Смоленский траур глазами фоторепортеров
Траур по погибшим в авиакатастрофе под Смоленском каждый переживал по-своему и по-своему запомнил. Своими воспоминаниями о трагических днях поделились фотографы, которые тогда пытались запечатлеть эмоции — собственные и чужие.
Picture display
standardowy [760 px]
«Смоленский траур», фото: Марек М. Березовский
Интересно: я помню, где и как узнал о терактах 11 сентября в Америке, но не помню, где впервые услышал о катастрофе в Смоленске. Я начал снимать вечером того же дня, когда случилась трагедия.
Мое сильнейшее впечатление первых суток — тишина. Даже не тишина в привычном смысле, а какая-то угнетенность, тяжесть, висевшая в воздухе и давившая на каждого. Горе и шок. Смерть стольких людей, стольких официальных лиц, во главе с президентской четой, была больше, чем трагедией. Это было что-то беспрецедентное.
Picture display
standardowy [760 px]
«Смоленский траур», фото: Марек М. Березовский
Одним из важнейших событий, связанных с трауром, стало также движение по улицам Варшавы похоронного кортежа с гробами президентской четы. По дороге к месту события я встретил пожилую женщину, которая, глядя на плакат с фотографиями девяноста шести жертв катастрофы, говорила сквозь слезы: «Господи, какой молодой, а этот, как его жалко...». На Краковском предместье уже собрались толпы. Каждый хотел увидеть, как американские военные «хаммеры» тянут прицепы с пушками и гробами. Места были заняты, пункты обзора забиты. Солнце. Толпа. Люди бросают цветы. Кортеж исчезает за углом. В тот день я не сделал ни одного интересного снимка. Мы видели и другие кортежи. Один из них двигался к арене «Torwar», которая на время превратилась в огромный морг. Проехал катафалк, в нем был гроб, обернутый польским флагом. В здание никто из прессы не вошел. Я запомнил тридцать гробов и тридцать убитых горем семей посреди пустынной арены.
В те дни я снял около четырех тысяч фотографий. Трагедия напоминала о себе повсюду. Памятные плакаты в метро. Плакаты на остановках. Билборды на улицах, билборды на жилых домах. Ситилайты, телевизоры в окнах и торговых центрах.
Picture display
mały obrazek [560 px]
Фотография из цикла «Национальный траур», 2010, фото: Филип Чвик / NAPO Images
Траур по жертвам смоленской катастрофы — одно из самых скорбных событий, в которых я участвовал. В день катастрофы казалось, что это не может происходить на самом деле. Я не люблю вспоминать те дни.
Неспешность утра нарушил звонок из редакции журнала «Newsweek». Я не мог поверить в то, что услышал. В то время у нас в домах еще были телевизоры. Я немедленно включил его в надежде, что услышу обнадеживающие новости. К сожалению, то, что мне сообщили по телефону, оказалось правдой. Потом звонили друзья, знакомые, семья и фотоагентство NAPO. Мы тут же решили встретиться у Президентского дворца на Краковском предместье. Нам хотелось быть вместе.
Из той встречи я запомнил свет, много утреннего света.
Embeded gallery style
display single image
Несколько недель до этого я работал над репортажем о людях, которые после работы бродят по Варшаве. Моя задумка: «выхватывать их из реальности» с помощью фотовспышки. Я пробовал разные типы пленки и способы проявки, чтобы добиться эффекта, который хотел получить. Накануне катастрофы мне удалось найти желаемую форму.
