ПП: Выходит, что мураль с Куронем отражает твой фатализм.
ВС: Немного да. Но, с одной стороны, это фатализм, а с другой — приятно осознавать, что был такой человек, как Куронь. В контексте нынешнего хаоса в культуре и образовании, я восхищаюсь школой, решившейся на такой жест. Может быть, отчасти потому, что это Варшава, либеральный город. Но не уверен, возможно ли было бы изобразить такую личность, например, там, где я живу, на юге страны, в Малой Польше или в Подкарпатье. Поэтому для меня это смелый поступок. Эта улица, это место принадлежит Куроню.
ПП: Ты интересуешься крестьянскими корнями своей семьи. Прошлой осенью в Фонде галереи Фоксал ты показал, среди прочего, триптих, повторяющий композиции Жана-Франсуа Милле, Гюстава Курбе и некоего анонимного художника. Почему?
ВС: Я потратил много времени на поиски фотографии, по которой нарисовал последнюю картину. Не так давно я ее нашел, и оказалось, что я сфотографировал эту картину в Museo Nazionale Romano в Риме. Это работа какого-то итальянского художника, имя которого я не помню. Я писал эти картины, ища свои корни вслепую, потому что, конечно, у меня нет никаких достоверных сведений о том, какой была жизнь моих предков несколько поколений назад. Мои деды уже не были крестьянами, но прадеды - были, отсюда мой интерес к народным традициям. На самом деле крестьянским было около 90% нашего общества. Когда мы читаем, как жили наши предки, понимаем, что на самом деле они, хотя и неофициально, были рабами. Этого нельзя забывать, мимо этого знания нельзя пройти равнодушно. Об этом мои картины.