Самолет заходит на посадку над Гданьском. Поля сменяются жилыми кварталами блочных домов и частных вилл, и вдруг на мгновенье появляется островок старого города. Как будто художественная инсталляция, он отличается плотностью и декоративностью от всего остального, что может разглядеть любопытный авиапассажир, сидя у правого иллюминатора. Старый город в Гданьске довольно симпатичный, в нем дома с фахверками и лепниной, узкие улицы и мощеные площади. Но, как и в Варшаве, он не такой уж и старый, потому что был заново отстроен уже после войны. Мы с Лукашем гуляем по пряничным улицам в поисках достойного обеда, и довольно быстро находим набитый туристами ресторан польской кухни.
Одна сторона канала полностью застроена небольшими, богато декорированными домами. Эти дома, а особенно темно-коричневый “Журав”, крупнейший портальный кран в средневековой Европе – постоянный сюжет сувенирных открыток Гданьска. Другая сторона представляет собой заросший пустырь с редкими руинами. “До войны обе стороны были плотно застроенными, здесь везде был центр, - говорит Лукаш. Он родом из Сопота, и мы приехали к нему на родину с академическим визитом, - Сейчас здесь по-прежнему виднеются остатки разрушенных во время войны домов, и город не может найти инвесторов, чтобы развивать этот район”. Кажется, в такой близости от старого города земля должна быть дорогой и привлекательной для строительства. Однако ни туристическая, ни деловая жизнь сюда почему-то не дотянулась. Уютный старый город не переходит плавно в новый, а довольно резко обрывается, ограниченный каналами и дорогами. Поэтому возникает ощущение, что перед тобой всего лишь декорация детского спектакля. Как будто в это время Гданьск живет своей тайной взрослой жизнью – где-то там, в настоящем центре.
Побережье “трехградья” – Гданьска, Сопота и Гдыни – встретило Вторую мировую войну первым. Уничтожением польского гарнизона на полуострове Вестерплатте в первую неделю сентября 1939 года немецкая армия начала вторжение в Польшу, которое спустя несколько дней перешло в стадию окупации. Гданьск тогда назывался Данцигом, имел статус “вольного города” под управлением Лиги наций и был населен в основном немцами. Польскими здесь были почтовые служащие, железнодорожники и небольшой контингент военных, поэтому особенной помощи от горожан Польше во время войны ждать не приходилось. Даже наоборот: в вольном городе Данциге, который существовал с 1920 по 1939 год, популярность нацистской партии росла едва ли не быстрее, чем в самой Германии.
Мы ходим по местному музею истории города, занимающему ратушу – одно из немногих уцелевших во время войны зданий. Добрая треть экспозиции здесь посвящена периоду истории, о котором во времена социалистической Польши говорить было не принято – слишком немецким он был. Полюбовавшись готическим королевским залом, с лепниной и резьбой, мы переходим к огромным стеклянным витринам, повествующим о быте, социальной жизни и коммерции межвоенного периода. Мещанские интерьеры с гнутыми стульями и фарфором, банки из-под чая и сахара немецкого производства, реконструкция магазинного прилавка с антикварным кассовым аппаратом, салон модистки, украшенный “Зингером”... Постепенно все картинки упаковываются в один образ – достатка, благополучия и спокойствия. И гигантские фотографии разрушенного города на выходе окончательно оформляют мысль: если бы не война, немецкий вольный Гданьск процветал бы и по сей день.
“Мой папа никогда не любил старый Гданьск, – говорит Лукаш, когда мы выходим из этого музея потерянного рая, – Ему даже трудно было работать в Политехническом университете, потому что это ярко выраженная немецкая архитектура. После войны немецкий стиль здесь не любили, альтернативой было принято считать польский модерн, которого много в Гдыне. А теперь музей истории города рекламирует период вольного города, как будто дальше ничего не произошло.” Пройдя несколько домов по площади Длуги Тарг, мы снова ныряем в музей. Правда, формально это не музей, а “Историческая зона вольного города Гданьска”. “Зона” – частная инициатива, однако по содержанию она не слишком сильно отличается от государственной, которую мы видели в ратуше: все те же интерьеры с упаковками от немецких продуктов, фарфором и мебелью. Настойчивость в воспроизводстве ностальгических картин старого быта есть и в российской музейной практике. Только там она касается другого золотого века – 1960-х - 1970-х годов, когда нынешние старики были еще молоды, носили синтетику и клеш, а трава была зеленее. В Польше 1960-е вспоминают без пиетета – это было время расцвета советской диктатуры. А в конце 1970-х уже началась “Солидарность”, с ее забастовками и первыми политическими победами Леха Валенсы.
“Вообще-то они не собирались свергать социалистическую власть, – Лукаш рассказывает об истории профсоюза “Солидарность” и о начале свободной Польши. – И сами сильно удивились, когда все закончилось.” Мы подходим к новому музею “Солидарности”, открытому в сентябре 2014 года, к 25-летию первых свободных выборов. Это огромное здание, построенное специально для музея и архива, напичкано самыми современными технологиями, призванными эффектно рассказывать главную историю страны.
Все началось с забастовки на Гданьской судоверфи – крупнейшей на Балтийском море. Местные рабочие выдвинули вполне социалистические требования: создать независимый профсоюз.
Начались долгие переговоры, которые плавно переросли в десятилетие политических разборок, потом была уличная борьба протестующих с полицией, и аресты, и военное положение Войцеха Ярузельского, и выборы 1989. А там и социализм закончился.