Последующие дни — это череда эмоций: страха, шока, горести и подавленности. Помню чувство неуверенности и бессилия. А в мыслях постоянно крутился вопрос: что будет дальше, сможем ли мы оправиться от случившегося и если да, то как.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фотография из цикла «Польша в трауре», фото: Мацей Езёрек / NAPO Images
Утром 10 апреля я собирал репортерский стеноп, который хотел использовать для съемок на территории бывшего Варшавского гетто. За кофе включил телевизор и остолбенел. Первой мыслью было: кто из фоторепортеров летел с президентом? Я начал обзванивать знакомых — никто из приятелей, кто мог там быть, не отвечал. Только через час выяснилось, что они летели другим бортом, а кто-то ехал поездом. Потом я помчался в Варшаву, кажется, к Сейму. В дороге мне вспомнился Збигнев Вассерман — несколько дней назад я его фотографировал в коридоре Сейма. В то время я заканчивал проект о политике в Сейме и ходил туда с кольцевой фотовспышкой. Она выглядит довольно необычно, и депутаты часто спрашивали: «Что это за штуковина?» Так было и с Вассерманом. На почве вспышки мы разговорились, вот так, запросто. Хороший получился разговор. У меня и сейчас мурашки по коже, когда я об этом пишу.
Embeded gallery style
display single image
Потом в Варшаве началась работа для зарубежных изданий, такой классический «фоторепортерский фарш»: лица, свечи, толпы. Через несколько дней я понял, что в этих фотографиях ничего нет от меня, что нужно остановиться. Я вспомнил о фотоаппарате, который собирал в день катастрофы, и слова Ролана Барта о том, что нужно ловить свет, потому что он исчезает, потому что свет, исходящий от людей и пронизывающий события, такой эфемерный, мимолетный, что его нужно успеть ухватить. Я сделал более десятка среднеформатных негативов и только во время проявки понял, что не помню, выставлял ли параметры на камере. До сих пор не могу забыть чувство, которое меня тогда не покидало — все словно во сне.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фото: Каролина Йондерко / NAPO Images
Когда произошла авиакатастрофа, я училась на втором курсе киношколы. Все тогда получили мейлы с заданием: сфотографировать национальный траур там, где мы живем. В Рыдултовах, где я в то время жила, проявления траура были довольно сдержанными: мне попался только один балкон, на котором вывесили флаг с черной лентой. Я решила поехать в Варшаву.
Я постоянно следила за новостями, поэтому знала, куда идти — сразу направилась к Президентскому дворцу. Помню свое удивление, когда там оказалась. По телевизору показывали траур, убитых горем людей с лампадами. Я же увидела ярмарку — прилавки с флагами и флажками, лампадами по заоблачным ценам, людей, делающих селфи. Но я помнила о задании, которое должна была выполнить — снять национальный траур. И я искала его, искала погруженных в скорбные мысли людей, искала горе. Мне удалось сделать несколько таких фотографий.
Picture display
standardowy [760 px]
Фото: Каролина Йондерко / NAPO Images
Спустя несколько недель мы показывали свои работы в институте. Многие получили «незачет», потому что сняли то, что происходило на самом деле: балаган. Преподаватель хотел, чтобы мы «запечатлели всенародное горе». Я получила важный урок о СМИ. Расхождение между тем, что нам показывают, и тем, что происходит на самом деле, — огромное. Это был горький урок.
