Одним из самых противоречивых фильмов российского кино нулевых стал триллер Алексея Балабанова «Груз-200». Картина разделила критиков и зрителей. Одни сочли ее гениальным описанием Советского Союза, который был изображен как чудовищная промзона, населенная милиционерами-маньяками, алкашами-философами, распущенными подростками и выжившими из ума старухами. Другие заявляли, что это лишь провокация и хулиганство. Правы были и те, кто отмечал, что Советский Союз, представленный в «Грузе-200», Балабанову на самом деле нравится. Действительно, кажется, что автор получал удовольствие, в деталях живописуя преступления маньяка-милиционера и безумие его матери. При этом некрофилические подробности, которыми переполнен «Груз-200», не вызывают ужаса и отвращения. Как бы то ни было, Балабанов снял необычную и знаменательную картину о советском прошлом, своего рода развенчание мифа — хотя на его месте тут же появились новые.
Любопытно, что в Польше, коммунистическое прошлое которой тоже весьма богато, вскоре после «Груза-200» был создан фильм с похожей стилистикой и содержанием. «Плохой дом» Войцеха Смажовского можно назвать одной из самых страшных и ярких картин о временах ПНР. Как и Балабанов, Смажовский берет камерную провинциальную историю и с ее помощью описывает происходящее во всей стране. Его героями, как и у российского режиссера, оказываются милиционеры, местечковые партийные деятели, алкоголик с собственным домовладением и жутковатой женой, случайный залетный гость, у которого сломалась машина... Однако выводы Смажовского отличаются от того, что заявлял Балабанов.
История, лежащая в основе «Плохого дома», развивается в двух пластах. Первый — это настоящее, холодная зима 1982 года. Действие происходит у Бещадских гор — в глухом углу Польши, дополнительно опустошенном военным положением, которое ввело правительство Ярузельского. Находящийся в завязке по причине тяжелого алкоголизма милицейский поручик Мруз и пребывающий в состоянии тяжелого опьянения следователь Томала проводят следственный эксперимент среди развалин одиноко стоящего придорожного дома, где некогда произошло множественное убийство. Главный подозреваемый, некий Щродонь, рассказывает о событиях, которые разыгрались в доме четыре года назад. Следственные действия и воспоминания Щродоня о пребывании в «плохом доме» постоянно чередуются. Вскоре становится ясно, что Щродонь что-то выдумывает, а порой откровенно врет. Еще быстрее выясняется, что местное партийное руководство также не очень хочет, чтобы раскрылись все подробности той давней ночи. Милиционеры, надолго застрявшие среди замерзших развалин, сильно напиваются. Назревает что-то страшное…
Второй пласт — то есть события четырехлетней давности — тоже сильно связан с пьянством. Всю ночь пил Щродонь, случайно зашедший в первый попавшийся дом, где горели окна, пил с ним домовладелец Дзибас. Пила той ночью его распутная жена Божена. Пьяным был сын Дзибаса Януш, наводивший ужас на всю округу. Пьянство гостя и хозяев кончилось идеей гнать в сарае дома самогон, который можно было бы продать в окрестной военной части, где находились советские войска. В тот момент это была единственная возможность разбогатеть. Такой «коммерческий проект», разумеется, не мог окончиться ничем хорошим. Но финал по своей кошмарности превосходит даже самые смелые фантазии.
По форме «Плохой дом» — кино детективное. Смажовский строит его мастерски, постоянно запутывая зрителя и вводя в повествование новые мотивы и детали. Детектив постепенно становится сюрреалистическим: все герои, включая следователей, постоянно врут и беспрерывно распивают алкоголь. Водку пьет даже беременная сотрудница милиции — правда, это приводит к тому, что собственный муж, одержимый ревнивыми мыслями, отвешивает ей затрещину, после чего у нее начинаются роды. Параллельно Щродонь, ранее работавший зоотехником, вырезает поручику Мрузу из ягодицы капсулу, которая не позволяла тому притрагиваться к выпивке. Местное партийное руководство явно задумывает новое убийство.
Фильм Смажовского вряд ли доставит удовольствие любителям детективов, да и кому-либо еще. Режиссер изображает глубоко больную страну, которая упорно старается не замечать наступающий конец и потому погружается в тотальное опьянение. Смерть близка и, скорее всего, будет страшной, потому что ничего иного в плохом доме случиться не может. Однако Смажовский считает, что небольшая надежда на будущее все-таки есть. Сотрудница милиции рожает на пепелище плохого дома ребенка, а следствие явно приводит не к тем результатам, на которые рассчитывало партийное руководство. Зрителю удается только подивиться, каким кошмаром было недавнее прошлое Польши, которое так разительно отличается от настоящего.
Трудно сказать, видел ли Смажовский «Груз-200». Зато он явно смотрел «Фарго» братьев Коэн: там тоже были отсылки к недавнему прошлому, глухая снежная провинция, кошмарное массовое убийство и следовательница-шериф, готовая родить с минуты на минуту. Несмотря на похожий мотив, Коэны снимали свой фильм совсем о другом. Их Америка была жуткой страной, где, однако, всегда могла найтись провинциальная дурочка-шериф, которая четко видела разницу между плохим и хорошим, железной волей наводила порядок и наказывала виновных. Смажовский показал, что в Польше ни у кого представления о добре и зле нет. Если что-то здесь и изменится, то только вмешательством высших сил и стечением обстоятельств. «Груз-200» не давал надежды даже на это. Его финал говорит, что настоящее зло неистребимо, оно может лишь поменять форму. Эти три на первый взгляд похожих фильма ясно показывают, насколько отличается обстановка в странах, откуда режиссеры родом.