Весь цикл об Ийоне Тихом, вместе с «Кибериадой» и «Сказками роботов», — это уникальный вклад Лема в научную фантастику. Произведениям цикла присущ комизм, но это не мешает им нести сложные философские смыслы.
«Звездные дневники Ийона Тихого» в виде книги вышли в 1957 году. Однако ранее отдельные рассказы публиковались в первом сборнике Станислава Лема «Сезам и другие рассказы» (1954 год).
Первое издание «Дневников» содержало три текста, не связанных с циклом: «Существуете ли вы, мистер Джонс?» (на его основе был создан сценарий короткометражного комедийного фильма «Слоеный пирог», снятого Анджеем Вайдой в 1968 году), «Крыса в лабиринте» (традиционная с виду история неудачного первого контакта с инопланетянами, но с неожиданной изюминкой: приземление было по сути катастрофой, а инопланетянин не смог общаться с землянами, поскольку был в агонии) и «Конец света в восемь часов (американская сказка)». Позже Станислав Лем строго придерживался принципа, что в переиздания следует включать лишь те произведения, которые объединяет персонаж Ийона Тихого.
Парадоксально, что сборник «Звездные дневники», будучи невероятно популярным произведением, при этом не имеет канонического издания. В 1961 году автор исключил из издания «Путешествие двадцать шестое и последнее» — сатиру на одержимую страхом войны Америку в эпоху маккартизма, которую звездный путешественник Ийон Тихий ошибочно принял за чужую планету. В предисловиях к некоторым изданиям давалось шуточное объяснение: текст был признан апокрифическим и потому исключен. Но Лем объяснял это решение эстетическими, а не политическими соображениями. Однако можно утверждать, что это неуклюжее объяснение раскрывает принципиальное свойство всего цикла. Критик и историк литературы Ежи Яжембский описывает его так: «Ийон Тихий, летя в космос, всё-таки возвращается на Землю, и вынужден вновь и вновь сталкиваться с человеческими проблемами».
В то же время при переизданиях Лем добавлял в сборник и новые произведения: например, повесть «Профессор А. Донда», впервые опубликованную в польском сатирическом журнале «Шпильки» в 1973 году. Последним добавлением стал рассказ «О выгодности дракона», вышедший в 1993 году. На польском рынке наиболее полным считается издание 1994 года издательства «Interart». Кроме текстов, исключенных самим Лемом, это издание не включает в себя «Последнее путешествие Ийона Тихого», опубликованное в журнале «Плейбой» в мае 1999 года.
Среди относящихся к циклу «дополнительных» произведений особого внимания заслуживает «Доктор Диагорас». Можно сказать, что это «Солярис» в миниатюре. Это история о противоречивом и сварливом ученом-кибернетике, который подрывает основные положения науки, которой занимается. Согласно Диагору, создание машин и программ, которые точно исполняют команды человека, было тупиком. На самом деле, правильнее было бы конструировать устройства, наделенные не интеллектом, а волей. Он говорит о приборах, демонстрирующих развитие на уровне насекомых. Результатом работы Диагора стала самоорганизующаяся материя, способная реагировать на внешние раздражители, например, электромагнитные волны. Ученый создал два таких образца, и заметил, что они общаются друг с другом. Он попытался заблокировать эту связь, но не смог. Ийон Тихий, навестив доктора Диагора на Крите, отметил, что рука профессора каждый раз дергается при приближении к контейнеру с образцом. Оказалось, что — как и в «Солярисе» — исследователь и объект исследования поменялись местами.
В «Звездные дневники» обычно включают рассказы из цикла «Из воспоминаний Ийона Тихого», впервые опубликованные в сборнике «Книга роботов». Действие этих рассказов происходит на Земле, а их содержание составляют встречи Тихого с различными безумными учеными. Эти тексты гораздо менее забавны, чем описания звездных путешествий. Правильнее назвать их краткими научными кошмарами. Например, часть IV описывает трагический конец Мольтериса, изобретателя машины времени, который умирает, мгновенно старея после начала путешествия в будущее. Намекает на поэтику фильма ужасов история профессора Зазуля (часть III). Ийон Тихий узнает о ней в заброшенном доме, хозяин которого был убит своим собственным более умным клоном. Диаметрально противоположный, шутливый тон носит часть V с подзаголовком «Стиральная трагедия». В ней описываются гротескные законы, касающиеся всё более разумных и человечных бытовых приборов.
