Несмотря на то что все это происходило сто лет назад, ее проблемы звучат очень современно. Ей приходилось совмещать карьеру и воспитание детей, испытывать финансовые затруднения, она два раза пережила развод — вполне обычные заботы для XXI века. Кроме того, ее дневники показывают, что, будучи необычайно талантливой, она также была и королевой преувеличения, истерик, ревности и ярости.
Борьба за равноправие
Помните, как в фильме «Влюбленный Шекспир» героиня Гвинет Пэлтроу переодевалась в мужчину, чтобы играть в английском театре эпохи Возрождения? История знает множество подобных примеров: особенно примечательны ситуации, когда женщины хотели принимать участие в войне, как это делали Жанна д'Арк или Малинда Блэлок и Сара Эдмондс во время Гражданской войны в Америке. Шарлотта Бронте, Мэри Энн Эванс и даже Дж. К. Роулинг скрывали свой пол при публикации романов.
Польша здесь также не стала исключением. В 1907 году поэтесса Мария Kоморницкая сожгла свои платья и приняла имя Петр Одменец Власт, чтобы показать, какой пол она считала своим истинным, и перешагнуть границы женственности. Феминистки первой волны, такие как Мария Дулембянка, выбирали мужскую одежду как символ своей независимости и вовлеченности в социальные вопросы.
В XIX веке одной из распространенных проблем, вызывающих недовольство во всей Европе, было ограничение доступности высшего образования. Упомянутая выше Дулембянка изучала искусство в Париже и Вене, поскольку женщинам не разрешалось поступать в краковскую Академию изящных искусств. Это продолжалось и в XX веке: три десятилетия спустя «принцессе польской живописи» Зофье Стрыенской пришлось превратиться в Тадеуша Гжималу Любаньского, чтобы иметь возможность изучать искусство в Мюнхене.
Первый маскарад великой художницы
Зофья Любаньская родилась в 1891 году в Кракове. С самых ранних лет она интересовалась искусством и всегда отличалась умением замечать детали. Источником вдохновения для красочных славянских персонажей, обычаев и костюмов, которые она позже с успехом изображала, стало то, что она видела во время прогулок по оживленным рынкам города вместе с отцом. Свою «карьеру» она начала в его магазине, рисуя карикатуры на клиентов.
Еще в ранней юности Зофья окончательно определилась с тем, чем хочет заниматься в жизни. Однако для этого существовали преграды. Вот какую любопытную запись о своих четырех братьях и сестрах она сделала в 1911 году в личном дневнике:
Стефусь окончил музыкальную школу и начал зарабатывать деньги, играя в оркестре и в церкви; Марыля и Янка учились в школе, а я побрила налысо голову и в одежде Тадеуша с его документами поступила в Мюнхенскую академию художеств, так как эта школа считалась самой лучшей и самой сложной из всех. Без маскарада мне было не обойтись, так как женщин не принимали ни в Мюнхенскую академию, ни в другие университеты.
Это было не совсем так: в то время женщины могли учиться в Варшаве, а в Кракове Зофья сама училась в частной школе изящных искусств Марии Недзельской. Но, изменив идентичность, она заявила о себе как о революционерке, готовой на все, чтобы посвятить себя искусству.
В архивах Мюнхенской академии информации о Зофье очень немного: Тадеуш Гжимала из Кракова сдал экзамены и был принят вместе с 40 другими студентами мужского пола. Маскируясь, Зофья провела в Мюнхене целый год, прежде чем начали распространяться слухи: некоторые из ее коллег думали, что она может быть гермафродитом, и хотели взглянуть на нее без одежды.
Особенно французы, которые хорошо чувствуют женщин.
Мюнхенская академия художеств, 1911-1912. Зофья Любаньская (под именем Тадеуша Гжималы), вторая слева, фото: архив семьи СтрыенскихБольше всего она боялась, что ее обвинят в мошенничестве, ведь она использовала документы своего брата. Через некоторое время давление стало слишком сильным, и она сбежала. Перед тем, как вернуться в Краков, она пошла в часовню, легла на пол и молилась. Вот как она писала об этом своем дневнике:
Боже! Забери у меня все, все. Мое благополучие, мою сытость, мир, дружбу с людьми, семейную жизнь, даже любовь! [...] но прошу, вместо этого дай мне [ ... ] славу!
Эти слова, которые она позже зачеркнула, можно рассматривать как пророчество и как проклятие…
Художественная атмосфера Мюнхена, в котором Стрыенская прожила год, оказала на нее значительное влияние. Там она увидела картины Рембрандта, Веласкеса и Брауэра. Это было место, где родился экспрессионизм и где в то время жил Василий Кандинский. Больше всего Стрыенскую очаровал русский танцор и художник Александр Сахаров. Несколько лет спустя она посвятила ему серию картин под названием «Романс о жизни неизвестного артиста». По иронии Сахаров был известен в Мюнхене отчасти тем, что разгуливал по городу в женской одежде.
Славянский фольклор на новый лад
Литография Зофьи Стрыенской из серии «Славянские божки», 1917, фото: Анджей Хенч / предоставлено Национальным музеем в КраковеВернувшись в Краков и снова став Зофьей Любаньской, она начала строить карьеру. Время для этого было идеальным: ее любимые темы польского фольклора и славянских обычаев были очень востребованы публикой, чья страна только что восстановила свою независимость после 123 лет отсутствия на карте мира.
Ее литографии под названием «Славянские божки» —цикл, посвященный богам польского Олимпа — были высоко оценены, критики сравнивали их с работами Станислава Выспяньского. Серия портретов «Молодая польская деревня» также напоминала Выспяньского настроением, с которым воспевала детство, молодость и природу.