Первые поэтические опусы Юлии Хартвиг выдержаны в поэтике сна и игры воображения, со временем она стала автором, чей врожденный и нажитый опыт вылился в зрелую лирику, от которой исходит аура мудрого спокойствия и духовного примирения. Ее поэзия излучает тепло, добро, рассеянный свет, мастерски сглаживающий острые контрасты поэтического дискурса, выходящего за пределы эпох, стилей и устремлений.
«Противоречия — моя стихия, право, за которое я борюсь», — заявляла поэтесса.
Юлия Хартвиг опубликовала относительно немного поэтических сборников. Однако они оказались настолько важными, оригинальными, неподвластными преходящим модам, что обеспечили поэтессе незыблимое место на карте польской литературы.
Молодость во время войны
Юлия Хартвиг родилась в семье Людвика Хартвига и Марии Бирюковой. До 1918 года родители жили в России. Отец с 1909 года владел в Москве фотоателье. Там родились дети: Эдвард, Валентий, Зофья и Хелена. Революция вынудила их переехать в Польшу. Самая младшая из детей, Юлия, родилась уже в Люблине, где затем прошло ее детство.
Будущая поэтесса поступила в начальную школу при соборе католической архиепархии в Люблине. С детства ее воспитывали в духе толерантности, вместе с матерью она ходила в костел и в православную церковь. После школы Хартвиг продолжила обучение в Гимназии им. Люблинской унии. В 1936 году дебютировала стихотворением в межшкольном литературном журнале «W Słońce». В 1939 году сдала экзамены на аттестат зрелости.
Во время Второй мировой войны вместе с братьями — Эдвардом Хартвигом, талантливым фотохудожником, и Валентием, эндокринологом, — действовала в подполье. Была связной Армии Крайовой, участвовала в подпольной культурной жизни.
Изучала польскую и романскую филологию на подпольных курсах Варшавского университета (1942–1944). Там она познакомилась с поэтами: Тадеушем Гайцы и Здиславом Строиньским.
Во время войны происходит ее встреча с будущим нобелевским лауреатом Чеславом Милошем. Его адрес молодая поэтесса добыла через Анну Каменьскую, тетя которой, Янина, была женой Милоша. Эта встреча, как призналась спустя годы Хартвиг, стала для нее «самым большим литературным событием в оккупированой Варшаве».
«Я постучала, мне открыл Милош, одетый по-домашнему — кажется, я прервала их отдых. Меня угостили чаем и печеньем, я показала ему свои стихи. Меня всю трясло от страха, но он повел себя мягко. На похвалы я и не рассчитывала, он по природе не был к ним склонен. Милош посмотрел на мои тексты и изрек что-то в том духе: “А, о любви... Любовь — не тема для стихов”. Он ужасно меня этим удивил, но спустя годы я поняла, что он имел в виду» («Наивысшее счастье, наивысшая боль»).
После окончания войны Юлия Хартвиг опубликовала несколько произведений в «Избранных стихотворениях люблинских поэтов». Печаталась также на страницах журналов «Twórczość» и «Kuźnica». Продолжала изучать польскую и романскую филологию.
«В 1945 году возобновилась деятельность Люблинского католического университета. Я тут же туда записалась и несколько месяцев ходила на лекции профессора Клейнера, у которого писала работу о Юзефе Чеховиче. Он доброжелательно принял мой труд, но предупредил, что не силен в современной поэзии. Когда вновь открылся Варшавский университет и занятия временно организовали в Кракове, я решила пойти туда как бывшая студентка его подпольных курсов. В Кракове мне удалось снять комнату на Крупничей улице, где в то время бурлила творческая и литературная жизнь. Впрочем, я не принимала в ней участия, поскольку в первую очередь чувствовала себя студенткой, однако с интересом следила за известными мне писателями: Казимежем Выкой, Чеславом Милошем, Анной Свирщинской, семьей Коттов, Отвиновским, и периодически ходила на авторские вечера» (Юлия Хартвиг, «Дневник», 2011).
Франция и Соединенные Штаты
В 1947–1950 годы Юлия Хартвиг жила во Франции на стипендии французского правительства и изучала французскую литературу, одновременно работая в отделе культуры польского посольства в Париже. В это время ее судьба была связана с журналистом и кинокритиком Зигмунтом Калужиньским и писателем и дипломатом Ксаверием Прушиньским.
