Автор «Истории польского кабаре» сначала приглашает читателя на Монмартр: именно там в 1881 году в легендарном кафе «Chat Noir», как сообщает Корнель Макушиньский, «пьеро не от мира сего, смеясь, швыряют молнии на Париж и Бастилию». Она приоткрывает дверь в любимый бар мюнхенских артистов начала XX века, где за рюмкой водки, в сигаретном дыму, рождается первое в Европе политическое кабаре «Elf Scharfrichter» («11 палачей»). В конце автор заглядывает в довоенные кабаре, в кабаре, появившиеся во времена ПНР, а также знаменитые современные польские кафе и «подвалы» («piwnice»): краковскую «Яму Михалика», варшавское «Под пикадором», веселые студенческие «Гибриды» и «Сарай». Это захватывающий путеводитель по важнейшим театрам и кабаре с начала XX века до наших дней.
Вначале был Краков
А в нем — Бой-Желеньский, «Zielony Balonik» и знаменитая «Jama Michalika». В Львовской кондитерской, расположенной рядом с Флорианскими воротами, частенько сидели непокорные адепты краковской Академии искусств, которые после долгих переговоров с владельцем Яном Апполинарием Михаликом украсили мрачный интерьер кафе фресками и карикатурами, а затем в результате бурных ночных переговоров создали первое в Польше литературное кабаре — «Zielony Balonik», яркий клуб для краковской богемы. Была осень 1905 года. В репертуарах кабаре преобладали художественные и театральные пародии, авторами которых были главным образом Кароль Фрич и будущий знаменитый актер Юлиуш Остерва, песенки на манер французских шансонов, исполняемые гимназистом Леоном Шиллером, и импровизации Витольда Носковского, редактора и театрального критика газеты «Czas» («Время»). В число постоянных авторов вскоре вошел и подхвативший «лихорадку кабаре» медик Тадеуш Бой-Желеньский. Он так вспоминал об этом событии:
Тогда я еще был обычным гостем и посетителем кабаре, постоянно был погружен в бактериологию и гематологию, так как готовился к несостоявшейся, к счастью, защите на лечебном факультете, и не имел никакого понятия о своей способности сочинять песенки. Я прекрасно проводил время, восхищаясь талантом Носа, его музыкальными шутками, находя в таком развлечении отголоски парижских воспоминаний из Латинского квартала и с Монмартра. Я случайно втянулся в это развлечение — написал и послал какую-то мелочь, а с началом второго сезона попробовал свои силы в пародии на «Bodenheim» Рыделя и вошел в число настоящих членов кабаре. Нос оказал мне тогда большую честь — предложил вместе с ним написать вторую «Шопку».
В версии кабаре «Zielony Balonik» традиционная краковская «шопка» затрагивала самые актуальные локальные проблемы, издевалась, насмехалась, высмеивала — и заодно проверяла свою и так уже весьма строго отобранную публику: если на чьем-нибудь лице во время выступления было замечено недовольство, отныне ему навсегда был заказан путь в «Яму». Традиции литературного кабаре продолжались и во времена ПНР: сначала краковские журналисты и публицисты перенесли радиовариант «шопки» на сцену, а затем регулярно хохотали над представлениями наперекор политической действительности. Кабаре пытались закрыть, хотя все равно смеялись все — и противники власти, и ее представители. Такое бывает только в Кракове.
Поэтическое кафе «Pod Pikadorem»
Не только в Кракове появлялись сатирические «шопки» и едкие пародии. В ноябре 1918 г. почитатели одиннадцатой музы вступали в новую действительность с песней на устах, в столичных клубах «Miraż», «Czarny Kot» и «Sfinks» праздновали обретение независимости новыми ревю и специальными программами кабаре. «У нас ветер в голове», — писал молодой Казимеж Вежинский, который вскоре присоединился к кругу клуба «Pikador» — Антонию Слонимскому, Юлиану Тувиму, Яну Лехоню, Ярославу Ивашкевичу. Зигмунт Киселевский писал в газете «Robotnik»:
«Варшавская публика слушает, дивится, криво усмехается — зачастую не понимая, не подобает ли обидеться. Потому как пикадорские критики, поэты, художники безжалостно марают варшавские святыни. Ни один Херц или Мордасиньский, никто из наших бывших любимчиков не найдет здесь покровительства и защиты. Словом, сонетом, футуристической бомбой колотят они по заплесневелым мозжечкам культурной Варшавки, которая пьет, ковыряется в зубах, прислушивается — и молчит».
