Евгений Климакин: Вы частый гость в Польше...
Дэниэл Кан: Да, я был здесь уже очень много раз. В 2005 году я переехал жить из США в Берлин. В том же году я впервые приехал в Краков на Фестиваль еврейской культуры. Многое меня тогда здесь вдохновляло, а многое показалось странным.
ЕК: Что удивило?
ДК: Раньше я никогда не был на таком масштабном еврейском мероприятии, которое бы создавалось не только для евреев. На разные события фестиваля приходят тысячи людей, не обязательно евреев. Я увидел в этом диалектику, мне это понравилось. Кстати, именно в Польше мне в голову пришла идея создать свою группу The Painted Bird.
ЕК: Название коллектива вы позаимствовали у известного американского писателя польско-еврейского происхождения Ежи Косинского?
ДК: Да, за несколько лет до этого я как раз прочитал его книгу «The Painted Bird» (в русском переводе – «Раскрашенная птица» – Е. К.).
ЕК: Многие называют эту книгу одним из самых жестоких произведений нашего времени. Вторая мировая война, насилие, извращения, жестокость. И все это показано с перспективы шестилетнего мальчика.
ДК: Произведение действительно страшное, но оно очень красиво написано. Мне понравилось название «Раскрашенная птица», и я подумал, что оно подходит для группы. Если ты знаешь книгу, у тебя возникают страшные ассоциации, однако, если ты ее не читал, название притягивает. Оно ведь многое позволяет сделать. The Painted Bird стала для меня местом, куда я могу «складывать» самые тяжелые композиции, самые мрачные песенные истории о евреях.
ЕК: В какой песне рассказывается самая мрачная история?
ДК: Отвечу как пиарщик: она будет в моем следующем альбоме.
ЕК: Пару дней назад вы были в нацистском лагере смерти Аушвиц-Биркенау?
ДК: Да. Я там нашел кошку. Она была голодная, и я решил забрать ее себе. Она переедет жить из Освенцима в мою квартиру в Берлине. Какой замечательный трансфер! Лучше ведь из Аушвица — в Берлин, чем наоборот.
ЕК: Расскажите о своих предках. Как они попали в Детройт?
ДК: Лет сто назад Детройт был одним из самых крупных промышленных городов Америки. Сюда съезжались эмигранты со всего мира, приезжало очень много евреев, греков, итальянцев, поляков. Мой отец родился в Огайо, мама родом из Детройта, но мои пра-пра-дедушки и бабушки когда-то жили недалеко от Кракова и Варшавы. Еще один прапрапрадед жил на территории современного Калининграда. Знаете, я там даже один раз был. В аэропорту. Пересадка между перелетами длилась ровно час.
ЕК: В Ваших песнях много истории... Ваших предков Холокост не коснулся?
ДК: Наша семья, к счастью, никого не потеряла. Однако Холокост — это наша общая травма, общая история. Важно знать все детали произошедшего. Для меня лично, для осознания своей идентичности это было необходимо. В американской школе невозможно обойти тему Холокоста. Это важный раздел в школьной программе.
ЕК: Я родился в СССР и хорошо помню, как многие советские евреи уезжали в Израиль, США, Германию в поисках нормальной жизни. Легко ли быть евреем в Америке?
ДК: Не могу говорить от имени всех, но мне кажется, что евреи чувствуют себя там совершенно нормально. Если честно, я не считаю антисемитизм главной проблемой в жизни. Тем не менее, он вписан в ДНК всего Запада. Он стал частью мышления. Знаете, это ведь, по большому счету, даже не связано с евреями. Люди чувствуют сильную принадлежность к своей нации, делят мир на своих и чужих. Если бы евреев, чужих, не было, их надо было бы придумать. Многие этим до сих пор и занимаются — придумывают себе врагов. Есть «мы» и есть «они». Люди смотрят на других, противопоставляют себя им, чтобы казаться себе лучше, часто просто создают «чужих». Ирония судьбы — они ненавидят евреев за то, что на самом деле глубоко сидит в них самих.
