Культовое место: культурный Белосток накануне войны

Kondukt na ulicy Sienkiewicza, Białystok, zdjęcie z lat 1935-39, fot. Bolesław Augustis/Albom.pl, default, Траурная процессия на улице Сенкевича в Белостоке, 1935-1939. Фото: Болеслав Аугустис (Bolesław Augustis) / Albom.pl, center

#история и традиции

Пусть запах луковых булок и звуки клезмерской музыки ведут нас по межвоенным улицам. Мы рассмотрим киноафиши, заглянем в театр «Палас», потанцуем банана-слайд и отдохнем в городском парке.

В американском архиве в Вашингтоне хранятся фотоснимки, сделанные люфтваффе в сентябре 1944 года. На нескольких кадрах мы видим Белосток, то есть то, что от него осталось: лишенный крыши дворец Браницких, опустевшая площадь у разрушенной ратуши, колодцы и воронки вместо домов. Трудно поверить, что всего несколько лет назад в этом «северном Манчестере» (здесь бурно развивалась текстильная промышленность) кипела жизнь. Попробуем представить себе довоенную атмосферу этого города. Наш проводник — Анджей Леховский, историк, директор Музея Подляшья в Белостоке, который знает историю города как свои пять пальцев.

Гордость и воображение

Thumbnail — Белосток, отель «Ритц», 1918-1929. Фото: Ян Волыньский (Jan Wołyński)/Национальная библиотека «Полона»

Места, которые можно считать культурной визитной карточкой города в межвоенный период, рассказывает Леховский, были проекцией того, как его жители представляли себе блеск и сияние мира. «Уже после войны появилось множество легенд — и отель „Ритц“ был одной из них. Его построили в 1913 году для богатых русских купцов, которые должны были приезжать сюда, чтобы делать большие деньги. Но началась война, и купцы так и не приехали. А вот гостиница осталась». Жители Белостока убеждают своих гостей, что тут жили и Александр Вертинский, и Ганка Ордонувна… Хотя на самом деле им больше и негде было остановиться.

Взглянем на старые почтовые открытки и рекламные объявления: четырехэтажное здание в самом центре города, между дворцом Браницких и рекой Белой, мраморная лестница, лифт, кофейня (позже в ее помещении устроили кинотеатр), парикмахерская, 50 номеров (плюс два апартамента) с холодной и горячей водой и телефоном в каждом, в распоряжении гостей бильярдная и гаражи. Впечатляет. А вот вам загадка: вечерами в отеле женщины кладут на кресла шубы и пальто, а под столом снимают зимнюю обувь и надевают танцевальные туфли — почему так? А вот почему: в «Ритце» воруют! Леховский добавляет, что бывали здесь и шумные попойки, практиковалась и почасовая аренда номеров.

В тридцатые началось строительство образцово-показательного (так называемого представительского) района. Этим районом действительно можно было похвастаться — он впечатляет даже сегодня. Улица Свентоянская с правительственным кварталом, здания суда и казначейства, театр и начало белостокского городского парка — все было объединено в единое архитектурное целое и являлось настоящим поводом для гордости.

Городской парк, который можно назвать зеленой визитной карточкой Белостока, соединяет Звежиницкий лес с парком имени Конституции 3 мая и парком имени Понятовского. Руководил проектом нового парка Станислав Граль. Главную аллею украсили цветочные клумбы и пруд, неподалеку разместили сцену для концертов. Этот зеленый оазис посреди города и сегодня не слишком изменился.

В 1938 году появились планы реконструкции Белостока. Но их перечеркнула война, а потом о них уже никто не вспоминал. Отель «Ритц» перестал существовать в 1944 году.

В старом кинотеатре

Леховский заявляет: «Для всей межвоенной Польши кино — совсем молодой вид искусства, которому только 10-20 лет. Оно совершенно в новинку! Показы звуковых фильмов — просто революция. Кинотеатры собирают аншлаги и приносят большой доход, программы меняются, как перчатки». В Белостоке было пять кинотеатров, все расположены в самом центре. «Аполло» и «Модерн» (после банкротства в 1937 году переименован в «Пан») принадлежали предпринимателям-евреям; поляки владели «Грифом» (располагался на первом этаже отеля «Ритц»), «Полонией» (ее называли «Полонча») и «Миром» («Świat», сегодня — «Тон»).

Публику раздел рынка не волновал — ее привлекали прежде всего невысокие цены билетов. В 1934 году сеанс стоил примерно 42 гроша, а двумя годами позже — всего 33. В Варшаве билеты в кино стоили в два раза больше. Да и по количеству зрителей Белосток был впереди столицы: показы польских фильмов собирали до 16 тысяч зрителей (около 20% жителей города), а средний житель Белостока бывал в кино 14 раз в год (средний варшавяк и десяти раз в году в кино не появлялся). Весьма популярны были фильмы еврейской тематики, как, например, «Еврей играет на скрипке» или «Письмо к матери». Фильмы на идише создавались в Польше регулярно.