Начинался новый раздел в истории польского кабаре.
Qui pro Quo
По мнению автора книги, все, что происходило в столичных кабаре вплоть до Второй мировой войны, было эхом того, что происходило в «Qui pro Quo», новом и современном театре-кабаре, который обозначал тенденции и служил ориентиром для региональных театров. Здесь, в выложенных бутылками из-под шампанского подземельях сегодня уже несуществующего клуба «Galeria Luxenburga» на Сенаторской улице, 2, творили самые выдающиеся мастера слова во главе с Юлианом Тувимом, Фридериком Яросы, Адольфом Дымшей и Стефанией Гродзеньской. На сцене этого кабаре дебютировал Мечислав Фогг, играли Ганка Ордонувна, Мира Зиминьская, Татьяна Высоцкая.
В своей книге, посвященной кабаре, Томаш Мосцицкий пишет, что своей славой «Qui pro Quo» обязан своей великолепной политической сатире. Хотя театр был достаточно лоялен к польским властям — его артисты симпатизировали Пилсудскому — это не означало угодливости и раболепия. Отсюда частые вмешательства цензуры в программу театра, а также неоднократные попытки убрать из репертуара сценки, высмеивающие власть имущих.
В 1925 году часть коллектива решила основать собственный театр «Perskie Oko», который в истории межвоенного кабаре остался как важнейший столичный театр ревю.
Рядовой Хемар: артисты в мундирах
Историю военных кабаре создали те, кто почти на всех фронтах Европы подбадривал людей своей музыкой и песнями, напоминающими о лучших временах. Среди них мобилизованные актеры из Львова, которые сопровождали солдат Первой танковой дивизии генерала Станислава Мачека. А также Мариан Хемар, который с самого начала войны находился в рядах Бригады карпатских стрелков и в полевых условиях подготовил два ревю — одно из них «Помни, внучек, что дед был в Тобруке» стало настоящим хитом среди солдат. Свою деятельность он продолжал и после переезда в Лондон. Феликс Конарский, находившийся при армии генерала Андерса, вместе с ними отправился на Ближний Восток. Впоследствии он так вспоминал последние приготовления перед штурмом на Монте-Кассино:
Несмотря на тяжелые условия, я охотно ездил по дивизиям, может быть, желая приглушить в себе угрызения совести оттого, что они через день-два пойдут с карабинами, а мы актеры, будто шуты, нужны лишь для того, чтобы своими глупыми шутками подсластить им горькое осознание того, что они идут на поединок со смертью. Один из них сказал мне с улыбкой, словно прочитав мои мысли: «Друг, не все должны гибнуть. Например, вы должны остаться, чтобы об этом написать, потому что вы сумеете». Кто знает, может быть, частично ему я обязан своими «Красными маками….
В 1946 году на Британские острова прибывает арестованный в оккупированной Варшаве и отправленный в гитлеровскую тюрьму Фридерик Яросы. После освобождения из лагеря пленников он организует в Брюсселе театр «Cyrulik Warszawski» («Варшавский цирюльник»). В разгромленной столице проходят первые концерты, Мечислав Фогг в чудом сохранившемся каменном доме на Маршалковской улице открывает свое «Cafe Fogg». Однако вскоре варшавские артисты переезжают ненадолго в Лодзь, где в зале Гранд-отеля рождается развлекательно-сатирический театр «Syrena» («Сирена») под руководством Ежи Юрандота.
«Во что играем?» — Дудек собирает театр
Как объединить старых мастеров еврейского анекдота с приверженцами общественно-политической лирики? Эту задачу в начале 60-х гг. взялся решить Эдвард Дзевоньский "Дудек". Как пишет Изольда Кец, Дудек использовал свои знакомства и авторитет, чтобы воскресить жанр литературного кабаре, но в современной обработке. Хорошие тексты и лучшие исполнители — таков был рецепт успеха. К сотрудничеству он пригласил Яна Кобушевского, Ирену Квятковскую, Барбару Рыльскую, Веслава Голаса, Веслава Михниковского. Автором текстов был, главным образом, Войцех Млынарский, который в книге вспоминает:
«(…) Свою встречу с Дудеком я могу сравнить разве что с путешествием Алисы в Страну чудес. Если бы я тогда просто к нему пришел, увидел всех этих легендарных артистов кабаре и ушел – я и этим был бы счастлив. Но Дудек, в то время еще пан Эдвард Дзевоньский, сказал, прочитав текст, который я принес:
- Для этого нужна хорошая музыка.
