Холокост в польском народном искусстве
Радужные цвета, наивные формы, нескладные пропорции, жизнеутверждающие сюжеты, напористая первозданная искренность, не испорченная формальным образованием, — нечто подобное представляешь себе, когда речь заходит о послевоенном польском народном искусстве.
Сразу вспоминаются массовые изделия Цепелии, балансирующие между традицией и китчем; расписанный астрами и розами фаянс, изготовленный на фабриках Влоцлавека, Болеславеца, Коло и Цмелюва; ажурная бумажная вырезка из Ловича; яркие деревянные фигурки рождественских вертепов и многое другое.
При этом независимо от формы все произведения польского народного искусства роднит глубинная связь с природой и природными циклами, а следовательно — витальность, красочность, прославление жизни и возрождения.
Однако наряду с этими традиционными формами возникло и развивалось явление иного порядка. Внешне похожее и пользующееся привычными изобразительными приемами, оно было неудобным для восприятия, не вписывалось в существующую классификацию и оставалось маргинальным: часть народных мастеров — по разным причинам — решили обратиться в своем творчестве к теме Холокоста.
Что такое эти произведения: желание помнить, наивное стремление увековечить, ностальгия или, быть может, симптом чувства вины? Как на них смотреть? Для кого они создавались и кого именно изображают? Разве формат народного творчества с его «игрушечностью», яркими цветами, упрощением и наивностью применим к теме Холокоста?
Эти и другие неудобные вопросы на тему Холокоста в наивном искусстве затронула выставка «Terribly Close» — «Слишком близко» (кураторы: Эрика Лерер, Рома Сендыка, Войцех Вильчик, Магдалена Зых), организованная на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове в 2018 году.
Сама экспозиция была небольшая, тем не менее, материала оказалось достаточно, чтобы зрителя ни на минуту не покидало чувство дискомфорта. Среди экспонатов — деревянные скульптуры характерного для народного искусства небольшого, «кукольного» размера, картины и деревянные панели. Множество фотокопий и других архивных материалов, например музейных инвентарных карточек с описанием экспонатов. Кроме того, можно было прочитать и послушать интервью с авторами работ.
Picture display
standardowy [760 px]
Францишек Скоч, «Лагерь», 1978, Этнографический музей им. Северина Удзели в Кракове, фото: Войцех Вильчик
Ключевым для понимания выставки стал проект Войцеха Вильчика «Увеличение». Это напечатанные в большом формате фрагменты «наивных» произведений, затрагивающих тему Холокоста, которые автор разыскивал и фотографировал в этнографических музеях по всей Польше. В основном это «портреты» деревянных фигурок. В выставочном пространстве их разместили так, чтобы посетители могли встретиться со скульптурами взглядом, то есть не только смотреть, но и быть теми, на кого смотрят.
Смена художественного средства (от скульптуры к фотографии) и увеличение масштаба работ до размеров, сопоставимых с размерами человеческого тела, меняет впечатление от материала: такой прием не просто выводит деревянные скульптуры из категории «игрушечности» и меняет точку, с которой зритель смотрит на работы (с позиции «сверху вниз» на взгляд на одном уровне), но и делает возможным сопоставление, сравнение «тела» скульптуры со своим собственным телом. Как писал Мишель де Серто, в истории все начинается с жеста отделения, накопления, а тем самым превращения в «документы» иначе классифицированных предметов. Новое деление — это первая работа, которую необходимо выполнить. Она заключается в создании таких документов — с помощью копирования, переписывания или фотографирования этих предметов с одновременной сменой их места и статуса.
Подобное изменение размера можно считать своего рода заменой прикосновения. В случае деревянных скульптур тактильный контакт очень важен: автор в процессе создания работы придает ей нужную форму через прикосновение, а небольшой «игрушечный» формат скульптурных композиций, типичный для народного искусства, предусматривает, что работу можно взять в руки, прикоснуться к ней. Некоторые произведения, например работа Францишека Скоча, состоят из фигур, размещенных на отдельных подставках. Значит, можно не только брать фигурки в руки, но и расставлять, компоновать их на свое усмотрение. По очевидным причинам посетители выставки лишены такой возможности, но установить контакт с экспонатами на телесном уровне как раз и помогает «Увеличение».
