Вслед за Мяучиньским мы видим вокруг несносных обывателей, разболтанных школьников, противных стариков и плохих врачей. Мяучиньский смотрит телевизор, где показывают рекламу, спорт, политиков… Каждый кричит, что он прав, а однопартийцы улюлюкают в его поддержку. Самая показательная сцена — драка за огромный польский флаг, который политики тянут на себя в разные стороны, пока он не разорвется. По улицам ходят люди с плакатами, на которых написано только «да» или «нет». Жуткое зрелище — вечерняя молитва жильцов многоквартирного дома, которые, каждый на своем балконе, упрашивают Бога и деву Марию сделать соседу какую-нибудь гадость. Кто тут псих? Мяучиньский или вся страна? Польша, которую видит Мяучиньский, погрязла в мещанстве и попала в безвременье. Она опустошена и обездвижена, в ней нет ни идеологии, ни стремлений, ни желаний. Везде царит мелкое накопительство и страх перед завтрашним днем. Никаких надежд на будущее — потому что будущего нет.
Самый печальный мотив жизни Мяучиньского — его сон о прекрасной первой любви. Он представляет себе женщину, которая его ласкает и нахваливает, повторяя, что он замечательный. Об этой женщине он постоянно думает, ей посвящает ненаписанные великие стихи, представляя ее, каждый вечер мастурбирует перед сном. Мяучиньский понимает, что она лишь плод его воображения, но общение с ней — лучшее, что есть в его жизни. Сны Мяучиньского — метафора извечной попытки убежать от реальности. Адась Мяучиньский, по замыслу режиссера, — олицетворение среднестатистического поляка. Он носитель и выразитель всех комплексов и желаний, всех страхов и представлений своего общества. А это общество, как и Мяучиньский, поверило тем, кто называет свою страну самой прекрасной и замечательной, самой великой и желанной. Поверило мечте.
Однако зритель в любой стране, посмотрев «День психа», поймет, что это история не о Польше. Адась Мяучиньский живет везде. Он в каждом из нас. Поэтому монолог, который произносит в финале герой, обращен ко всем:
«Дорогой мой друг-попутчик, ты построил свой быт, замуровал как термит выходы к свету. И скрутился в клубок в коконе привычек, в душном ритуале каждодневной жизни. И хоть доводит он тебя до безумия, мощную крепость ты соорудил из этого ритуала против вихрей, наводнений, звезд и чувств. Много труда ежедневного ты положил, чтобы забыть свой человеческий облик. А сейчас глина, из который ты был создан, высохла и затвердела. Никто уже не разбудит в тебе астронома, музыканта, альтруиста, поэта, человека…»