И позвонил Ежи Васовскому:
- У нас тут есть очень талантливый парень, сын Магды Млынарской. Напиши нам музыку.
Я думал, что это шутка (…)».
Это было последнее настоящее кабаре, последнее воспоминание о предвоенной Варшаве, — читаем мы в книге. Последнее представление состоялось через 10 лет после его создания — в 1975 году.
Кабаре как сериал
Прежде чем театр «Najmiejszy Teatrzyk Świata» («Самый маленький театр в мире») дебютировал на настоящей сцене, абсурдный мир Херменегильды Кочубиньской, Зеленой Гусыни и Кукушки возмущал критиков и читателей журнала «Пшекруй», главным редактором которого был Мариан Эйле. Автора обвиняли в том, что он принижает национальные ценности и несет полный бред. Но несмотря на протесты, «Зеленая гусыня» выходила регулярно. Пока в конце концов из Кракова не приехала Ирена Квятковская и вернувшийся из лондонской эмиграции любимчик публики Тадеуш Ольша. Музыку написал Ежи Вальдорфф, а Кристина Зельферович поставила первую программу кабаре, которое под давлением публики сменило название на «Siedem Kotów» («Семь котов»). Характерная черта — исключительная сила лирики Галчинского.
Двое пожилых мужчин
Прекрасные тексты, предвоенное изящество и такт — вот отличительный знак кабаре «Kabaret Starszych Panów» («Кабаре пожилых мужчин»). Ереми Пшибора и Ежи Васовский — элегантные конферансье в черных фраках — в первый раз выступили на телевидении в октябре 1958 года, и на протяжении восьми лет существования кабаре во время их выступлений по телевизору улицы польских городов пустели. Их поэтические тексты, по мнению профессора Ежи Бральчика, были самым аппетитным польским языком, который только можно было услышать в послевоенные годы. Станислав Баранчак считал, что эти «пожилые мужчины» помогли миллионам людей практически безболезненно выйти из тяжелого и полного абсурда периода ПНР, который длился несколько десятилетий.
Гостем пана А и пана Б в 15 сериях телевизионного кабаре был Веслав Михниковский, который прославился, помимо прочего, исполнением песни «Addio pomidory», в дуэтах и сольных номерах появлялись Ирена Квятковская и Веслав Голас, а также Барбара Краффтувна и Богдан Лазука, который впоследствии вспоминал:
«Приглашение в кабаре было как гром среди ясного неба. Это ни с чем нельзя сравнить. Так же, как и наш с Басей дуэт. Когда Краффтувна вошла в эти свои колоратуры, я думал только о том, как бы чего не испортить. Наша работа тогда была для нас уроком, оттачиванием мастерства и опытом на всю жизнь».
Ну и наконец лиричная, меланхоличная и соблазнительная Калина Ендрусик, «осенняя девушка», «теплая вдовушка», «девушка с хризантемами», которая в серии «Kaloryferia» родилась в ванной из ребер радиатора. Восхищенный Пшибора писал:
«Лиричная Калина, для многих это было неожиданностью. Ох уж эта Ендрусик! А у вас она миниатюрная, легкая, лиричная. Осталась. Эта матовость голоса! Совсем легкая, еще не хрипотца… да, матовость, сексуальность, дымка».
«Бим-Бом»
Легенда и миф поколения. Знаменитый студенческий театр, основанный для того, чтобы, как говорили его создатели Збышек Цибульский, Богумил Кобеля, Яцек Федорович и Ежи Афанасьев, исполнять желания, ремонтируя души и смазывая сердца. В программе — выражаемая без слов пластическая похвала наивности и молодости. Ежи Афанасьев писал:
«Влюбленные в Сезанна, Матисса, Утрилло, они переносили в театр картины, которые мечтали написать, свою грусть и любовь. Ступали по сцене так, как хотели бы ступать, если бы мир их картин ожил, а они сами оказались в этом мире. И говорили так, как разговаривали бы с ними их картины. Свое художественное вдохновение они черпали не из мира сцены, а из мира живописных образов. Возвращались в театре к живописи. Шагал им был ближе Брехта и Утрилло – ближе, чем Пискатор».