Увеличенные в десятки раз лица нацистов, узников концлагерей, евреев с желтыми звездами Давида на одежде позволяют рассмотреть то, что не всегда удается заметить невооруженным взглядом. Глаз неизбежно выхватывает неловкие подробности: слабую технику исполнения, ошибки (автор одной из работ изобразил звезду Давида с пятью лучами), очевидное сходство с известными фотографиями (на выставке мы видим работу, которая практически в точности воспроизводит знаменитую фотографию Маргарет Бурке-Уайт, запечатлевшую сцену освобождения Бухенвальда). Важные сведения содержатся в пояснениях к фотографиям, которые цитируют оригинальные названия работ, например: «Фрагмент скульптуры, Владислав Хаец “Хёсс, комендант Аушвица, жестоко убивает узников”». На фотографии мы видим лишь фрагмент композиции — самого Хёсса с оружием, а полное название позволяет нашему воображению самостоятельно добавить отсутствующие элементы. Таким образом, подобный взгляд, вбирающий больше деталей, чем, возможно, готов увидеть смотрящий, на самом деле становится взглядом со слишком близкого расстояния.
Embeded gallery style
display gallery as slider
Благодаря «Увеличению» зритель становится частью ситуации, но участвует в ней только как бессильный свидетель, неспособный ни отойти в сторону, ни повлиять на происходящее. Все, что он может, — это наблюдать, смотреть с некомфортно близкого расстояния. Такой прием, помимо очевидной переклички с названием выставки, подводит зрителя к главному тезису проекта: кураторы определяют явление народного польского искусства, посвященного Холокосту, как «Arts of Witness» — «искусство свидетелей».
Большинство работ были созданы в 1960–1970 годы, когда западный мир обратился к свидетельствам выживших в Холоксте (этот период также известен под названием «era of the witness» — «эра свидетеля»). В то же время в социалистической Польше достигает своего пика использование народного искусства как орудия формирования нового, исполненного оптимизма образа польскости. При финансовой поддержке государства производство подобных изделий, снабженных этикеткой Цепелии, обретает чудовищный размах. Отмежевываясь от военных травм, геноцида, смены границ, депортации населения, Цепелия обеспечивает гражданам новой моноэтнической Польши трудоустройство и вместе с тем легитимизирует радикальные изменения демографии, границ и политических принципов.
В статье «Arts of witness or Awkward objects?» кураторы выставки Эрика Лерер и Рома Сендыка среди факторов, повлиявших на создание работ, приводят индустрию народного творчества в Польской Народной Республике, локальную католическую/славянскую традицию, а также внешние факторы, среди которых особое влияние имели немецкие коллекционеры, заказывавшие авторам работы и иногда напрямую указывавшие им, что и как изобразить. Импульсом для создания подобных произведений служили также конкурсы народного творчества, проводимые музеями этнографии. Например, конкурс «Przeciw Wojnie» («Против войны»), организованный Государственным музеем Майданек в 1986 году. Исследовательницы заметили важный факт: несмотря на то, что из восьмидесяти тысяч погибших в Майданеке примерно шестьдесят тысяч были евреи, среди более чем трехсот конкурсных работ подавляющее большинство обладало абстрактным антивоенным звучанием и лишь три работы были непосредственно посвящены Холокосту.
Picture display
standardowy [760 px]
Адам Чарнецкий, «Изгнание евреев 25.06.1943 г.», 1959, Национальный музей в Кельце, фото: Войцех Вильчик
Несмотря на такое соотношение, исследователям удалось обнаружить достаточно много работ, изображающих разные этапы геноцида евреев Европы. Здесь можно увидеть издевательства над евреями и их принудительное выселение, укрывательство евреев, жестокое обращение с узниками концентрационных лагерей, в том числе сексуальное насилие над узниками, уничтожение жертв в газовых камерах, перевозку трупов, сожжение тел в крематориях. Работы изображают и то, что польские крестьяне могли видеть собственными глазами, и то, о чем они могли услышать от других, или то, что могло стать общеизвестным лишь после окончания войны. Некоторые работы фактически копируют известные фотографии того времени, публиковавшиеся в СМИ.