Picture display
standardowy [760 px]
Фотография из цикла «Смоленская трагедия», фото: Куба Каминский / @instkaminski
Я приехал в Смоленск 10 апреля на рассвете специальным ночным поездом вместе с семьями погибших в Катыни. Должен был снимать церемонию на кладбище жертв катынского преступления. Вместо этого мне пришлось быстро перестроиться на съемки о смерти президента. На военный аэродром в Смоленске я попал примерно через час после катастрофы. Информация о разбившемся самолете до нас, собравшихся на кладбище, дошла не сразу. Приехав к воротам аэродрома, мы тут же кинулись туда, где сквозь деревья виднелся задний стабилизатор красно-белого цвета. Но нас тут же остановили сотрудники местной милиции. Мы с несколькими другими фотографами решили спрятать в сумки аппаратуру и обойти аэродром с другой стороны. Нам удалось туда пробраться, не вызвав подозрений. Там мы увидели десятки крупных и мелких обломков обшивки самолета, раскиданные вблизи невысокого панельного дома, людей, фотографирующих на телефоны, и милиционеров, охраняющих фрагмент крыла, прислоненный к дереву. В ту же минуту мы заметили, что какой-то мужчина пытается погрузить на велосипед красно-белый кусок обшивки крыла внушительных размеров. Вероятно, хотел сдать его в металлолом. Один из моих коллег подбежал к нему и начал вырывать обломок. Сюрреалистическая картина. Я даже не догадался сфотографировать эту сцену, просто смотрел. Мужчина уехал не солоно хлебавши, а мой коллега вернул обломок самолета на место. Это было лишь начало трудного, очень долгого дня.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фотография из цикла «Портреты траура», фото: Адам Лях / NAPO Images для «The New York Times»
10 апреля я проснулся в семь утра во Вроцлаве. Это была суббота, я встал очень рано, несмотря на то, что накануне засиделся допоздна. Уже в начале восьмого я получил информацию о проблемах в Смоленске. Стал звонить друзьям из СМИ, мы все были потрясены тем, что могло случиться и какие могут быть последствия. Мы спрашивали друг друга, кто из знакомых журналистов, фотографов и публичных людей мог быть в том самолете.
Embeded gallery style
display single image
Когда около девяти утра появилась официальная информация, я плакал навзрыд, думаю, как и вся Польша в тот день. В десять я пошел в центр и вернулся в пивную, откуда вышел шесть часов назад. Заказал водки. Меня потрясло, что улицы выглядели буднично, будто люди еще не знали, как реагировать. Вечером я сидел в поезде, следовавшем в Варшаву. Позвонили из «The New York Times» и попросили снимать для них в эти дни, они не хотели штамповать безличные снимки. Когда рано утром я оказался на Краковском предместье, меня пробрала дрожь. Это был пронзительный момент тишины и внутренней скорби, хотя у Президентского дворца стояли сотни, если не тысячи людей. С самого начала я задавался вопросом, объединит ли нас произошедшая трагедия или разделит. К сожалению, уже в воскресенье начались дискуссии, высказывались претензии и теории заговора. Кто-то открыл торговлю польскими флагами за безумные деньги, другие воровали из интернета снимки у моих знакомых фотографов, а затем тиражировали их и продавали прохожим.
Picture display
standardowy [760 px]
Фотография из цикла «Портреты траура», фото: Адам Лях / NAPO Images для «The New York Times»
Я старался сосредоточиться на трауре, неуверенности, скорби — на эмоциях. Чтобы запомнить их и запечатлеть. Я фотографировал на протяжении всех дней траура, снимая стресс с друзьями в расположенном неподалеку гастропабе «Zakąski i Przekąski». Все мы были сломлены горем и опустошены. Мы работали с раннего утра до часа-трех ночи. Я снимал на пленку, поэтому каждую ночь проявлял и сканировал фотографии в «Релаксе», где нас обслуживали вне очереди, откладывая другие заказы.
Picture display
standardowy [760 px]
Фото: Петр Малецкий / NAPO Images
До 10 апреля почти две недели я был в Англии, где работал над репортажем о пабах. Неожиданно, как гром среди ясного неба, прозвучала новость о трагедии под Смоленском. Подробностей почти не сообщили, только — кто находился на борту и куда направлялся рейс. Одна подробность была самой важной — никто не выжил. Помню, я стоял где-то на улице в северной части Лондона, смотрел на оживленный перекресток, спешащих куда-то людей и вдруг подумал, что боюсь возвращаться в Польшу, потому что там, наверное, начинается ад.