Этот Гданьск 60-х годов поймал в кадр Януш Моргенштерн в своем великом кинодебюте «До свидания, до завтра» со Збигневом Цыбульским, Романом Полански и феноменальной Терезой Тушиньской.
Каждая из пяти программ театра становилась события. Выступали по всей Польше, а также в Европе, в том числе на сценах Бельгии, Франции, Австрии, ГДР. Кобеля основал также просуществовавший недолго экспериментальный «Teatr Rozmów» («Театр разговоров»), где был поставлен, в частности, спектакль «За закрытыми дверями» по Сартру. Он также вместе со Збигневом Цибульским ставил спектакли и в театре «Teatr Wybrzeże» («Театр Побережье»).
И еще одно воспоминание — Яцека Федоровича в журнале «Film» («Фильм»):
«Бим-Бом» просуществовал шесть лет. С 1954 до 1969 года. Кобеля был полностью поглощен им с первой премьеры до последнего спектакля – посвящая ему свой талант, время и силы. (…) Он вносил в наш театр легкость и обаяние, изящество и поэтическую шутку, великолепное созерцательное ощущение и грандиозное чувство сцены. (…) Он всегда был автором самых метких формулировок, блестящих мелочей, которые придавали целому неповторимый стиль. (…) Он был очень последователен в передаче своего взгляда на мир (…) Постоянно ломал стереотипы мышления, постоянно искал что-то новое, не желал подчиняться условностям и избегал повторений».
Вместе с молодостью закончился и «Бим-Бом». Тем временем в захламленных подвалах Кракова созревало новое кабаре – «Piwnica pod Baranami»...
«Piwnica pod Baranami» — «Как они свободны!»
Октябрь 1956 года. Группа студентов и молодых безработных артистов расчищает подвал дворца «Pod Baranami» и превращает его в клуб с небольшой эстрадой, несколькими столиками и баром. За 50 лет своего существования это место обросло легендами, связанными с его эксцентричными исполнителями, вписав себя в историю в качестве самой знаменитой сцены кабаре в Польше.
«Смесь всевозможных жанров, стилей и поэтик. Ничего ни с чем не состыковалось, ничего ни к чему не подходило. Одно не вязалось с другим и из этого всего рождалась чудесная многозначность и гармония. Та смелость нарушения всяческих правил, условностей, принципов возбуждала неописуемую зависть. Все думали: «Какие же они свободные!» Теперь бы мы сказали: «Какие же они безбашенные», – вспоминал композитор Станислав Радван.
«STS», символ октябрьского перелома
За 21 год театр «STS» («Studencki Teatr Satyryków» — «Студенческий сатирический театр») сыграл 55 премьер и более 3 тысяч спектаклей. Как замечает Януш Р. Ковальчик, один из авторов книги «STS –— здесь все начиналось», театр, выросший на волне того фермента, который появился в искусстве с упадком соцреализма, появился вместо газеты. Создали его студенты Варшавского университета.
«Студенческая сцена быстро стала голосом молодой интеллигенции, который выводил соотечественников из безнадежности сталинизма. «STS» был их трибуной, он давал им возможность заявить о своих взглядах на самые важные философские, общественные или политические вопросы. (…) Им удавалось создать спонтанный художественный коллектив, который вместе работал, вместе развлекался, вместе отдыха, и все это с очень специфичным, абсурдным чувством юмора».
Поэтическими песнями двадцатилетней Агнешки Осецкой, оторванными от политической и социальной реальности, ее идейные и революционно настроенные коллеги по театру «STS» были недовольны. Да и сама поэтесса говорила о себе «политическая дуреха», она не любила политику и политическую сатиру, — пишет Кец. Однако окончательно Осецкая освободилась от нее лишь в 1989 г. Как она впоследствии вспоминала, «STS» был для нее уроком гражданской позиции и уроком, где она научилась писать так, будто «хотела смешно сфотографировать заплаканные глаза, припудрить постаревшее свидетельство о рождении, усмирить отчаяние шутовством».
Песня Осецкой «Okularnicy» («Очкарики») на музыку Абрамова стала гимном следующих поколений.
Источники: по книге «История польского кабаре» Изольды Кец.