«Я видел много знакомых, Юрек Лисовский все время был в Париже, я подружился с Калужиньским, жена которого — Юлия Хартвиг — ушла от него к Ксаверию Прушинскому», — писал Ивашкевич 6 апреля 1950 года в письме к дочери Тересе (Ярослав Ивашкевич, «Письма к дочерям», Варшава, 2009).
На тему непродолжительного замужества с Зигмунтом Калужиньским Юлия Хартвиг высказывалась сдержанно:
«Не могу вспомнить ничего хорошего. Просто: неправильный выбор» (в: «Zygmunt Kałużyński: wolność na wariackich papierach», wyborcza.pl, 29 listopada 2012]
В июле 1950 года Юлия Хартвиг вступила в переписку с главным редактором журнала «Tygodnik Powszechny» Ежи Туровичем и попросила его возложить цветы на могилу трагически погибшего за месяц до этого и похороненного на Раковицком кладбище Ксаверия Прушиньского. Турович выполнил просьбу молодой, убитой болью, тогда еще не очень известной поэтессы (дебютный сборник Юлии Хартвиг вышел лишь в 1956 году). Это письмо положило начало многолетней дружбе, соединившей Юлию Хартвиг, а вскоре и ее мужа Артура Мендзыжецкого, с Ежи Туровичем и его женой Анной.
В Париже она была на концерте молодого Иегуди Менухина, смотрела представления в «Комеди Франсез», хаживала в прокуренные кафе Латинского квартала, в которых можно было встретить Жана-Поля Сартра и Тристана Тцара. Вместе с Чеславом Милошем, Нелей Мициньской и Ежи Путраментом, исполнявшим с июня 1947 года функции посла Народной Польши в Париже, была на вечере в клубе экзистенциалистов, на котором выступала восходящая звезда Жюльетт Греко.
По возвращении на родину Юлия Хартвиг поселилась в Варшаве. Публиковала стихи, переводы из французской литературы и рецензии в журналах «Nowa Kultura», «Świat», «Poezja». В 1952–1969 годы писала радиоспектакли для Польского радио.
В 1954 году вышла замуж за поэта и прозаика Артура Мендзыжецкого. Они были прекрасной гармоничной парой, поддерживали друг друга в литературном труде.
«13 ноября [1961]: Вчера Юлия Хартвиг и Артур Мендзыжецкий были у нас. Думаю, что в среде литераторов они — счастливое исключение. Беседа с ними не раздражает, не надоедает, возможно, потому, что они не стремятся к доминированию, а может, потому, что они просто приятные люди. [...] 16 января [1965]: Юлия и Артур Мендзыжецкие. Очень милы, как и всегда. Визиты к ним неизменно доставляют мне огромное удовольствие» (Мечислав Яструн, «Дневник 1955–1981», Краков, 2002).
Вместе с мужем она издала «Антологию американской поэзии», несколько книг для детей, сборник переводов поэзии и прозы Гийома Аполлинера, а также письма Артюра Рембо. Хартвиг издавала также прозу: впечатления от поездки в США — «Американский дневник», путевые заметки — «Всегда возвращения», а также монографию «Аполлинер» и «Жерар де Нерваль».
В 1970–1974 годы Юлия Хартвиг и Артур Мендзыжецкий провели в Соединенных Штатах. Хартвиг была в числе стипендиатов программы International Writing Program, а затем преподавала в Университете Дрейка, Оттавском университете (1971) и в Карлтонском университете (1973) в Канаде.
