СГ: В 2005 году в России начали праздновать День народного единства — в честь освобождения Кремля от польских гарнизонов. В Польше на это как-то отреагировали?
ХГ: В 2004 году, когда о празднике уже начинали говорить, журнал «Огонек» сделал на эту тему читательский опрос. Если почитаете его, умрете со смеху. Редакция напечатала там такую фразу: «Россия и Польша обменялись ударами». Речь шла о том, что Россия празднует четвертое, а Польша — одиннадцатое ноября. Я тогда был польским консулом и директором Польского культурного центра в Петербурге, и они обратились ко мне за комментарием. Я спросил: «Ребята, а вы отдаете себе отчет, что празднику 11 ноября не год и не два, а почти сто? И что он абсолютно не имеет антирусской направленности? Вы вообще знаете, как он называется? Это же праздник возрождения Польши!» И тут редактор говорит: «Ну да, а после чего вы могли возрождаться, если не после нас?»
Это не единственный такой случай в моей жизни. В преддверии трехсотлетия Санкт-Петербурга в городе обновили Триумфальную арку и позолоченную надпись на ней. А потом, видимо, прочли надпись. Мне позвонили с вопросом: «Господин консул, а польский МИД не будет возражать? Там же упомянут победоносный поход на Вислу и усмирение восстания 1830 года!» Я им на это сказал: «Там назван не только поход на Вислу, там еще война с Персией и Турцией, которые были раньше. Для историка хронология — священный принцип. Так что я вам отвечу после того как вы получите ответы иранского и турецкого посольств».
Да, иногда некоторые начинают вспоминать эту историю — причем делают это чаще всего полные невежды, которые не понимают, что к чему. История иногда воспринимается как ящик, из которого можно вытаскивать отдельные факты и пользоваться ими в своих целях. Но история — не слуга политики. Она была, есть и будет, а политики ловят что-то в мутной воде. Понимать историю как оружие идеологии нельзя. История объективно одна на всех, и сочинять обособленные ее версии просто смешно. Мы с вами говорим про русско-польские отношения, но по дороге появляются Швеция, Османская империя, Дунайские княжества, аналогии с Францией и прочее. Потому что все взаимосвязано, и нельзя об этом забывать. Политики поголовно безграмотны и не имеют настоящего гуманитарного образования, а поскольку они не владеют элементарными инструментами для обработки архивного и фактического материала, не читают и не знают источников, то просто несут ахинею. К сожалению, народ слушает их — у них более широкий доступ к обывателю, чем у ученых. Вина частично лежит и на ученых, поскольку многие просто не хотят или не умеют говорить соотечественникам правду об истории, особенно если она болезненная. Но это все-таки нас не освобождает от нашего, простите за пафос, гражданского долга.
История — не оружие идеологии
СГ: Может ли обычный человек в таких условиях научиться фильтровать историческую информацию?
ХГ: Прежде всего надо перестать слушать, что о прошлом говорят политики. Они должны говорить о политике, а не об истории. Когда политики стали высказываться про медицину, появилась пандемия. А сейчас у нас уже десятилетия длится пандемия исторического невежества. Меня однажды сын нашего российского консульского сотрудника, школьник, спросил: «А во Вторую мировую войну Польша на какой стороне воевала?» Это было, заметьте, еще до «великих откровений» последних двух лет.
Я большой поклонник электронных СМИ, но проблема в том, что многие не знают, как ими пользоваться. Даже студенты гуманитарных факультетов не всегда умеют это делать. Мы гибнем под снежным комом «интеллектуального» хлама. А еще некоторые мои молодые коллеги уверены, что чего нет в интернете, того нет в природе. Я заставляю своих студентов искать информацию. Например, студент не читал книжку, потому что ее нет в интернете. Спрашиваю: «Вы в библиотеку сходили?» А он: «В каталоге ее нет». Я: «Я могу вам назвать сигнатуру». Он смотрел, оказывается, только каталог онлайн. Надо учить их пользоваться библиотеками и архивами, иначе они будут беззащитны.
Я достаточно много общаюсь с молодыми гуманитариями из России. Там еще хуже. Молодежь не умеет искать информацию, а мэтры не умеют пользоваться техникой. Когда я вижу семидесятилетнего ученого, почти моего ровесника, который читает лекцию с тех же бумажек, с которых читал ее тридцать лет назад, мне становится страшно. Он пытается у меня узнать, как пользоваться Power Point, а я говорю, что уже забыл, потому что это песня прошлого! Это особенно заметно в нестоличных вузах. Молодые люди с огромными возможностями самостоятельного развития не имеют для этого инструментов. Без этого структурировать знания невозможно: они же не будут смотреть десятую страницу в гугле, а прочитают первые пять ссылок на первой.
СГ: Википедию?
ХГ: Ей тоже надо уметь пользоваться! Никогда не забуду беседу лет пять назад в России, когда мне кто-то сказал: «Вы убили нашего Тараса Бульбу!» Я говорю: «Люди добрые, в каком смысле он ваш?» — «Ну, Гоголь о нем писал». — «Гоголь писал про историю Тараса Бульбы в России?» — «Но он же русский казак!» — «Вообще-то он казак Речи Посполитой, который сбежал в Россию, и там его следы пропадают. Почитайте Википедию»...