Об этом Европейский центр “Солидарности” рассказывает во всех подробностях, со звуковыми и световыми эффектами, суровыми кирпичными стенами, узкими коридорами и катарсическими выходами из них – на свободу. Здесь можно поинтересоваться судьбой простой крановщицы Анны Валентынович, чье увольнение стало поводом для первой успешной забастовки на заводе. Увидеть фотографию художника Ежи Янишевского – автора знаменитого логотипа “Солидарности”. Наконец, посмотреть культовое выступление Леха Валенсы перед ревущей многотысячной толпой рабочих: “Мы имеем право на независимый профсоюз! И если будет нужно, добьемся и других прав для себя!” Тогда веселый, усатый, многодетный электрик вряд ли представлял, что будет происходить в ближайшие годы, и как спустя десятки лет его именем назовут огромный новый аэропорт Гданьска, Сопота и Гдыни. А сам он отойдет от дел и будет издалека наблюдать за собственным бронзовением. “Я бы не стал о нем сильно беспокоиться, – говорит мне Лукаш, когда я задаюсь вопросом, как себя должен чувствовать человек-легенда. – Он не слишком много рефлексирует. Харизматичный, талантливый от природы политик, но точно не философ.”
В одном из залов нас встречает довольно древний, но хорошо узнаваемый бело-синий автозак. Вокруг него расставлены полицейские щиты: можно зайти за них и посмотреть, как выглядели митингующие с точки зрения полиции. Стены зала обшиты листами, оставшимися от производства резисторов – такими щитами не согласные с режимом поляки предохраняли себя от ударов полиции, а заодно символически подчеркивали свою принадлежность сопротивлению. Лукаш говорит, что за демонстрацию такого щита можно было серьезно пострадать. Его маму, которая работала в суде криминальным судьей, уволили в начале 1980-х за членство в “Солидарности” и отказ судить бастующих рабочих – она смогла снова выйти на работу только после 1989 года. Сейчас мама – на пенсии[1] , занимается организацией торжеств по случаю юбилея городского суда. Юбилей, кстати, отсчитывается с начала XX века – то есть, включает немецкий период истории региона. Судоверфь практически перестала работать – у нее очень мало заказов. А члены “Солидарности” составляют политический истеблишмент.
За одним из поворотов сложносочиненной музейной архитектуры вдруг появляется интерьер комнаты. Только, в отличие от интерьеров Вольного города Гданьска, в нем нет ничего привлекательного: голые стены, убогий буфет с вязанными салфетками и дешевой социалистической посудой, фанерная засиженная мухами мебель, полуслепой экран телевизора. Одна радость – по нему показывают финальный матч по волейболу на Олимпийских играх 1976 года, где Польша выиграла у СССР 3:2. За стеной экскурсовод рассказывает школьникам о том, что такое железный занавес. Я в целом согласна, и вместе с авторами экспозиции радуюсь, что эпоха социализма прошла, уступив место демократии и свободе. Мне только немного жаль, что никаких других выводов посетитель Центра сделать не сможет: новейшие музейные технологии призваны рассказывать историю – одну-единственную, очищенную от сомнений и нюансов.
Снова старый Гданьск. Мы идем на встречу с молодым историком Петром Перковским. В 2013 году он получил премию журнала Polityka за книгу “Гданьск, новый город: Формирование общества и быта с 1945 по 1970”. Проходим мимо домов с лепниной и Лукаш показывает мне, как можно отличить старый дом от нового: если обойти его сзади, то будет видно, что старые дома длиннее, и уходят глубоко внутрь улиц, в то время как новые – гораздо более короткие. Для символических нужд старого Гданьска было достаточно восстановить фасады – в реконструкции реальных размеров жилищ не было никакого смысла. После войны местная интеллигенция и эмигранты из Вильнюса селились не в Гданьске, а в соседнем курортном Сопоте, который практически не был разрушен.
“Городская жизнь сейчас протекает в основном в районе Вжешч (Wrzeszcz), – говорит Петр Перковский, быстро поняв мой вопрос про настоящий центр Гданьска, в отличие от сувенирно-мертвого старого города. Мы открываем карту. – Как видите, город мог бы претендовать на звание очередного Амстердама – в нем много каналов, которые ведут в Вислу, и море совсем близко. Но берега реки занимает промзона: это территории судоверфи и порта”. И правда, ландшафт, который обычно диктует городу его структуру, трагически не соответствует урбанистической действительности Гданьска. Район Вжешч имеет выход к морю, но отрезан и от Вислы, и от старого города двумя железными дорогами и трассой. Разные части не соединены пешеходными путями: если уж ты решил посетить старый город, вряд ли получится в один присест посмотреть на что-нибудь другое – судоверфь и центр “Солидарности”, новый стадион или район Вжешч, к примеру.
Мы обсуждаем, как здорово было бы устроить джентрификацию – расчистить побережье от остатков промышленности и распродать его креативному классу. Тем более, если судоверфь и порт сейчас все равно работают вполсилы. Все это обсуждается в качестве возможной перспективы, не хватает только воли городских властей: собрать владельцев земель, девелоперов и будущих покупателей вместе, поставить им условия. То есть, запустить в движение новую городскую политику.
Кажется, эта идея в очередной раз превращает Гданьск в совершенно новый город. В ней не осталось ни следа от страданий по его исторической идентичности – будь то период немецкого Вольного города или польской “Солидарности”.
Автор: Наталья Конрадова
Наталья Конрадова - журналист, культуролог. Писала для “Полит.ру”, “Русский репортер”, “Сноб”, “Вокруг света”. Руководитель инновационной музейной программы «Гений места. Новое краеведение». Организатор «Школы исследования текста». Специалист по local history.