Связи с антикоммунистической оппозицией
В январе 1976 года Юлия Хартвиг подписала «Мемориал 101» — протест против планируемых изменений Конституции ПНР. Вместе с мужем подключалась к различным оппозиционным инициативам. Так описана одна из акций, состоявшаяся в ночь с 23 на 24 марта 1978 года:
«Казимера и Анджей Киёвские, Адам Михник, Мацей Райзахер, Ежи Турович и молоденькая студентка Эльжбета Кравчик, помогавшая Комитету защиты рабочих, которая привезла материалы для Михника, были гостями на ужине у Юлии Хартвиг и Артура Мендзыжевского [...]. До этого Артуру Мендзыжецкому позвонил Михник с вопросом, будет ли на ужине Ежи Турович, которого он хотел расспросить об отношении Католического костела к зарождавшейся оппозиции. Поскольку телефон Мендзыжецких прослушивался, спецслужбы заранее подогнали машины к дому на Маршалковской. Юлия Хартвиг рассказывает, что когда гости вышли, а она открыла окно, чтобы выветрить сигаретный дым, то увидела нескольких крепких мужчин в дубленках, которые бросились на Михника, а в его защиту выскочил Киёвский и вступил в потасовку с гэбистами, пытаясь вырвать из их рук Михника. Так всю троицу — Киёвского, Михника и Эльжбету Кравчик — арестовали и доставили в отделение милиции. Эльжбета Кравчик на следующий день утром, около десяти, появилась дома у Мендзыжецких, не в самом лучшем психологическом состоянии, уставшая и грязная. Ее приняли, накормили» (Владислав Бартошевский, Ивона Смолка, Адам Поморский, «Мой ПЕН-клуб», Dom Wydawniczy PWN, Варшава, 2013).
В 1979 году Юлия Хартвиг вновь поехала в США по приглашению Государственного департамента. В 1989 году стала членом Гражданского комитета при лидере профсоюза «Солидарность» Лехе Валенсе.
Литературное наследие
Литературное наследие Юлии Хартвиг включает множество сборников поэзии и поэтической прозы, а также монографии, эссе, переводы, детские книги. Из поэтических сборников прежде всего стоит упомянуть: «Прощания» («Pożegnania», 1956), «Бдение» («Czuwanie», 1978), «Нежность» («Czułość», 1992), «Всегда сначала» («Zawsze od nowa», 1999), «Нет ответа» («Nie ma odpowiedzi», 2001), «Проблески» («Błyski», 2002), «Не прощаясь» («Bez pożegnania», 2004), «Это вернется» («To wróci», 2007), «Ясное неясное» («Jasne niejasne», 2009), «Избранные стихотворения» («Wiersze wybrane», 2010), «Пассии» («Gorzkie żale», 2011), «Записанное» («Zapisane», 2013), «Взгляд» («Spojrzenie», 2016). Юлия Хартвиг издала также сборники поэм в прозе: «Говоря не только себе» («Mówiąc nie tylko do siebie», 2003), эссе: «Написанное у окна» («Pisane przy oknie», 2004), книг для детей: «Первые приключения Земляники» («Pierwsze przygody Poziomki», 1961).
Переводила на польский творчество Гийома Аполлинера, Аллена Гинзберга, Жакоба Макса («Стихи в прозе», 1983), Блеза Сандрара, Пьера Реверди, Марианны Мур, Уильяма Карлоса Уильямса.
Произведения самой Юлии Хартвиг, в свою очередь, переводились на французский, английский, немецкий, итальянский, русский, греческий, венгерский, финский, литовский, сербский, голландский, фламандский.
Российскому читателю Юлия Хартвиг известна по переводам Натальи Горбаневской, Анатолия Ройтмана, Натальи Астафьевой. Ее стихотворения и проза печатались на страницах таких изданий, как «Иностранная литература» и «Новая Польша». Подборка стихов поэтессы была напечатана в антологии «Польские поэты XX века» Н. Астафьевой и В. Британишского, а также «Польские поэтессы» Н. Астафьевой.
Грухай и Центрыкаж
Станислав Баранчак, любитель игры слов, по-своему переиначивал имена и фамилии многих польских литераторов. Из букв имени и фамилии поэтессы он придумал анаграмму Виталий Грухай. Ее муж, Артур Мендзыжецкий, получил имя Идзи Мауэр-Центрыкаж.
Кроме чисто литературных забав случались и непреднамеренные переименования. В подписи к стихотворениям поэтессы в журнале «Tygodnik Powszechny» к ее имени прибавили н: Юлиан Хартвиг. Тогда Артур Мендзыжецкий отправил в редакцию письмо, в котором ручался, что его жена — женщина.
Юлия Хартвиг была членом Союза польских литераторов (1945–1983, в президиуме СПЛ в 1980–1982 годы), профсоюза «Солидарность» (1986–1991), польского ПЕН-клуба (с 1956), Союза польских писателей (1989, заместитель председателя в 1990–1999). С 2008 года была председсталем жюри Премии публичных СМИ Cogito в номинации «художественная литература». Жила в Варшаве на Маршалковской улице.
