ИБ: В своей книге вы также затрагиваете такую деликатную тему, как сотрудничество Капущинского с польскими коммунистическими спецслужбами...
АД: Мне кажется, в польском обществе по этому вопросу существует некоторое недопонимание. Многие люди, защищающие Капущинского, говорят, что он был вынужден подписать бумагу о сотрудничестве со спецслужбами, дабы, будучи журналистом-международником, иметь возможность ездить за границу. При этом они почему-то исходят из предположения, что Капущинский был противником социалистического строя. А он не был противником ПНР, он был человеком этого строя. Он рассуждал, думается мне, так: «Польша — моя страна, и нет ничего зазорного в том, чтобы я, увидев что-то интересное и важное в Латинской Америке или Африке, рассказал об этом какому-нибудь товарищу, работающему на польскую разведку». Я хочу подчеркнуть, что Капущинский не сотрудничал с польской службой безопасности, занимавшейся репрессиями внутри страны, он не писал доносов на диссидентов. Он сотрудничал с польской разведкой — точнее, изредка консультировал ее относительно ситуации в той или иной зарубежной стране. К примеру, писал об «эскадронах смерти», которые в Латинской Америке охотились на левых активистов, на коммунистов. Эти его аналитические записки, мало чем отличавшиеся от сообщений для Польского журналистского агентства, никому не могли навредить. Так что вокруг этой истории «много шуму из ничего». Вы же наверняка обращали внимание, что работа журналиста нередко напоминает работу шпиона — он тоже что-то вынюхивает, записывает, опрашивает людей... Не будем также забывать, что во время «холодной войны» к услугам журналистов прибегали разведчики, работавшие по обе стороны «железного занавеса». Если вы ознакомитесь с отчетом специальной комиссии американского Конгресса, то узнаете, что в те годы с ЦРУ сотрудничало огромное количество журналистов. Так что, если мы посмотрим на ситуацию с этой стороны, то поймем, что Капущинский не заслуживает слишком суровых оценок.
ИБ: Ваша книга «Капущинский нон-фикшн» вызвала скандал...
АД: ...даже не скандал, а самое настоящее землятресение национального масштаба (улыбается). Но все судебные процессы, которые тянулись шесть лет, я выиграл.
ИБ: И весь сыр-бор разгорелся из-за главы «Любовь и другие демоны», где вы пишете о запутанной личной жизни Капущинского?
АД: Нет, не только. Возникло множество дискуссий, причем сразу на нескольких направлениях. Конечно, ребром встал вопрос: может ли биограф описывать личную жизнь своего героя? И вот тут обозначилась определенная разница менталитетов и традиций. Читатели и критики в западных странах — а книга вышла на восьми языках, в Великобритании, США, Испании, Франции — обсуждали личность самого Капущинского, спорили о том, что может, а что не может в морально-этическом смысле себе позволить такой выдающийся репортер. А в Польше все набросились на меня, обсуждая те границы, которые якобы не имеет права переступать биограф великого человека. Чувствуете, в чем разница? У нас всех взволновала не сложная личная жизнь Капущинского — она, будем откровенны, у каждого человека сложная. Все озаботились вопросом: можно ли об этом писать или нельзя?
Разумеется, много копий было сломано вокруг проблемы, которую мы с вами уже обсудили — где граница между беллетристикой и нон-фикнш? И, конечно же, людям право-консервативных взглядов очень не понравилось, что эта книга якобы обеляет Капущинского — коммуниста, конформиста и так далее. В общем, камни в меня летели с самых разных, иногда враждебных друг другу сторон. Было нелегко, но я думаю, что книга сама себя защитила.