Одиннадцатого февраля газета «Дзенник Бялостоцкий» (Dziennik Białostocki) сообщила, что в кинотеатр «Аполло» на улице Сенкевича, 22, ворвалась упряжка встревоженных коней, запряженных в сани, из которых на вираже выпали дама и кучер. Ну а кто бы не захотел расположиться в одном из 800 красных плюшевых кресел в богато отделанном зале, чтобы посмотреть одно из тех зрелищ, что «превосходят все, что вы когда-либо видели прежде»? Когда смотришь довоенные киноафиши, кажется, что в белостоцких кинотеатрах господствовали высокие европейские стандарты. Но историк предупреждает, что внешность обманчива. Разница чувствовалась и в техническом оснащении, и в репертуаре. Если интеллигенция предпочитала «Модерн», где кино чередовалось с эстрадными выступлениями, то в «Полонии» зрители реагировали на происходящее на экране, топая ногами и швыряя семечки. Показ кассового «Бен-Гура» в кинотеатре «Аполло» был сенсацией во всей мировой печати: местные газеты писали о протестах со стороны местной еврейской общины, лондонская газета «Таймс» (The Times) сообщала о скандале и сожжении кинопленки на костре, а в аргентинской прессе прокатилась новость о том, что во избежание беспорядков в городе введено чрезвычайное положение.

У Белостока была своя кинозвезда — Соня Нейман, известная под псевдонимом Нора Ней. Будущая актриса родилась в небольшой деревеньке под Белостоком, а после школы отправилась покорять Варшаву, чтобы вскоре завоевать титул «королевы польского экрана». Своим танцевальным талантом и угольно-черными глазами она покорила сердца зрителей таких фильмов, как «Полицеймейстер Тагеев», «Красота жизни» и «Доктор Мурек». Она любила бывать на премьерах в родном городе. После начала II мировой войны Нора Ней вместе с дочерью оказалась в числе поляков, сосланных в Сибирь, а в 1946 году эмигрировала в США, где играла роли второго плана в немых фильмах.

Пещеры разврата

«Хочешь танцевать? Попрощайся с мозолями! Приходи к нам на педикюр»: таким рекламным слоганом зазывал клиентов обувной салон «Бата» (Bata). Жители межвоенного Белостока охотно изучали таинство «любовного акта в вертикальной позиции», известного также как «пляска отдыхающего убийцы» — то есть чарльстона. Они также знали, что для эффектного банана-слайда (вид фокстрота) необходимо правильно подготовить паркет, а именно покрыть его толстым слоем пасты и посыпать стеариновым порошком.

Кто же был лучшим в городе учителем веселого танца? Маэстро Скшипковский. Он приехал в Белосток в 1925 году, а его первыми учениками стали офицеры 42 Пехотного полка. Вскоре он открыл собственную школу танца в отеле «Ритц», обеспечив тем самым поток состоятельных клиентов. Менее обеспеченные — и менее способные — поклонники танцевального искусства могли оттачивать па под наблюдением Майса или Улицкого. В свою очередь, в школе Мазура за музыкальное сопровождение отвечал джазовый оркестр из Познани, а изможденные танцоры имели возможность отдохнуть в расположенном здесь же буфете. Курсы Соколовского и Морына имели дурную репутацию — похоже, кое-кто решил заработать на танцах без веских к тому оснований.

Противников эксцентричных телодвижений тоже было порядочно. В 1938 году они требовали запретить танцевальные школы, утверждая, что это «пещеры разврата и безнравственности». Но остановить танцующий город сумела только война.

Танцевали на роскошных балах во дворце Браницких и на домашних вечеринках. По вечерам улицы Сенкевича, Килиньского и Рынек Костюшки наполнялись звуками свингующих саксофонов и писклявых кларнетов. В середине двадцатых годов Америка узнала композитора из Белостока. Леон Цыган, известный также как Натан-Цыган, написал музыку к немому фильму, а через несколько лет переехал за океан. Там, под псевдонимом Натан из Цыганерии он дирижировал бруклинскими оркестрами, вспоминая родной город в таких произведениях, как "In klein sztetel bin ich geboren" («В небольшом городке я родился») или "Hejm Majn Bialystok" («Дом ты мой, Белосток»), слова к которому на идише написал поэт из Белостока Абрахам Шевах.

