Морфий» («Morfina», 2012) произвел в Польше сенсацию и был награжден премией «Паспорт “Политики”». Всегда непредсказуемый, брутальный, острый на язык и дьявольски талантливый Твардох — потомственный силезец: его предки работали на здешних шахтах в течение нескольких столетий. Именно в этих местах, на небольшом пространстве между Гливице, Неборовице, Пильховице, Рыбником и Катовице и происходит действие самого жестокого, обжигающего до самого нутра, чарующего романа Щепана Твардоха «Драх» («Drach», 2014). Это захватывающая семейная сага со слоновьей дозой «романа мундира и винтовки», книга о том, что каждый из нас обречен доигрывать до конца драмы наших дедов и прадедов, а повествование ведет сама силезская земля, точнее, ее хтоническая сущность, таинственный Драх, отслеживающий судьбы героев. «Читатель проходит через триста с лишним страниц войны, секса и безумия, — писал о «Драхе» Томаш Сурдыковский, — но в конце концов остается с образом Силезии как места, где один язык цепляется за другой и где сходятся, связываясь в крепкий узел, нити многих личных историй».
Picture display
standardowy [760 px]
Щепан Твардох в Гливице. Фото: Томаш Йодлёвский / Forum
Интересно, что в романе практически нет диалогов на польском языке — герои в основном говорят либо на силезском, либо на немецком, а примечания отсутствуют, но автор так мастерски работает с контекстом, рассыпая пригоршни подсказок, что перевод прямой речи оказывается лишним. Вопрос языковой идентичности силезцев для Твардоха не пустой. Когда Верховный суд Польши отказался «поддержать мнение, что силезская нация складывается либо уже существует», Твардох отреагировал на это постом на фейсбуке, оканчивающимся словами «От...ись, Польша» («Pierdol się, Polsko»).
Picture display
standardowy [760 px]
Марш Движения за автономию Силезии, Катовице, июль 2015, фот: Доминик Гайда / Reporter
Впрочем, и сами силезцы до конца не определились со статусом силезского языка — одни называют его «гварой» (то есть, по сути, диалектом), другие «годкой шлёнской» (силезским говором), а катовицкие филологи и культурологи настаивают, что корректно говорить именно о «силезских гварах», во множественном числе: диалектов в Силезии более шестидесяти, поэтому битва за придание силезскому языку статуса регионального, по мнению ученых, бессмысленна, поскольку ни одному из местных диалектов нельзя отдать предпочтение.
Picture display
standardowy [760 px]
Центральный офис почты в Хожуве, фото: Адриан Шлёнзок / Reporter / East News
Еще один важный пункт на литературной карте Верхней Силезии — город Хожув. Для любителей литературы он интересен прежде всего тем, что здесь был написан роман польского писателя и эссеиста Войцеха Кучока «Дряньё» («Gnój», 2003) — на русском языке он вышел в переводе Юрия Чайникова.
Picture display
standardowy [760 px]
Войцех Кучок, фото: Эльжбета Лемпп
Книга принесла Кучоку большой успех, и вскоре режиссер Магдалена Пекож сняла по роману очень сильный фильм «Рубцы», завоевавший «Золотых Львов» на кинофестивале в Гдыне. Уроженец Хожува, Кучок снабдил свой роман подзаголовком «антибиография», поэтому собственно хожувских реалий здесь не так много, разве что улица Кладбищенская, мощеная брусчаткой аллея, которая когда-то, «в честь той же каменной мостовой» называлась Штайнштрассе («stein» по-немецки означает ‘камень’).
Но поскольку «Дряньё» написано по лекалам семейной хроники, в нем немало колоритных сцен из жизни Силезии, в том числе довоенной. Постепенно, впрочем, хроника превращается в трагикомическую исповедь, затрагивающую проблему семейного насилия, что делает роман Кучока своеобразным «польским ответом» книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», с той разницей, что «Дряньё» куда откровеннее и страшнее. Это роман о безуспешной попытке сломать семейную матрицу и убежать от своего фамильного проклятия — именно поэтому столь впечатляет финал, выполненный в духе «Падения дома Ашеров» Эдгара По.
Picture display
standardowy [760 px]
Электростанция Шомберки, Бытом. Фото: Камила Котуш / AG
Верхняя Силезия издавна считается краем мистическим и таинственным, чему способствует и здешний постиндустриальный пейзаж, и обилие местных легенд весьма мрачного свойства, и сложные зигзаги силезской истории. Поклонникам захватывающего чтения я бы рекомендовал взять в путешествие по Верхней Силезии два криминальных романа, написанных лучшими современными польскими авторами этого популярного жанра.
Родившийся в Гливице Войцех Хмеляж буквально за пару лет покорил сердца польских читателей серией книг о приключениях варшавского комиссара Якуба Мортки, и сегодня считается классиком польского детектива. Есть у него и «гливицкий» цикл детективов, открывающийся романом «Вампир» («Wampir», 2015). Самое интересное в «гливицкой» серии — нетривиальный подход к образу главного героя: на эту роль писатель «назначил» частного детектива и неисправимого лузера Давида Вольского, человека циничного и неразборчивого в средствах. Но его характер выписан автором так выпукло и с таким чувством юмора, что к Вольскому поневоле проникаешься симпатией. Темная сторона Гливице служит отличным фоном для похождений незадачливого частного сыщика, а «вампир» — разумеется, всего лишь метафора, которая, впрочем, имеет прочную связь с современной силезской мифологией.
Мифы о силезских «вампирах» (серийных убийцах) творчески переосмыслила писательская семейная чета из Кракова, Малгожата и Михал Кузьминские, авторы серии этно-детективов, посредством криминальной фабулы рассказывающих о различных регионах Польши и их культурных, языковых, а иногда и национальных особенностях (ведь Польша, вопреки сложившемуся стереотипу, страна весьма неоднородная). В их книгах преступления расследуют не полицейские и частные детективы, а двое непрофессионалов, которые вдобавок терпеть друг друга не могут: антрополог Анна Серафин и скандальный журналист Себастиан Стшигонь. Действие лучшего романа из этой серии, который называется «Пешка» («Pionek», 2016), происходит как раз в Бытоме, Забже, Гливице и Катовице, а подробнее всего описываются Шомберки, один из районов Бытома, где находится самая «готическая» из всех достопримечательностей Верхней Силезии — старая немецкая электростанция из темно-бордового кирпича, монументальные руины которой напоминают уснувшего дракона. Поверьте на слово: прочитать книгу Малгожаты и Михала Кузьминских «Пешка» в этих романтических декорациях — идеальный квест для любителей острых ощущений.
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]