Picture display
standardowy [760 px]
Кабинет Леха Качинского, фото: Петр Малецкий / NAPO Images
Все рейсы в Польшу отменили из-за извержения вулкана в Исландии. Я подумал — что за сюрреалистическое стечение обстоятельств. В ожидании возможности вернуться домой я слушал британцев. Многие очень эмоционально говорили о трагедии, постигшей мой народ. Они сочувствовали мне, поддерживали. Где-то в глубине души и они, и я знали, что это чрезвычайно важный момент, конец и начало чего-то нового.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фотография из цикла «Национальный траур», фото: Эва Мейсснер / NAPO Image
В тот день меня разбудил звонок родителей, которые сообщили, что в Смоленске разбился президентский самолет и все пассажиры погибли. Помню, как я в шоке пыталась собраться с мыслями и дрожащими руками включила телевизор, очень боясь того, что увижу. Шок смешивался с недоверием и эмоциональным дежавю 11 сентября 2001 года. В течение часа я была не в состоянии встать с дивана, смотрела все новостные выпуски подряд. Потом начались звонки, и мы с коллегами из NAPO решили встретиться у Президентского дворца. Там уже собралась толпа варшавян. Фотографировать в тот день мне было очень тяжело, потому что все самое важное сообщали глаза, взгляды, слезы людей. Мне не хватало мужества снимать портреты, вторгаться с камерой в личное пространство, боль и горе. Я сосредоточилась на общих планах.
Embeded gallery style
display single image
Через два дня Краковское предместье и окрестности превратились в ярмарку. Я фотографировала ее, ощущая абсурд ситуации, и в конце концов эти снимки не попали в общий проект о трауре, который опубликовало наше агентство. Я жалела, что не могла вместе с коллегами поехать на похороны президентской четы в Краков. Всю неделю мы поддерживали и помогали друг другу, встречаясь в незабвенном баре «Zakąski i Przekąski» неподалеку от Президентского дворца.
Picture display
standardowy [760 px]
Фотография из цикла «Национальный траур», фото: Эва Мейсснер / NAPO Image
В Варшаве в день похорон президента ярко светило солнце, и потому я во всей полноте увидела краски, которые спустя неделю горя и национального траура поразили меня своей насыщенностью и силой. Местами робко пробивалась зелень.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фото: Мацек Набрдалик / VII
В то время невозможно было говорить о чем-то другом. Девяносто шесть человек. Мне казалось, что эта трагедия коснулась каждого из нас, что у каждого был знакомый или знакомый знакомого, потерявший близких в этой катастрофе.
Picture display
standardowy [760 px]
Фото: Мацек Набрдалик / VII
Я много лет снимал политику, поэтому в моем списке было много таких пересечений, но самое сильное впечатление на меня произвел разговор с несостоявшейся героиней моей фотографии. На протяжении нескольких недель я договаривался о съемке портрета с критиком искусства для портала, посвященного дизайну. Мы много раз переносили встречу, благодаря чему я довольно много знал о планах и жизни моей собеседницы. 10 апреля я вернулся в Варшаву из Чернобыля. Сразу отправился на Краковское предместье. Через несколько часов, согласно нашей договоренности, позвонил ей в очередной раз. Она сказала, что не сможет встретиться, что ее муж работал в окружении президента и погиб в катастрофе. Голос ее при этом не дрогнул. Я принес соболезнования. Мы никогда больше не созванивались, я так и не сделал ее портрет. Тот разговор я помню до сих пор.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
«Похороны № 2/2010» из цикла «Ритуалы перехода», фото: Пшемыслав Покрыцкий
Случалось, я снимал по четыре-пять похорон в день. Заскакивал на пару минут сделать кадр и ехал дальше. Я сфотографировал похороны тридцати шести человек в разных местах Польши. Помню, что мне было довольно легко фотографировать, никто мне не препятствовал и не запрещал снимать.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
В основном я помню атмосферу этого уникального времени, чувство напряжения, где-то глубоко в душе. Я живу в варшавском районе Охота, и тогда видела черные автомобили с телами жертв катастрофы, которые ехали из аэропорта по Рашинской улице. Помню еще момент, когда машина с гробом Марии Качинской переезжала площадь Завиши и люди бросали желтые нарциссы и тюльпаны на пути ее следования. Это трогало и объединяло.
