Шумовская склоняет слово «тело» по всем падежам и снабжает бесконечным количеством прилагательных. Она внимательно исследует телесность своих героев. Показывает тело старое и оплывшее, тело мертвое, зависимое, убитое, голодное, аноректичное, продрогшее, страстное. Тело гермафродитное и тело, освобожденное от табу (превосходная сцена, в которой обнаженная Эва Далковская танцует под «Смерть в бикини» группы «Republika»). Тела животных, превращенные в еду, и тела астральные, контактирующие с миром живых при помощи медиумов.
Фильм Шумовской говорит о том, как по-разному можно смотреть на тело. Казалось бы, это скорее тема для видеоарта, нежели сюжетного фильма, однако режиссер фильма «Во имя…» доказывает обратное. Этюд о телесности вписан в историю о варшавском прокуроре-алкоголике (Януш Гайос), его взрослой дочери аноректичке (Юстына Сувала) и психотерапевте (Майя Осташевская), которая после смерти сына открыла в себе способности общаться с потусторонним миром. Шумовская создала трогательное повествование о столкновении веры с безверием, надежды с отчаянием, любви с ненавистью.
Шумовская на протяжении многих лет рассказывает о напряжении между «psyche» и «soma». В ленте «33 сцены из жизни» («33 sceny z życia») она говорила об умирании и жажде жизни, в «Иностранец» («Ono») ‒ о молодой девушке, которая, забеременев, заново открывает свое (и вместе с тем чужое) тело, в «Откровениях» («Sponsoring») она поднимала тему опредмечивания сексуальности, а в картине «Во имя…» показывала тело, мучимое запретной страстью.
Но никогда еще Шумовская не говорила о теле так выразительно. В фильме «Body/Тело» оно становится тюрьмой души, подчиняется принятым правилам приличия, которые делают невозможной свободу экспрессии. Тело порабощает. Режиссер неслучайно раз за разом прибегает к образу закрытых дверей. Герои «Body/Тело» разделены барьерами, которые они сами создали. Квартира героини-психотерапевта скрыта за стальной решеткой; прокурор не может выйти из больницы, не разблокировав цифровой замок, а однажды ему приходится вызывать слесаря, чтобы попасть в собственную квартиру.
Фильм Шумовской ‒ это рассказ о попытке освободиться от тирании тела через духовные поиски, религию и веру в потусторонний мир. «Есть ли что-то еще?» ‒ такой вопрос оказался на афишах. Шумовская не только не пытается на него ответить, но показывает, что задавать это вопрос практически бессмысленно. Вера в иной мир у нее лишь способ совладать с отчаянием и пустотой.
Рассказ о прокуроре-рационалисте, его умершей жене и психотерапевте-спиритистке отсылает к поздним фильмам Кшиштофа Кесьлёвского. Легко можно себе представить несколько сцен «Body/Тело», вмонтированных в «Двойную жизнь Вероники», «Декалог» или «Три цвета: красный». Но Шумовская берет кинематографический мистицизм в иронические кавычки. Как тогда, когда героиня Осташевской пародирует саму себя и смеется над ролью одухотворенной сумасбродки.
Обладательница «Серебряного медведя» за режиссуру безупречно выстраивает атмосферу фильма: серьезность сочетается с юмором, мистическая драма с гротеском. Стоит прозвучать с экрана самым серьезным вопросам, как режиссер прокалывает шарик пафосной возвышенности комедийной пуэнтой. Взять к примеру открывающую фильм сцену «воскрешения» висельника, который неосмотрительно покидает место мнимого преступления.
«Body/Тело» Шумовской ‒ это еще и черная комедия о Польше, о которой мы знаем из газет. Шумовская на экране намекает на убийство Здзислава Бексинского и «маленькой Мадзи из Сосновца», говорит о польской религиозности, педофилии и абортах. Но это лишь фон, благодаря которому повествование об утрате веры и разума прочно коренится в польском «здесь и сейчас».