ЕК: Это, наверное, касается не только антисемитизма.
ДК: Да, это касается любой дискриминации. Некоторые так же негативно относятся к мусульманам, гомосексуалам, женщинам — всем, на их взгляд, «неполноценным» людям. Я не перестаю удивляться тому, что люди не хотят учиться. Спасает чувство юмора. Мне кажется, что самые ужасные вещи происходят потому, что у людей проблемы с чувством юмора.
ЕК: Вы как-то сказали, что людям стоит преодолеть «Голикост». Что вы имели в виду?
ДК: «Голикост» — это то, что мы получаем, скрещивая Голливуд с Холокостом. Это китч, который мы производим, используя страшную тему. Люди, например, пытаются делать драматичные истории о Холокосте с хэппи-эндами. Мне это не нравится. Я вижу этот китч не только в кино, но и в повествованиях о Холокосте.
ЕК: В таком случае, как, на ваш взгляд, нужно говорить об этом?
ДК: Вы задали мне неправильный вопрос. Необходимо задать себе вопрос: что мы должны сделать для того, чтобы Холокост не повторился. Когда мы имеем дело с голливудским китчем, таких вопросов не возникает. Но мой враг — не китч. Мой враг — нацизм. Говорят, что его стало в последнее время гораздо больше, но ведь он никогда не исчезал. Нацизм просто был в подполье. Да, в последнее время зверь нацизма растет, и с этим надо что-то делать. Мы ставим памятники в память о Холокосте, однако забываем об истории, мало говорим о том, как выглядела жизнь до него. Например, в Варшаве до Второй мировой войны 30 % населения говорили на идише. Это ведь были живые люди. Со своими планами, идеями, занятиями. Мы все время хотим придумать новое и светлое будущее. А может, они до нас уже это придумали? Может, их идеи были лучше наших? Мы просто обязаны узнать, о чем мечтали люди, которые жили здесь раньше. Кто знает, может, как раз в прошлом сейчас находится наше будущее...
ЕК: Вы написали песню «Six Million Germans» об Аббе Ковнере. Он известен как поэт и прозаик, однако он также был одним из руководителей подполья в Вильнюсском гетто. После войны Ковнер создал группу мстителей, члены которой уничтожали нацистов в Европе.
ДК: Многим понравилась эта песня, а некоторые зрители в буквальном смысле слова орали на меня за то, что я ее написал и исполнил. Я считаю, что, в первую очередь, это очень важная и интересная история, которую стоит рассказывать. Я не в праве ни оценивать, ни осуждать Ковнера и его людей. Пусть зрители сами слушают, думают и делают для себя выводы.
ЕК: Почему вы выбрали музыку?
ДК: Я играл с самого детства. Мой отец в свободное время играл на гитаре, а мама — на фортепиано. Она работала учительницей в начальных классах. Папа писал кроссворды для газет, придумывал системы безопасности, продавал компьютеры. Чего он только в жизни не делал! Это был человек-бизнес-оркестр. Отца не стало семь лет назад, но он гордился мной. Я реализовал его мечту — стал музыкантом. Кстати, за месяц до смерти он прилетел со мной на этот фестиваль в Краков, был на моем концерте.
ЕК: В одном из своих интервью вы сказали, что война никогда не заканчивается.
ДК: Мы все живем войной, просто многие этого не осознают. Легко об этом не думать, если ты не видишь кошмаров, которые происходят возле тебя или с тобой лично. Сложнее тем, кто живет или вырвался, например, из Сирии. Эти кошмары их преследуют постоянно. Я недавно разговаривал с одной украинкой. Она рассказывала мне, что на Донбассе еще совсем недавно была нормальная жизнь, а потом, в один момент начался кошмар. А в скольких войнах участвуют США? Сколько воен ведет сейчас Россия — грязных, маленьких и больших, воен? Эти войны везде. Одни ведутся с оружием в руках, другие — при помощи средств массовой информации.