Ринг на досках

Это должен был быть настоящий театр. Сразу же после обретения Польшей независимости сюда позвали Товарищество «Польский театр» под руководством Мариана Дедерки, составили проекты и сметы, которые невозможно было воплотить в жизнь из-за экономического кризиса. Решено было остановиться на временном проекте. 13 сентября 1924 года в здании театра «Палас» был официально открыт Городской театр. Прекрасное расположение (между отелем «Ритц» и дворцом Браницких), просторный зал на 900 мест, центральное отопление… Леховский отмечает: «Хотя театр „Палас“ был местом элегантным, нельзя забывать о том, что театр расположился в перестроенном здании заводского цеха, где было очень холодно. Зрители мерзли и стучали зубами от холода. Впрочем, здесь выступали и Ордонувна, и Бодо, проходили также боксерские матчи — нужно ведь было как-то зарабатывать».

Владельцы сдавали зал для проведения лекций, тренировок, балов и партийных съездов. Сегодня здесь восхищались игрой актеров, а завтра слушали джазовые биг-бенды. Меломанам предлагались арии из оперетт, другие посетители предпочитали выступление автора «Бала в опере» Юлиана Тувима. На белостоцкой сцене выступали в основном бродячие еврейские театры, виленская «Редута Юлиуша Остервы», гродненский ансамбль и объединения из Варшавы. Наконец, когда был создан Городской театр под руководством Бронислава Скомпского, труппа которого насчитывала тридцать человек, было запланировано строительство нового здания. К концу 1938 года Народный дом построили. Вместо аллеи в парке имени Понятовского появилась двухполосная дорога, тянущаяся от дворцовых ворот к тройной лестнице. Вскоре должен был измениться и театральный облик города. Первый спектакль сыграли в декабре. Однако собрать постоянную труппу и репертуар до сентября 1939 года не успели.

Зачитанный том

Межвоенный Белосток был благодатной почвой для развития театра и литературы. Конечно же, «Палас» был для этого идеальным местом. В 1922 году Станислав Пшибышевский дважды приезжал в город. Его январская лекция «Об обнаженной душе» собрала «огромную публику из рядов интеллигенции, которая внимательно слушала докладчика». Июньский научный доклад об искусстве тоже должен был состояться на подмостках театра, но в последний момент место встречи изменилось. В этот раз маленький зал заседаний белостокского суда был почти пуст — пришло всего 54 человека.

Выступал в Белостоке и Тадеуш Бой-Зеленьский, которого, по-видимому, не сломило поражение своего друга и соперника (когда-то Бой был страстно влюблен в одну из жен Пшибышевского, роковую красавицу Дагни Юль). Заполнившие все места в театре «Палас» белостокцы, затаив дыхание, слушали историю о том, как «выскочка» стал литератором, а когда докладчик зачитывал «Словечка», зал взрывался от смеха.

А вот Юлиану Тувиму не повезло. Встречи с создателем литературной группы «Скамандр» с нетерпением ожидали толпы желающих, поэтому билеты сделали подороже: самый дешевый стоил 70 грошей, а ведь на другие мероприятия в «Паласе» можно было попасть за 20-25 грошей. Лучшие места «на Тувима» стоили целых 4 злотых. Накануне выступления поэта организаторы были полностью уверены в успехе. А слушателей собралось всего около тридцати. Белостокцы предпочли поэту выступавших в тот день в кинотеатре «Аполло» артистов варшавской оперетты. Тувиму удалось собрать в Белостоке толпы слушателей только семь лет спустя, в 1935 году.

Очень любила театр Рена Рущевская — поэтесса, актриса, бунтарка и жительница Белостока. Она училась дикции у Юлиуша Остервы, играла у Дедерки, а в театре «Палас» дебютировала как драматург, поставив пьесу «Широкие дороги», где сама сыграла главную роль. Сегодня о ней почти никто не помнит, а тогда её высоко ценили и критики, и читатели.

Анджей Леховский вспоминает две белостокские библиотеки с внушительным по тем временам собранием книг. У действовавшей с 1920 года Городской публичной библиотеки к концу 1936 года было три филиала и двадцать библиотечных пунктов. А в библиотеке, носившей имя известного еврейского писателя Шолом-Алейхема (по его роману «Тевье-молочник» был создан мюзикл «Скрипач на крыше»), можно было найти книги не только на иврите, идише и польском языке, но также на немецком, французском, английском, русском и даже эсперанто. В 1934 году первая городская библиотека имела 1600 постоянных читателей, а еврейская — 1800, при этом она выдала более чем в два с лишним раза больше книг, чем ее конкурентка.

