С Агнешкой Осецкой была связана еще одна крупная творческая удача Окуджавы как поэта-переводчика. В сентябре 1969 года в московском театре «Современник» состоялась премьера спектакля «Вкус черешни» по пьесе Агнешки Осецкой «Apetyt na czereśnie». В этой лирической трагикомедии есть несколько ее песен, которые специально для спектакля перевел (а также написал к ним музыку) Булат Окуджава: «К чему нам быть на „ты”...», «Нам парни говорят такие речи...», «Там, за седьмой горой...» и «Пане-панове».
Главным хитом спектакля стала песня «Пане, панове» – Окуджава перевел эти стихи блистательно, в очередной раз подтвердив, что поэтический перевод недаром именуется «высоким искусством».
Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе.
Будет долгая ночь на холодной земле.
И холодное утро займется,
и сюда уж никто не вернется.
Без листвы и тепла как природа жалка.
Поредела толпа у пивного ларька.
Продавщица глядит сиротливо,
и недопито черное пиво.
Ах, пани, панове… ах, пани, панове…
Ах, пани, панове, тепла нет ни на грош.
Что было, то сплыло, что было, то сплыло,
Что было, то сплыло, того уж не вернешь.
Перевод у Окуджавы вышел вольным – и в то же время удивительно бережным. Какие-то нюансы он изменил – к примеру, упомянутый в оригинале GS (то есть gminna spółdzielnia, сельский кооператив в ПНР), где «więcej piwa niż łez» («больше пива, чем слез»), переводчик заменил пивным ларьком, заодно придумав продавщицу, которая «глядит сиротливо», а строчка Осецкой «Ja cię może za mało kochałam» (дословно «Может, я мало тебя любила») у Окуджавы превратилась в прямо противоположное утверждение «Я тебя слишком сильно любила» (впрочем, если вдуматься, иногда это парадоксальным образом означает то же самое). Зато удалось с невероятной точностью передать главное – атмосферу, настроение, запах осенней листвы и погасшего костра, горечь темного пива и неизбежной разлуки – сохранив ритм четырехстопного анапеста и ощущение безукоризненно элегантного распада.
Было в спектакле и еще одно переведенное Окуджавой стихотворение Агнешки Осецкой, о котором сейчас уже почти никто не вспоминает – «Гляжу на черный двор...», изящная поэтическая зарисовка с элементами хоррора. Ни в книгах Окуджавы, ни в литературной периодике этот перевод не публиковался, в сети его тоже нет, так что процитирую по памяти – такими я услышал эти стихи в конце 90-х годов в Калининграде в моноспектакле блистательного калининградского режиссера и театроведа Игоря Савостина «Мы только голос. XX век в европейской и американской поэзии»:
Гляжу на черный двор –
он черен, как чернила, он черен, как чернила, он черен, как чернила.
Вокруг стоит забор,
изогнутый уныло, изогнутый уныло, изогнутый уныло.
И черных кошек хор
кричит всю ночь истошно, кричит всю ночь истошно, кричит всю ночь истошно,
и прошлогодний сор
не убран, как нарочно, не убран, как нарочно, не убран, как нарочно.
В груди моей стучит
и мечется сердечко, и мечется сердечко, и мечется сердечко.
Но молча выхожу
на старое крылечко, на старое крылечко, на старое крылечко...
Песни из спектакля «Вкус черешни» были приняты с огромным восторгом, они затмили постановку и саму пьесу. Уже спустя год они вышли в Советском Союзе отдельной пластинкой в исполнении Гелены Великановой. А в Польше песню «Ах, пани, панове» исполняли Кристина Сенкевич и Петр Франчевский, Слава Пшибыльская, Магда Умер – всех и не перечислишь.