Главный герой и одновременно рассказчик цикла — Ийон Тихий. В «Путешествии двадцать восьмом» он рассказывает о своем генеалогическом дереве. Оно состоит из одних оригиналов — доморощенных философов, кибермистиков и изобретателей, занимающихся такими вопросами, как строительство съедобных космических кораблей. Аристарх Феликс Тихий, который работал над этим, был единственным в роду, кто добился успеха, «хотя, конечно, не всякому по вкусу гарнитур из яичницы или подушки из пуховых бисквитов и куличей (по причине крошек в постели)» (перевод К. В. Душенко) Рассказанная там семейная история распадается на серию анекдотов, и даже фамилия «Тихий» имеет свою забавную историю. Она якобы происходила от прародителя, который упорно хранил молчание во время судебного заседания.
Сам Ийон — исследователь и межпланетный путешественник, время от времени занимающийся опасными тайными или дипломатическими миссиями. Его описание не слишком обширно (хотя это меняется к концу цикла), но это и неудивительно — ведь Тихий выступает в роли рассказчика, зрителя и участника космических передряг.
Об этой роли также следовало бы сказать несколько слов. Свое послесловие к «Звездным дневникам» Ежи Яжембский озаглавил как «Спор между Мюнхгаузеном и Гулливером». Эти персонажи были призваны олицетворять различные подходы к миру, изучаемому во время путешествий:
в первом случае путешественник самодостаточен и всегда применяет одну и ту же (свою собственную) меру к новым землям, а во втором случае он использует свои приключения, чтобы узнать что-то новое о себе, а также применить чужую меру к своей собственной персоне и культурной схеме, с которой он пришел к чужакам. Образцом первого из этих героев мог бы стать барон Мюнхгаузен, а образцом второго — Гулливер.
Лем утверждал, что при написании «Звездных дневников» он совершенно не задумывался о подобных аналогиях. Как бы то ни было, Тихий нужен автору прежде всего как фигура скептического наблюдателя.
Однако всё это вовсе не означает, что он лишен человеческих черт. В книге «Что такое сепульки? Все о Леме» Войцех Орлинский описывает рассказчика «Звездных дневников» несколько неоднозначно:
Ийон Тихий — это патологический эгоист и холерик, который готов пожертвовать всем. У него раздутое самомнение и огромные амбиции. Он склонен к злоупотреблению должностями, сутяжничеству и авантюризму одновременно, — и при этом его невозможно не полюбить.
Кроме того, ему свойственна любовь к риску, бравада, любопытство, необыкновенная наблюдательность, а также поразительная способность попадать в неприятности и гениально из них выпутываться.
Космос, представленный в рассказах Тихого, невероятно густонаселен. Сам рассказчик не скрывает антропоцентризма изображаемого мира: «Половина обитаемых планет — это земли, чуть побольше или чуть поменьше нашей, с более холодным или более теплым климатом, но какая же тут разница?» («Странные ящики профессора Конкорана», пер. К. В. Душенко). Ощущение чуждости и инопланетности, свойственное серьезным текстам Лема, таким как «Солярис» или «Непобедимый», здесь уступает. Это очевидно хотя по тому, что главный герой не испытывает проблем в общении с представителями инопланетных цивилизаций. Мир, за которым наблюдает Тихий, одновременно и чужд, и очевиден читателю.
За часть этой очевидности отвечают анахронизмы. Ракету отдают в ремонт так же, как автомобиль; школы на других планетах функционируют аналогично земным, а существам, которые физически отличаются от людей (например, живут в вулканической лаве), свойственна сходная с нашей мыслительная инертность. Они не способны представить себе другую — белковую, то есть земную — жизнь. Здесь Лем снова клеймит инертность науки, неспособной выйти за рамки установленной парадигмы.
Парадоксально, что искусственность и анахронизм реальности, представленной в рассказах, при этом являются ее достоинствами. Как писал Лем в рассказе «137 секунд» (который не входит в «Звездные дневники», пер. Л. Хохлов):
Мы живем во времена, ужасные для рассказчиков: все, что легко понять, — устарело, а каждое подлинное открытие требует комментариев в виде целых страниц из энциклопедии или университетского учебника.
Условность позволяет писателю отказаться от излишних объяснений, поскольку созданный им мир допускает существование, например, путешествий во времени, и перейти сразу к главному.
