Интересная роль получилась у непоющей Альдоны Грохаль (Мария Фолтын). Ее персонаж появляется не только в «новых» партиях, но и в некоторых сценах, действие которых происходит в салоне Станислава Монюшко в Вильне, то есть там, где композитор впервые исполнил свое сочинение перед родственниками и друзьями. Сценография кажется хаотичной, но с претензией на оригинальность: на сцене есть сюрреалистические, лишние элементы, такие как диван с глазами и ушами. Вход в салон артисты символизируют тем, что снимают обувь. Сложно сказать, насколько эта находка удачна: обычай очень польский, но ассоциируется он скорее с деревней, чем городскими салонами. Однако мир Томашевского принадлежит XXI веку, поэтому не стоит придираться к мелочам.
Остальных персонажей, которые у Монюшко не очень выразительны, режиссер наделил несколькими драматическими функциями. «Галька» Томашевского — это очень «густая» опера, полная символических жестов, отсылающих к традиционным приемам оперных исполнителей.
Первый акт заканчивается символическим исключением Гальки: теперь ей открыта дорога к безумию. Над сценой появляется гигантский рот с серебряными зубами, а в глубине сцены возникает кладбище, на котором похоронены выдающиеся женские оперных роля: начиная Лючией ди Ламмермур и заканчивая Лулу. К надгробиям подключают наушники меломаны, для которых мучения героинь становятся эстетическим переживанием.
Получается, что у Томашевского произведение Монюшко становится не только рассказом об измене, но и трактатом на тему женского голоса и роли женщин в опере. Авторы постановки не ломают стереотипы и не шокируют современного зрителя, которого уже сложно чем-то удивить. Местами спектакль кажется перенасыщенным деталями, а местами банальным (например, сцена, в которой Гальку одевают в футболки с модными лозунгами, призывающими к позитиву и оптимизму). Однако к постановке Томашевского стоит присмотреться, потому что она демонстрирует один из парадоксов искусства: иногда осовременивание может стать способом вернуться к истокам.