Picture display
standardowy [760 px]
Те дни были настолько значимыми, что фотографировать казалось чем-то само собой разумеющимся. Я снимала траурную церемонию на площади Пилсудского, а также лампады у Президентского дворца на Краковском предместье. У меня было чувство, что это какой-то новый поворот в истории, какой-то сомнамбулический танец, который мы не можем прекратить. Дизайн «Хольги», которой я тогда снимала, вписывался в ту сюрреалистическую атмосферу.
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
Фотография из цикла «Смоленская катастрофа», фото: Максимилиан Ригамонти
Помню крик моей жены. После чего события развивались с бешеной скоростью. Я сел в машину и помчался в посольство Российской Федерации. Дорогу знал как свои пять пальцев, потому что неделю назад получал визу на рейс 7 апреля в Смоленск. Тогда мы приземлились на том самом аэродроме. Паспорт с визой я получил меньше чем за минуту, никаких сборов с меня не взяли. Одновременно сотрудница в окошке отправляла факсом подтверждения виз людей, находившихся на борту самолета. Итак, российская виза есть, теперь транзитная через Беларусь. Суббота, консульство закрыто. Звоню, стучу. Тишина. Решение принимается без колебаний — едем!
На границе в Бресте, как всегда, длинная очередь. Я объезжаю стоящие автомобили и останавливаюсь перед переходом. Мы кричим: «Мы журналисты!». Польская погранслужба пропускает нас после быстрого досмотра. Так, теперь белорусы. Мы достаем журналистские удостоверения и прикладываем к стеклу машины. В ответ — взмах рукой, даже паспорта не проверили.
Picture display
standardowy [760 px]
Фотография из цикла «Смоленская катастрофа», фото: Максимилиан Ригамонти
До Смоленска мы добрались в четыре утра. Невероятное зрелище. Хвост самолета было видно уже с улицы. Тонкие березки и мелкие обломки алюминия вокруг. Сюрреалистический мир. Жизнь идет своим чередом, как будто ничего не произошло. Снуют старые «лады» со спойлерами после горетюнинга, молодожены позируют для фотосессии, безликие люди спешат на работу. Я подумал — они что, не видят? Остов действовал на нас, как магнит. Сейчас я жалею, что не сделал снимков.
По другую сторону дороги на небольшом пригорке стоял отель. После долгого дня, проведенного на месте катастрофы, постоянного ожидания дальнейшего развития событий, препирательств с ФСБ, чтобы сделать лучший кадр, мы сидели на скамейке у входа. Вечером, когда садилось солнце, хвост все еще там лежал, в грязи, покореженный. В неестественной позе. Ту тишину я запомню навсегда.
Picture display
standardowy [760 px]
Трансляция похорон, фото: Михал Шляга
В катастрофе погиб мой друг Арам (Аркадий) Рыбинский. Я хорошо знал и Анну Валентынович и пошел с фотоаппаратом на ее похороны, хотя позже оказалось, что хоронили другого человека. Однако у меня не было задачи фиксировать все, что происходило в те дни, я лишь делал отдельные кадры на «Мью».
Picture display
pełna szerokość [1160 px]
После катастрофы в понедельник утром с судоверфи на площадь Солидарности вышли рабочие, чтобы почтить память жертв возле Памятника павшим рабочим верфи. Там я снял серию фотографий для проекта «Судоверфь» и две из них использовал в 2013 году в книге с таким же названием. Они не подписаны, поэтому о контексте, в котором были сделаны снимки, люди узнавали только на экскурсиях по выставкам. Фотография на мосту совершенно уникальна, думаю, на ней присутствует около трети всех сотрудников предприятия, а может и больше. Такая фотография могла бы появиться в восьмидесятые годы, когда здесь работало пятнадцать тысяч человек. Сегодня на этом мосту, ведущем к действующей части судоверфи на острове Острув, можно увидеть одновременно не больше полутора десятка прохожих. Часто мост пустует. Вид был мне хорошо знаком, и я понимал, такую возможность упускать нельзя. Я успел занять нужную точку и сделал снимки.