Памятуя об этом, можно заметить, что в «Звездных дневниках» в комической форме появляются многие дежурные темы Лема. Например, критика человечества как вида. В «Путешествии восьмом» ученый с далекой планеты после долгого и разоблачительного расспроса присваивает человеку название «Monstroteratum Furiosum (тошняк-полоумник), называющий себя Homo Sapiens», принадлежащий к семье трупоглумов, и отказывает человечеству в присоединении к Организации объединенных планет (пер. К. В. Душенко). Аналогичная тема появляется и в более длинном «Путешествии двадцатом», где двойник вынуждает Ийона Тихого взять на себя руководство проектом по улучшению истории Земли. Обоснование снова относится к области межзвездной дипломатии:
Всеобщая история будет отрегулирована, очищена, подправлена, спрямлена и улучшена в соответствии с принципами гуманизма, рационализма и привлекательного дизайна. Неужели не ясно, что, имея в родословной такую бойню и мясорубку, стыдно соваться в общество высокоразвитых космических цивилизаций! (пер. К. В. Душенко, Ф. К. Величко)
Это благородное намерение, конечно же, приводит к катастрофе. Из-за недостатков, личных трений, недоброжелательности участников проекта и совпадений история принимает кровавый и хаотичный оборот — то есть именно такой, какой нам известен. При этом несчастные случаи при работе с историей описываются весьма эффектно, чему способствуют гротескные аббревиатуры. Например, разрушение дополнительной планеты в Солнечной системе выглядит так:
Подвел ТУМАН (Телехронная Установка Мюонного Автоматического Наведения), лопнул ЗАДОК (Запасной Диссипатор Острых Коллизий), и в результате Афина, до тех пор кружившая по орбите между Землей и Марсом, разлетелась вдребезги — на девяносто тысяч осколков, из которых образовался так называемый Пояс Астероидов. (пер. К. В. Душенко, Ф. К. Величко)
Поскольку цивилизации, которые встречает на своем пути Тихий, представляют собой гротескные пародии на человеческое общество, то и в их описаниях появляются весьма критические по отношению к человечеству ремарки. Например, такова история развития социальных отношений «Путешествии двенадцатом»:
Сельские микроцефалы занимались земледелием, городские нападали на них, насиловали их жен, а их самих убивали и грабили. Из всего этого быстро родилась торговля. (пер. З. Бобырь)
Главный герой наблюдает за всем этим в ускоренном темпе, манипулируя развитием цивилизации с помощью устройства, которое меняет скорость времени. Однако даже в этих условиях он не видит в истории реального прогресса:
Пережив республику, две директории, реставрацию просвещенной монархии, авторитарное правление генерала Розгроза и его гильотинирование, я потерял терпение при виде медленного развития цивилизации и еще раз принялся регулировать аппарат; в результате в нем сломался какой-то винтик. (пер. З. Бобырь)
Гротескный характер мира, изображенного в «Звездных дневниках» позволяет беспрепятственно играть с фантастическими темами. Уже открывающее сборник «Путешествие седьмое» отличается избыточностью. После введения гравитационных вихрей, которые изменяют скорость времени, автор не останавливается на дублировании главного героя, а вводит несколько сотен его воплощений. Этот рассказ важен для характеристики главного героя. В некотором смысле он подтверждает мнение Орлинского: рассказчик испытывает отвращение ко многим своим воплощениям.
Критик и историк литературы Малгожата Шпаковская писала о герое «Звездных дневников»:
Ийон Тихий появился почти пятьдесят лет назад. Тогда он всем очень понравился, потому что был смешным. Он искал в энциклопедии слово «сепульки», статья отсылала его к «сепулькариям», затем к «сепулению», и, наконец, обратно к «сепулькам». Он подслушивал разговор паровых машин, которые спорили, являются ли облака формой их загробной жизни.
В то же время она обращала внимание, что последующие части цикла становились все более мрачными и тревожными. Ярким примером служит «Путешествие двадцать первое», описывающее высокоразвитую цивилизацию дихтонцев. Сегодня мы бы назвали их биотехнологическим обществом — они умели произвольно трансформировать свои тела. И как это обычно бывает у Лема, прогресс принес не счастье, а бóльший хаос. Телесная обусловленность является преувеличенным эквивалентом культурной обусловленности.
В этом тексте автор ставит непростой вопрос о будущем религии в подобном мире. Он выдвигает гипотезу о появлении веры, лишенной догм, падающих одна за другой в результате инженерного прогресса, который, например, позволяет чисто биологическое воскресение. Интересно и то, что ее исповедуют не живые существа, а роботы. Писатель описывает их орден — орден деструкцианцев, скрывающийся, как первые христиане в катакомбах, в древних каналах. «Название это, весьма давнего происхождения, означает приятие бытия целиком, поскольку бытие целиком исходит от Бога – не только в той его части, что является творчеством, но и в той, что кажется нам противоположностью творчества» (пер. К. В. Душенко).