В 1995 году о поэтессе был снят документальный фильм «Юлия Хартвиг» (сценарист и режиссер Адам Кулик), а в 2003 году еще один — «Мгновения будней. Юлия Хартвиг» («Ułamki codzienności. Julia Hartwig», сценарист и режиссер Эльжбета Роттермунд).
Семья поэтессы
Муж — Артур Мендзыжецкий (1922–1996). Поэт, переводчик, эссеист, общественный и политический деятель. Автор таких книг, как «Конец игры» («Koniec gry»), «Война нервов» («Wojna nerwów»), «Варшава Пруса и Герымского. Эссе о старой Варшаве» («Warszawa Prusa i Gierymskiego. Szkice z dawnej Warszawy»), поэтических сборников «Река волшебниц» («Rzeka czarownic»), «Бесконечная прозрачность» («Nieskończona przejrzystość »), переводов: Шарля Бодлера, Гийома Аполлинера, Артюра Рембо. Некогда он сказал о своей жене:
«Кажется, не принято так говорить и писать, но — по зрелом размышлении — я хотел бы причислить и ее к тому прекрасному кругу людей, которые всегда остаются самими собой. Я не знаю никого, о ком мог бы с такой уверенностью сказать: сама поэзия».
Дочь — Анна Даниэля (1955). Закончила философский факультет Колумбийского университета в Нью-Йорке. Живет в Нью-Йорке.
Брат — Эдвард Хартвиг (1909–2003) — один из самых выдающихся польских фотохудожников. Создал свой неповторимый стиль, в котором главным действующим лицом служит свет, извлекающий из природы неповторимые формы. Фотографировал пейзажи, театр, архитектуру и спорт.
Глазами современников
Чеслав Милош в телефонном разговоре с Эльжбетой Савицкой, бывшей тогда редактором приложения «Plus Minus», сказал о Юлии Хартвиг, что она — хорошая поэтесса и красивая женщина. Нобелевский лауреат позднее подтвердил свои слова:
«Кто-то сказал, что каждое лирическое стихотворение — частичка автобиографии, даже если в нем нет никаких признаний. Стихотворения Юлии Хартвиг я не умею читать иначе, чем складывая из них автобиографическое повествование. Лирическая героиня — женщина из польской интеллигенции, пережившая войну, много путешествующая, хорошо разбирающаяся в искусстве, знающая иностранные языки, живущая между тремя городами: Варшавой, Парижем и Нью-Йорком. Эта героиня — тоже поэтесса, если бы я искал эпитета, то сказал бы: изысканная, имея в виду ее сдержанность. Ее жизнь, как это проявляется в поэзии, была полна несчастий и поражений, но она нашла способ говорить об этом как бы опосредованно, через возникающие перед глазами образы. Ее голос — равномерен, не опускается до шепота, но и не поднимается до крика» (Чеслав Милош, «Zeszyty Literackie», 2000/1).
«Юлия Хартвиг — великолепная, глубокая поэтесса, переводчица, главным образом французской и английской литературы. Но также это дама, чье врожденное благородство духа, чувство этической меры — нечто обыденное, естественное, свойственное ее доброте, чувству юмора. Юлия Хартвиг — это прежде всего Личность. Она присутствует в нашей литературной жизни не только как писатель, но и как личность. Я бы сказал, что она — личность литературной жизни Европы и мира» (Ежи Яжембский, «Gazeta Wyborcza», 2001/189).
«Я с большим страхом высказываюсь на тему поэзии, а уж тем более на тему стихотворений Юлии Хартвиг. Юлия — поэтесса чистого голоса и высокой ноты. Чуткая, полная нюансов, деликатная и точная. Ее стихи для меня — как шепот близкого друга. Она поразительно умеет пересекать границы между поэзией и прозой» (Адам Михник, «Топос», 2004/3–4).
«У Слонимских Юлия на бежевой софе, в бежевом платье в темно-коричневый узор, бледная, жемчужный блеск помады на губах. Цвета осеннего парка в пору ноябрьского разложения, в пору туманную, когда листья, уже совсем сухие, но еще не тронутые тлением, сохранили форму и красоту; Юлия из дымки; хвои; влажный песок, омываемый морской пеной; Юлия — мой сон золотой и как бы уже забытый; Юлия — мадам Шоша! Точно: хотя темноглазая» (Анджей Киёвский, «Дневник», Краков, 1998).
Автор: Януш Р. Ковальчик, март 2014, актуализация: июль 2017.