Все, за что брался Яцек Куронь, он делал с душой и азартом. Он остался в благодарной памяти деятелей культуры: многие упоминали его в своих художественных произведениях и мемуарах. Куронь всегда был в курсе главных событий в мире искусства.
Агнешка Осецкая в песне «Волюбленные с улицы Каменной» выразила взгляд на мир, который был ему особенно близок:
Но день придет – и с факелом жарким
выйдут в поход – голодные, жалкие.
– Хотим Ромео! – кричат девчата, –
к Каменной больше нету возврата!
– Хотим Джульетт! – взывают подростки, –
дайте Джульетт нам, гады, подонки!
С шумом и криком мчат по предместью,
амур тряпичный мчит с ними вместе…
А потом – тишина, затемнение,
и на Каменную возвращение.
(перевод Анатолия Нехая)
Яцек Куронь услышал эту песню в Студенческом театре сатириков (СТС) в программе «Бал-маскарад» (1958) и был совершенно ею поражен. Она поэтическим языком выражала все то, что было предметом ежедневных забот этого активиста-общественника, неравнодушного к жизни людей, к условиям их работы и быта. Годы спустя Куронь вспоминал:
Я впервые услышал эту песню, когда наше движение во имя свободы умерло. Хуже того — мы сами сдались, мы переполитизировали этот Октябрь. В какой-то момент мы решили, что Гомулка пользуется такой большой поддержкой в обществе, что у нас нет никаких шансов. «Влюбленные с улицы Каменной», песня о юношах и девушках, которые мечтают о красивой любви, а сами живут на такой вот Каменной улице, где все грязно и ужасно, стала чем-то вроде эпитафии нашему движению. Однажды они выходят на улицу, их активность нарастает, усиливается… тряпичный амур мчит и… вдруг свет гаснет и Эля Чижевская монотонным голосом поет: «А потом – тишина, затемнение, и на Каменную возвращение». Я думаю, что многие в зале подумали, что это о нас и обо всем том, что происходило вокруг. Агнешка говорила, что у каждого человека есть право на красоту. И сегодня для меня это песня о том, насколько уязвим простой человек. И о том, что права человека постоянно нарушаются.
Для своих собеседников и читателей Яцек Куронь останется первоклассным стилистом, четко излагающим свои взгляды. И это удивительно, если учесть, что он был дислектиком и в детстве постоянно конфликтовал с учителями. Вспоминая детство, Куронь говорил, что школа была для него хуже тюрьмы.
Он умел блестяще аргументировать и вести дискуссию, но складно писать — несмотря на наличие публицистических амбиций — не умел. Здесь он пользовался помощью редакторов. Но, несмотря ни на что, в откровенной переписке с женой — не обращая внимания на тюремную цензуру — он демонстрировал идеальное владение словом, в чем можно убедиться, прочитав изданные в 2014 году «Письма как прикосновения» Гражины и Яцека Куроней.
Он умел тактично и деликатно — несмотря на явно не виртуозное владение словом — выразить свои чувства. С необычайной нежностью, какой мало кто мог ожидать от такого активиста-крикуна (Казимеж Брандыс в своих «Месяцах» удивлялся: «Что такой хрипатый бульдозер делает с такой хрупкой женщиной?»), он описал зарождающееся чувство к Гайке (Гражине), его самой большой любви и будущей жене. В книге «Вера и вина. К коммунизму и от него» (Варшава, 1989) Яцек Куронь признавался:
Ночью я приходил в женскую палатку, где все собирались, и рассказывал сказки. Так уж получалось, что я всегда садился на койку Гайки и брал ее за косу, это была единственная ласка, которую я себе позволял, и рассказывал свои истории вроде бы всем — а на самом деле Гайке. Так оно и шло. (…). В тот момент, когда между людьми вспыхивает любовь, пролетает ангел, которого никто кроме них не видит. Я чувствовал этого ангела, которого в мире не видит никто, кроме влюбленных. Я чувствовал этого ангела, но боялся себе в этом признаться. И упирался, как мог. Единственной лаской было это самое держание косы. Не знаю, чувствует ли девушка, что ее держат за косу. Гайка чувствовала, но, может быть, не этой косой, а как-то иначе.
Эти и другие рассказы Яцека Куроня о Гайке читаются сегодня как современная «Песнь песней». Среди борцов с режимом ПНР такая сильная любовь между супругами, заметная не только их ближайшим друзьям, встречалась нечасто. Гражина Куронь была надежной опорой для перманентного «сидельца» Яцека, она, как это сформулировал политик Ян Литыньский, «обеспечивала ему комфорт существования. Без нее он был бы беспомощным».
Помощь людей доброй воли помогала Яцеку Куроню выжить в непростые времена преследований и репрессий. Писатель Игорь Неверли оформил его (фиктивно) на должность личного секретаря. Другие, зная, что Куронь любит детективы, помогли ему — по его собственным воспоминаниям — написать три-четыре книги в этом жанре. За них он даже получил какие-то гонорары, однако бдительные компетентные органы предотвратили их публикацию. Нам, к сожалению, не известны ни их названия, ни псевдонимы, за которыми скрывался автор.
С песнями ему повезло больше. На компакт-диске под названием «Это наш сигнал, лозунг, призыв…», изданном в 2003 году по случаю 50-летия ансамбля Gawęda, были опубликованы три песни на слова Яцека Куроня: «Мы охотимся за приключениями» (музыка Анджея Зыгеревича), «Песня первооткрывателей» и «Харцерское имущество» (музыка Ежи Недзьвецкого).
Известна также его «Песня о пользе компаса». Порой эти тексты попадали в харцерские песенники. Но под именем и фамилией Яцека Куроня была опубликована лишь одна из них — «Песня первооткрывателей». Обычно же авторство скрывалось, хотя Общество защиты авторских прав выплачивало ему полагающееся вознаграждение. А харцеры долгие годы пели эти песни у костра, даже не подозревая, кто их написал.
Возвращаясь к Студенческому театру сатириков (СТС), нужно напомнить, что в серой действительности времен Гомулки он был чем-то вроде артистического салона. Актриса Изабелла Олейник вспоминала:
СТС — это была конюшня или инкубатор Комитета защиты рабочих. Здесь бывали Яцек Куронь и Адам Михник. Там они вели политические разговоры, которые были мне непонятны, под некоторые из них мне даже случалось задремать на диване, но я ни за что не хотела пропустить ни одной из этих встреч. Здесь бывало много евреев, особенно после 1968 года. Тогда все это было выше моего понимания.
Кроме участия в жизни варшавского СТС Яцек Куронь, насколько позволяло время, внимательно отслеживал культурные события в стране. Он часто бывал в Кракове, где прожил год вместе с родителями после того, как его родной Львов заняла Красная Армия. Впоследствии его пленила атмосфера кабаре «Подвала под Баранами».