Преувеличенная фантастичность изобретений, гротескные искажения социальных ситуаций, а также сходство между инопланетянами и людьми не дают рассматривать «Звездные дневники» как серьезно написанную фантастику, то есть — в понимании самого Лема — показывающую возможное будущее. Эти рассказы находятся между гротескными, и — как признавали многие критики, в том числе Ян Блоньский — философскими повестями эпохи Просвещения. Мир, представленный в них, несмотря на кажущуюся чуждость, отсылает к вопросам человечества, к нашим технологическим и социальным проблемам.
Среди философских повестей значительную группу составляют тексты, которые являются специальностью Лема — комические антиутопии. Неестественные инопланетные общества иногда являются метафорой тоталитаризма. Такова, например, планета Пинта. Там людей вынуждали дышать под водой из-за разрастания бюрократических структур, ответственных за орошение некогда сухой планеты. В других случаях они являются символами хаоса и бессмысленности истории. Иногда тексты такого рода становятся совершенно серьезными мысленными экспериментами, как уже упомянутое «Путешествие двадцатое».
По мнению исследовательницы Уршулы Лип, многообразие «Звездных дневников» объясняется гротескностью. Суть гротеска «связана с отчуждением. Он придает знакомому чужеродные черты, вызывая ощущение, что наша ориентация в мире больше не работает. К самым основным качествам гротескности относится смешение и соединение чуждых друг другу элементов».
Часто эти связи и смеси носят откровенно комический характер. Стандартный прием Лема — соединение человеческого и механического. По этому принципу в «Звездных дневниках» появляются такие творения, как «весьма вызывающая скульптура обнаженной роботессы», стоящая в холле психиатрической больницы для роботов («Клиника доктора Влипердиуса», пер. К. В. Душенко). Важным источником шуток также являются сравнения между космическими и морскими путешествиями. В конце концов, само название литературного произведения отсылает к судовому журналу корабля. Появляются темы, характерные для морских приключенческих историй: пираты, миссионеры, выжившие после крушения. В тексте встречаются стилизованные предложения: «Скоро я вложу эти исписанные странички в пустой кислородный бочонок и швырну его за борт, в пучину, и помчится он в черную даль, хоть вряд ли кто-то его отыщет» (пер. К. В. Душенко).
Но важен и философский смысл рассказов. Иногда Лем с помощью современного реквизита воссоздает старые мысленные эксперименты. История о ящиках профессора Конкорана, в которых он заключил мыслящих существ, чей «мир» являлся иллюзией, созданной безумным ученым, перекликается с мысленными экспериментами Декарта и его гипотезой о злом демоне, постоянно обманывающем человеческие чувства.
Продолжения приключений Ийона Тихого были описаны в романах «Футурологический конгресс» (1971 год), «Осмотр на месте» (1982 год) и «Мир на земле» (1987 год). Роман «Футурологический конгресс» напрямую связан с сюжетом «Путешествия четырнадцатого». Земные футурологи предсказывают прибытие дипломатической миссии, которая пригласит героя на планету Энция (а не Энтеропию, как было записано в «Звездных дневниках»), чтобы у него была возможность исправить неточности в предыдущем описании. Роман «Осмотр на месте» связан с циклом только фигурой главного героя. На этот раз Ийону предстоит исследовать ситуацию на Луне, превращенной в тренировочную площадку, на которую была перенесена вся земная гонка вооружений. Тихий возвращается с миссии с поврежденным мозгом (оба полушария его мозга становятся независимыми), а кроме того, он приносит на Землю то, что мы бы назвали сейчас компьютерным вирусом, который уничтожал любое программное обеспечение. Кстати, подобное уничтожение информации на электронных носителях также происходит в рассказе «Профессор А. Донда», который обычно входит в состав «Звездных дневников».
В 2007 году немецкое телевидение выпустило мини-сериал «Ийон Тихий — звездный путешественник». В польской версии героев озвучивали знаменитые польские артисты Мацей Штур и Эдита Юнговская. Польская версия вышла на DVD-диске, который прилагался к 16-му тому собрания сочинений Лема, выпущенному популярной газетой «Gazeta Wyborcza». Для сериала характерен весьма свободный и творческий подход к сценографии — изнутри комфортабельная трехкомнатная ракета, на которой путешествует Ийон, выглядит как... чайник. При этом интересно, что в сериале используется реквизит из 70-х годов.
Автор: Павел Козел, май 2011