Это касается, к примеру, деревянной панели «Аушвиц» авторства Зигмунта Скрентовича, вырезанной в форме надгробия: она явно воспроизводит знаменитую фотографию, запечатлевшую расстрел евреев айнзацгруппой возле Ивангорода: этот снимок представлен в Музее Аушвиц-Биркенау (отсюда, возможно, и название).
Одним из популярных сюжетов были изображения известного врача, педагога, общественного деятеля и детского писателя еврейского происхождения Януша Корчака, как правило, вместе с детьми из приюта. В 1942 году польское движение сопротивления предложило Корчаку покинуть Варшавское гетто по поддельным документам, но он отказался и остался со своими подопечными. Вместе с ними его отправили в лагерь смерти в Треблинке, где он и погиб. Несмотря на еврейское происхождение Корчака, народная традиция его «полонизирует» и прославляет как героического поляка. Порой он приобретает черты внешности типичного польского фермера: так, например, Ян Марковский изобразил Корчака с длинными усами и в соломенной шляпе.
Другой популярный сюжет — смерть причисленного к лику святых священника Максимилиана Кольбе, который в 1941 году добровольно пошел на смерть вместо незнакомого ему человека. Народная традиция также изображает отца Кольбе как стральца и мученика практически масштаба Христа, однако в отличие от Корчака его внешность приобретает «типично еврейские» черты.
Кроме того, нередко используется христианский визуальный канон. Частично это объясняется тем, что народные мастера, создававшие «искусство свидетелей», до войны чаще всего вырезали из дерева фигурки Христа, Девы Марии и святых для костелов, часовен, рождественских вертепов, а в новых условиях они приспособили довоенную традицию к потребностям времени.
Исследовательницы заметили, что композиция, которая на первый взгляд выглядит как настоящий символ Холокоста (например, крематорий авторства Яна Войторовича), оказывается реинтерпретацией рождественского вертепа: с мертвым телом, которое кладут в крематорий вместо младенца Иисуса, нацистами вместо трех волхвов и пастухов и свастикой вместо Вифлеемской звезды.
Picture display
standardowy [760 px]
Францишек Вацек, «Деревянный автомобиль. Машина из Треблинки. Труповозка», 1967, Варшавский государственный этнографический музей, фото: Войцех Вильчик
Возникает вопрос, чью память представляют эти работы и — в более широком смысле — в какой степени народное искусство в целом способно представлять польскую память о еврейских соседях.
Погружаясь в экспозицию, начинаешь лучше понимать вынесенный в название выставки тезис о чрезмерном приближении к объекту наблюдения: на выставке представлены все возможные сцены насилия, изображенные с предельной прямотой и жестокостью. Мы видим и принудительное бритье бород, и сцены расстрелов, и повешенных, и мертвые обнаженные тела, которые отправляются в печи крематория, и сцены сексуального надругательства.
Именно эта безжалостная по отношению к жертвам откровенность в сочетании с наивным, «игрушечным» исполнением, возможно, и есть самое тяжелое для восприятия место в «Terribly Close». Кажется, будто народная традиция нарушает все существующие табу, касающиеся изображений Холокоста. Однако, как отмечают исследовательницы, ее нельзя просто игнорировать или отбросить как неприемлемую, а следует включить в общую дискуссию на тему Холокоста.
Источники:
Piotr Korduba «Ludowość na sprzedaż». Warszawa: Narodowe Centrum Kultury 2013, с. 15
Michel de Certeau «L'Ecriture de l'Histoire». Editions Gallimard 1975, с. 84
Erica Lehrer, Roma Sendyka «Arts of witness or Awkward objects? Vernacular art as a source base for “bystander”» // Holocaust memory in Poland, Holocaust Studies 2019 (доступ с 12 апреля 2019).
Автор: Лия Достлева
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]