Автоматическое письмо
Художественный прием, основанный на бессознательной записи мыслей. Александр Ват использовал его в своей прозаической поэме «Я с одной стороны и Я с другой стороны моей мопсожелезной печки».
«''Печку'' я писал, четыре или пять раз входя в транс, в январе 1919 года, с температурой 39-40. Потом — зимними ночами, сидя у железной печки, когда возвращался с экстатических цыганских прогулок. Я вводил самого себя в состояние транса, чтобы ''выпустить своих демонов". (…) На пару лет раньше Андре Бретона, под влиянием той же фрейдистской концепции, я пришел к écriture automatique, которое называл самозаписью, автозатвором. Тетради с неразборчивыми записями я отнес (...) в типографию (...), ни разу не прочитав того, что написал (...) в бессознательном состоянии. (...) Я хотел дать шанс случаю, я не вносил исправлений, и владелец типографии, полуинтеллигент, пьяница, которому футуризм пришелся по вкусу, по-своему прочитал неразборчивые места».
Антитрадиционализм
Традиция была для футуристов врагом номер один; они смотрели в будущее, стараясь отстраниться от прошлого. Поэт и художник Титус Чижевский писал:
«Польский народ больше не может жить воспоминаниями о королях и бродягах. Польский народ не может морфинизироваться кошмарами из „Свадьбы”, он должен на себе прочувствовать искусство и поэзию современного возрождения».
Они не сомневались в ценности классических произведений для той исторической эпохи, в которой они были написаны, однако считали, что новому времени необходимо новое, актуальное творчество. В этом творчестве они зашли так далеко, что устроили символические похороны Уолта Уитмана — поэта, которого считали своим вдохновителем.
Богохульство
Самое громкое судебное разбирательство по делу оскорбления чувств верующих в довоенной Польше началось после вечера футуристов в Вильне. Недовольство вызвало стихотворение Анатоля Стерна «Улыбка Примаверы», а точнее, цитата:
«А на золотом подносе, сам Бог, как лакей,
Подаст мне рюмку ароматного, сочного токая».
– A na tacy złocistej, sam Bóg, jak lokaj,
aromatyczny, soczysty w kieliszku poda mi tokaj.
В декабре 1919 года Стерна приговорили к году тюремного заключения. Известные литераторы (Жеромский, Стафф, скамандриты) написали открытое письмо в защиту поэта, в котором отметили, что произведение не является богохульским, но «из-за несколько неудачной формы стало причиной болезненного недопонимания». Однако это не спасло положения: автору стихотворения пришлось провести несколько месяцев «в ледяной камере (…) среди убийц и прелюбодеев». В сборнике «Футуразии» автор заменил «Бога» на «божка», однако в примечании привел оригинальный текст.
Дада
Годы спустя Александр Ват утверждал, что в творчестве поэтов-футуристов дадаизма нередко было больше, чем собственно футуризма. Черты дадаизма лучше всего были видны в альманахе «ГГФ», авторы которого подвергали сомнению все достижения европейской цивилизации. От швейцарских дадаистов польские авторы заимствовали лозунг: «Мы требуем права писать мочой разных цветов». Это высказывание они поместили на первую страницу своего манифеста «Нош в жывоте» (Nuż w bżuhu).
Конфискат
Проблемы с цензурой были для футуристов хлебом насущным. Власти конфисковали у них весь тираж альманаха «GGA», «Бессмертного тома футуразий» (этот «том» представлял собой сложенный пополам листок бумаги: половину занимали стихотворения Вата, половину – Стерна) и знаменитого манифеста «Нош в жывоте» ("Nuż w bżuhu").
Москва
Народное творчество
В контексте творчества авторов, считавших себя певцами современности, отсылки к фольклору могут показаться неожиданными. Однако антидрационализм подтолкнул футуристов обратиться к «долитературным» формам, в том числе к крестьянской поэзии. Чижевский издал «Пасторали», в которых авангардная форма сочетается с текстами, написанными под влиянием творчества гуралей. Ясенский пытался вернуть память о предводителе крестьянского восстания 1846 года в стилизованном на народную песню «Слове о Якубе Шеле». Молодженец, сын зажиточного крестьянина, в 30-е годы полностью посвятил свое творчество проблемам крестьян.
Новые технологии
«Как можно! Как можно в поэзии употреблять выражение "мотор"!» — возмущался, по словам Тадеуша Пейпера, один старосветский литератор. Зачарованность техникой можно найти уже в стихотворении Ежи Янковского «Горящий летчик» (1914), в котором описывается катастрофа аэроплана. Кино (например, в стихотворении Чижевского «Сенсация в кино» или «Кино» Млодоженца), автомобили, радиотелеграфы были постоянными атрибутами поэзии футуристов.
«Однодневка»
«Безусловная ценность произведения искусства колеблется между 24 часами и одним месяцем», — писали футуристы задолго до того как Энди Уорхол произнес свой знаменитый афоризм о «пятнадцати минутах славы». Следуя своим принципам демократизации искусства, влияния на массы и борьбы с «пафосом вечности» литературных произведений, футуристы уделяли внимание «скоротечным» формам: крикливым афишам, газетам-однодневкам, листовкам. Их манифесты порой можно было приобрести на улицах как бульварную прессу.
Орфография
Первым экспериментировать с орфографией начал Ежи Янковский в своем сборнике «Tram wpopszek ulicy», изданном в 1919 году. Он отмечал, что «автор не замахивается на то, чтобы совершить реформу орфографии. Он всего лишь пишет так, как это делает подавляющее большинство неграмотных людей в Польше». В свою очередь Бруно Ясенский в «Манифесте по вопросу фонетической орфографии» утверждал: «На мести фсех этих арфаграфических излишистф и странастий визде, где четко слышин какой-либа звук […] устанавливаица принцып фанетичискава праваписания». Хотя он и придавал своим утверждением вид научных тез, для общественного мнения такие эксперименты оставались лишь очередным способов позлить «мещан и буржуев». В конце концов сами футуристы отказались от этих странных правил правописания и вернулись к действующим орфографическим нормам.