«В памятный день 29 ноября 1918 года, – вспоминал Антоний Слонимский, – когда Варшава бурлила, когда толпы бродили по улицам в горячечном воодушевлении, в те дни, когда в словах „свобода”, „независимость”, „Польша”, „коммунизм” и „революция” не было оттенка серой будничности и разочарования, мы были полны энергии, сил и надежд. Вечером в день открытия „Пикадора” собралась вся элита тогдашней Варшавы». Перед открытием кафе по всей столице были развешаны плакаты с изображением литератора в пенсне, оседлавшего Пегаса и большим гусиным пером разящего жирную свинью, которая олицетворяла собой буржуазность и мещанство. На улицах раздавали листовки в стиле революционных прокламаций:
СООТЕЧЕСТВЕННИКИ!
Рабочие, солдаты, дети, старики, люди, женщины, интеллигенты и драматурги!
29 ноября, в пятницу, в 9 вечера открывается первое варшавское кафе поэтов «ПОД ПИКАДОРОМ», Новый Свят, № 57.
Совесть молодой артистической Варшавы! Штаб-квартира Армии спасения Польши от всей современной отечественной литературы. Ежедневно с 9 до 11 большой турнир поэтов, музыкантов и художников.
МОЛОДЫЕ ВАРШАВСКИЕ АРТИСТЫ, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ!
Радикальный «маркетинг» сработал, и в день открытия (равно как и в последующие) кафе было набито битком. Звездой первого вечера стал Ян Лехонь – бледный, высокий, в потрепанном жилете, он взволнованным голосом читал свои знаменитые стихи о Мауриции Мохнацком, пианисте-импровизаторе и участнике польского восстания 1830 года:
Только шаг отделяет от зала, и прямо,
как последний окоп, оркестровая яма.
Он за бруствером. И голосами капели
О весне эти бледные пальцы запели,
Шелестят родником и росинками тают,
А из них полевые цветы вырастают
И скрипичные дали полны щебетаний.
Но все выше цветы. Все грустней и багряней.
(перевод Анатолия Гелескула)
Выступил на вечере и примкнувший к поэтам-основателям молодой Ярослав Ивашкевич, незадолго до этого перебравшийся в столицу. Поначалу он жутко стеснялся выступать, и Лехонь чуть ли не силой вытолкнул Ивашкевича на эстраду. «С бьющимся сердцем я прочитал несколько своих восьмистиший, – вспоминал Ивашкевич много лет спустя, – среди которых было стихотворение „Май”, столь любимое впоследствии в „Пикадоре”. Однако самым большим успехом пользовалась моя „Почтовая карета”, которую мне приходилось вновь и вновь читать на всех вечерах независимо от изменений в программе, которые происходили еженедельно». В стихотворении этом, и вправду пленительном, рассказывалось об отъезде двух прекрасных юных дев «на воды»:
Напрасно нежный пан Игнаций в боливаре
Большой букет цветов подносит юной паре,
Кто вместе с матушкой готов отбыть в карете –
Тем вовсе не страшны все ловеласы эти.
Пересчитали все, усевшись на скамейку,
Но все ж на станции забыли канарейку.
(перевод Давида Самойлова)