ЕК: Вы пацифист?
ДК: Да. Музыка — это сфера, где я пытаюсь разобраться с войной. В 2003 году мы вышли в Америке на улицы в знак протеста. Мы требовали, чтобы Буш убрал руки прочь от Ирака. Я помню тот февральский день. Это была самая многочисленная акция протеста в истории человечества. И что? Никто нас не послушал! Старые формы протеста работают все реже. Но, несмотря на это, люди не должны молчать!
ЕК: Вы довольно часто выступаете в России.
ДК: После того, как начался российско-украинский конфликт, я там не был. Я был в Москве, когда там проходили многотысячные акции протеста, когда люди выходили на улицы в протесте против фальсификации выборов. Сейчас там все меняется. Мои российские друзья постоянно рассказывают о том, что пространство свободы сужается, стены сдвигаются со всех сторон, они уже не могут свободно дышать. Российско-украинский конфликт вообще идиотский по сути. Он высвободил в людях самое худшее — национализм, шовинизм, мегаломанию.
ЕК: Вы сказали, что несколько лет уже не выступали в России. Это ваше решение или просто так получилось?
ДК: Не было случая. Хотя раньше я сознательно отказывался от некоторых выступлений. Меня, например, приглашали выступать на агитационных концертах за Дмитрия Медведева, когда он шел в президенты. Я, конечно же, отказался. Это же как нужно не понимать меня и мою музыку! В своей жизни я выступал в очень странных местах, но агитировать за «Единую Россию» я точно не буду.
ЕК: А что это за концерты в странных местах?
ДК: Я пел в домах для престарелых, в церквях, школах, в цирке. Например, я выступал в тюрьме во Франции и счел это за честь. В Эльзасе есть такой городок Кольмар. Там ежегодно проходит музыкальный фестиваль, и они постоянно приглашают кого-то выступить в тюрьме. Заключенные — это потрясающая публика!
ЕК: Режиссер Андрей Кончаловский как-то сказал, что родина там, где спят его дети. Вы родились в США, переехали жить в Германию, гастролируете по всему миру. Где ваша родина?
ДК: Я процитирую мою приятельницу, которая родилась в Волгограде, а выросла в Германии. Саша Марьяна Зальцман говорит, что родина — это не страна, из которой ты родом, а время, в котором ты живешь.
ЕК: Вы часто выступаете с Псоем Короленко. С чего началось ваше сотрудничество?
ДК: Мы прекрасно веселимся на сцене! Мы познакомились в 2006 году на клезмерском фестивале в Канаде и стали близкими друзьями. До личного знакомства я знал одну его песню, поэтому, когда увидел его концерт в Квебеке, сразу пошел знакомиться. У нас похожее чувство юмора, нас интересуют одни и те же темы. Он переводит мои песни, я – его, иногда сочиняем что-то вместе. Мы записали уже 50 песен. Благодаря Псою я открыл для себя таинственный мир — культуру глобального квартирника.
ЕК: Артисты, работающие в жанре популярной музыки, любят повторять, что все их песни о любви. О чем ваши песни?
ДК: Мы поем песни о любви и мире, но производим только ненависть и войны. Может стоит перевернуть все с ног на голову?
ЕК: Я слышал, вы переводите Булата Окуджаву?
ДК: Главным образом, я занимаюсь сейчас именно этим. Сейчас он для меня наиболее актуален — в его произведениях я нахожу больше всего ответов. Мне очень нравится его переводить. Хотя это не совсем перевод, потому что получаются, так сказать, мои версии его произведений. Я уже сделал 10 переводов его песен, хочу перевести еще 8. Он цепляет мою душу, как никто другой. Тембр голоса Окуджавы, его жестикуляция порождают в сознании невероятные картины.
Беседовал Евгений Климакин.