Бюст маршала

Хотя музеев, посвященных искусству, в межвоенное время в Белостоке не было, здесь нередко проходили выставки живописцев и скульпторов. Самые престижные открывались во дворце Браницких, остальные — в школах, кафе, кинотеатрах или в павильоне в городском парке. Юзефу Яну Циммерману было поручено художественное оформление церемонии встречи польских солдат в феврале 1919 года, когда из города ушли немецкие войска. В том же году были организованы выставки-аукционы еврейского искусства. Если в двадцатые годы свои произведения показывали художники из Варшавы, Вильно, Кракова и Львова, то следующее десятилетие правили бал уже художники из Белостока. К Циммерману присоединились, среди прочих, Оскар Розанецкий, Чеслав Садовский, Ихель Тыновицкий. Двое последних вместе с Михалом Дуньцем, Наумом Эдельманом и Бенционом Рабиновичем входили в Объединение белостоцких художников «Форма-Цвет-Фактура».

Значительным представителем художников восточной части Польши был Альфонс Карный. Он начинал с рисунков и карикатур для местной прессы. После отъезда покровительствующего ему Мариана Дедерко (белостокский фотограф-новатор, в 1920 г. переехал с семьей в Варшаву), Карный поступил на службу в комиссариат полиции. Но карьера охранника правопорядка была ему не по душе, и в 1923 году он переехал в Варшаву, чтобы изучать живопись и скульптуру. Вскоре о скульпторе родом из Белостока знали во всей стране, а также в Москве, Венеции, Лондоне и Париже. Работы скульптора, выставленные в 1939 году в Нью-Йорке, в Польшу уже не вернулись. Во время сентябрьской кампании мастерская художника попала под бомбардировку, а новая сгорела в Варшавском восстании. Произведения, созданные им после войны, по стилистике были близки скульптурам тридцатых годов.

Со вкусом

Никакой путеводитель не обойдется без списка рекомендуемых гастрономических заведений. Довоенный путеводитель по Белостоку мог бы выглядеть так:

«Аквариум», ул. Рынок Костюшки, 6 — отменная еврейская кухня, место встречи деловых людей и любителей потанцевать;
«Бузна», ул. Липовая, 23 — лучшая кондитерская города, тут можно выпить знаменитой македонской бузы (или бозы) — слабоалкогольного напитка из проса с добавлением дрожжей, сахара и изюма;
«Гастрономия», ул. Сенкевича, 2 — здесь можно пообедать всего за злотый;
«Лонч», ул. Рынок Костюшки, 23 — кошерный ресторан, подаются холодные и горячие закуски;
«Ритц» (ресторан при отеле), ул. Килиньского, 2 — самый престижный ресторан с «первоклассной кухней», предлагающий «изысканные обеды, ужины и завтраки», живая музыка каждый день;
«Селянка», ул. Килиньского, 12 — обязательный пункт программы для гостей из провинции, которых у порога встречали официанты (господина Дионизия запечатлел фотограф Болеслав Аугустис — его снимки - сценки из жизни довоенного Белостока были обнаружены в 2004 году).

Забытый вкус старины искала в городе над речкой Белой в середине девяностых кулинарный критик Мими Шератон. Американка записывала рецепты и воспоминания в книге «Белоеды. История хлеба и утраченного мира» ("The Bialy Eaters. The Story of a Bread and a Lost Word"). В еврейских диаспорах в Польше, Нью-Йорке, Париже, Буэнос-Айресе и Израиле она много слышала о легендарных луковых булках, называемых «белыми», «бялысами» или «бялыстокер-кюхен» («белостоцкая кухня» на идише). Турки подарили Белостоку рахат-лукум — фруктовое лакомство густой консистенции, в наследство от литовцев им достался киндзюкас, или скиландис — твердая вяленая колбаса, от русских — гречнево-пшеничные и гречнево-ржаные блины, а татары научили их готовить «колдуны» — вареники с говядиной или бараниной в бульоне. Именно в местной кухне стоит поискать следов мирного сосуществования культур — пожалуй, это единственная сфера, где не было конфликтов.

«Неопределившийся» — так Леховский характеризует межвоенный Белосток. По мнению историка, Белосток расплачивался за свое географическое положение, «зависнув» между городами, имевшими свое неповторимое лицо — между Варшавой, Вильно и Гродно (в котором в межвоенный период кипела культурная жизнь и чувствовался дух польской интеллигенции). Белосток несомненно бы «определился», но не успел.

Источники: беседа с Анджеем Леховским, май 2019 года;

книги: Ян Онищук, Томаш Вишневский «Белосток между двумя войнами» ("Białystok między wojnami"); Анджей Леховский «Тайны Белостока» ("Sekrety Białegostoku"); Адам Доброньский, Йоланта Щигел-Роговская «Белосток. Двадцатые и тридцатые» ("Białystok. Lata 20-te, lata 30-te").

Автор: Агнешка Варнке

Язык Russian