На страницах своей книги эссе «Провансальский триптих» (2016) польский художник, писатель и переводчик Адам Водницкий рассказывает совершенно невероятную историю из собственной жизни.
Много лет ему регулярно снился один и тот же сон, в котором — как он считал — проявляет себя «вторая половина бытия», параллельная реальность:
Я видел себя стоящим на коленях в пустом нефе громадной церкви. Где-то высоко, во мраке бесконечных сводчатых арок, клубились фантастические силуэты грифов, крылатых драконов, слышались хлопанье крыльев, невнятный шепот, искаженные голоса, зовущие меня по имени. (...) Какая-то непреодолимая магнетическая сила приказала перевести взгляд куда-то, куда – я это знал, может быть, чувствовал – мне запрещалось смотреть под угрозой окаменения. Это место было sacrum, недоступным глазам простых смертных, точкой, где сходились могучие силы, черной дырой, безвозвратно засасывающей земной свет. Я знал или, скорее, предчувствовал, что там увижу: в черной, освещенной лишь по краям чаше, будто в скорлупе огромного ореха, смутно маячила женская фигура со светящейся звездой на груди.
(Перевод Ксении Старосельской)
Водницкому снилась Черная Мадонна — в католическом религиозном искусстве так называется картина или статуя, изображающая Деву Марию с очень темным ликом. Сон этот повторялся многократно, всегда один и тот же самый, от начала до конца. И вот однажды, оказавшись в небольшом силезском городке, рассказчик, спасаясь от жары, зашел в первый попавшийся костел — и вдруг очутился внутри своего сна, навещавшего его с детских лет, почувствовал, как сон этот выплыл из закоулков генетической памяти и стал частью действительности. Он увидел ту самую вырезанную из черного дерева фигурку Мадонны со звездой на груди.
Но удивительная история на этом не закончилась, а наоборот, началась: оказалось, что след Черной Мадонны тянется во Францию, куда после поражения Ноябрьского восстания 1831 года эмигрировал предок писателя, польский дворянин и инсургент. Дальше начинается новелла, которой бы позавидовали Ян Потоцкий с Эдгаром По. И хотя Водницкий честно предупреждает читателя — мол, автор вовсе не уверен, что все описанное им случилось на самом деле, ему почему-то веришь безоговорочно. Настолько безоговорочно, что холодок пробегает по спине.
Много в польской литературе историй, в которых разобрать, где сон, а где явь, практически невозможно. Что ж, как говорил уже упомянутый нами Чжуан Цзы, «когда-нибудь настанет Великое Пробуждение, и мы поймем, что эта жизнь была не более, чем сном. И я, говорящий, что все это сон, тоже не более, чем сон».