Автор: Михал Домбровский, 9 апреля 2020
Перевод с польского: Ольга Чехова
[{"nid":"5695","uuid":"149c0660-3eab-4f7e-b15d-9a3a314fb793","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0421\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u044c \u0432 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430","field_introduction":"\u041d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0442\u044f\u0436\u0435\u043d\u0438\u0438 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u043f\u044f\u0442\u0438\u0434\u0435\u0441\u044f\u0442\u0438 \u043b\u0435\u0442 \u0438\u0441\u0441\u043b\u0435\u0434\u043e\u0432\u0430\u0442\u0435\u043b\u0438 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0425\u0425 \u0432\u0435\u043a\u0430 \u0441\u0447\u0438\u0442\u0430\u043b\u0438 \u043d\u0430\u0447\u0430\u043b\u043e\u043c \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0441\u0442\u0438 \u043f\u0435\u0440\u0438\u043e\u0434 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u041f\u0435\u0440\u0432\u043e\u0439 \u043c\u0438\u0440\u043e\u0432\u043e\u0439 \u0432\u043e\u0439\u043d\u044b (\u0442\u043e \u0435\u0441\u0442\u044c \u0432\u0440\u0435\u043c\u044f \u0432\u043e\u0437\u043d\u0438\u043a\u043d\u043e\u0432\u0435\u043d\u0438\u044f \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u043d\u044b\u0445 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439). \u041e\u0434\u043d\u0430\u043a\u043e \u0432 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435\u0434\u043d\u0438\u0435 \u0433\u043e\u0434\u044b \u0438\u0441\u0442\u043e\u043a\u0438 \u0441\u043e\u0432\u0440\u0435\u043c\u0435\u043d\u043d\u043e\u0439 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0439 \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u0438 \u0443\u0441\u043c\u0430\u0442\u0440\u0438\u0432\u0430\u044e\u0442 \u0443\u0436\u0435 \u0432 \u0442\u0432\u043e\u0440\u0447\u0435\u0441\u0442\u0432\u0435 \u043f\u0440\u0435\u0434\u0441\u0442\u0430\u0432\u0438\u0442\u0435\u043b\u0435\u0439 \u00ab\u041c\u043e\u043b\u043e\u0434\u043e\u0439 \u041f\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u00bb (1895\u20131918).\r\n","field_summary":"\u041e\u0442 \u043f\u0430\u0440\u043d\u0430\u0441\u0441\u0438\u0437\u043c\u0430 \u0434\u043e \u0430\u0432\u0430\u043d\u0433\u0430\u0440\u0434\u0430: 5 \u0442\u0435\u0447\u0435\u043d\u0438\u0439, \u043e\u043f\u0440\u0435\u0434\u0435\u043b\u0438\u0432\u0448\u0438\u0445 \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u0443\u044e \u043f\u043e\u044d\u0437\u0438\u044e XX \u0432\u0435\u043a\u0430.","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259609\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:33:\u0022#\u044f\u0437\u044b\u043a \u0438 \u043b\u0438\u0442\u0435\u0440\u0430\u0442\u0443\u0440\u0430\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:26:\u0022\/topics\/yazyk-i-literatura\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=657Yq-o6","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=58nl0Ijx","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=uyjmQphE","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=0DTNnHnI","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/field\/image\/peiper_tadeusz_6883077.jpg?itok=KQjtn6cS","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"249","cover_width":"440","cover_ratio_percent":"56.5909","path":"ru\/node\/5695","path_node":"\/ru\/node\/5695"}]