Ты вспоминала об «Оде к радости». Репертуар ICO интересен как раз с политической и символической точек зрения. Оркестр играет в основном произведения конца XIX — начала XX века, которые, кроме чисто эстетической ценности, несут в себе и другие смыслы. Вы играли Бетховена (он посвящал свои произведения Наполеону), сочинения Лысенко и Яначека о Тарасе Бульбе, «Ленинградскую симфонию» Шостаковича, связанные с грузинским фольклором миниатюры Цинцадзе и написанное в революционном порыве сочинение «Завод. Музыка машин» Мосолова. На первый взгляд эта программа не выглядит особо цельной, но зато она может помочь узнать историю нашего довольно сложного региона.
В оркестрах-проектах с участием молодежи всегда есть образовательный элемент. Музыканты впервые встречаются с классиками: им предстоит исполнить великие сочинения, сыграть которые в академических оркестрах у них нет шансов. ICO отличает также то, что мы представляем родную для наших оркестрантов музыку. Хороший пример — исполнение композиции Авета Тертаряна, в котором играет традиционный армянский дудук.
Мы видим свою задачу не только в том, чтобы дать музыкантам возможность заявить о себе на мировых площадках. Нам также хотелось бы сделать так, чтобы мир обратил внимание на нашу культуру — на Кавказ, Центральную и Восточную Европу; вот почему мы подбираем репертуар, который по разным причинам не попадает на афиши филармоний.
Большинство музыкантов оркестра — поляки. А в какой пропорции представлены другие национальности?
Половина музыкантов — поляки, вторая по численности группа — украинцы, а самая малочисленная — из Азербайджана и Молдавии. У нас гораздо больше музыкальных академий по сравнению, например, с Молдавией, где музыку преподают только в одном вузе — на одном отделении Академии искусства. В Азербайджане — одна академия, в Армении тоже; с этой точки зрения лучше всего ситуация выглядит на Украине.
Но академии — это еще не все, важен также подход к обучению оркестрантов. В Польше это обязательный предмет в каждой академии, теперь его вводят и в музыкальных школах; за нашей восточной границей этого нет. Сегодня академии обращаются к нам с просьбой помочь в организации такого обучения, мы сотрудничаем по этому вопросу с польскими ВУЗами. Наибольшую заинтересованность проявляет Грузия; видно, вода камень точит: интерес к такому образованию постоянно растет.
Каковы основные проблемы при работе с музыкантами, которые никогда не учились играть в оркестре?
Нам пришлось столкнуться с особым типом мышления, который некоторые называют «русской школой». Он предполагает, что музыкант может быть только солистом. Иногда это действительно проблема: например, у нас когда-то был такой трубач из Азербайджана, который уже на первом сборе заявил, что он солист и может играть только первой трубой, в противном случае он уезжает.
Как вы его убедили остаться?
С ним занимался Алистер Мэки из лондонского Philharmonia Orchestra, который посвятил ему много времени. В духовой секции нужно научиться «не быть солистом», баланс и сила звука должны соответствующим образом дозироваться, а наш коллега из Азербайджана заполнял звуком все пространство. Мэки справился, азербайджанский трубач приезжал еще два года.
Однако убедить удается не всех. Одна скрипачка, которая играла в предыдущем сезоне Оркестра в секции первых скрипок, отказалась приезжать, когда узнала, что на будущий год ей придется быть второй скрипкой. А суть в том, что она была хорошим музыкантом, и именно поэтому ее можно было перевести во вторые скрипки, ближе к руководителю секции: первые скрипки располагаются на дальнем плане. В оркестре важен каждый инструмент, мы пытаемся донести это до музыкантов.
Сколько участников возвращается на следующие сезоны ICO?
Обычно заявки на участие в следующем сезоне подает 85% «старичков», около половины проходят на следующий этап. Для нас это очень хорошо: до их уровня стараются дотянуться новые музыканты.
Самая интересная репетиция — первая, коллективное прочтение произведения. Тогда преподаватели понимают, с чего начинать. В 2012 году музыканты не закончили играть даже первую часть VIII Симфонию Дворжака, над которой они работали. Это было ужасно! (смех). Музыканты были несыгранные, не было баланса, все разваливалось. А уже через несколько репетиций оркестр играл вполне прилично… В 2015 году было уже по-другому, уже на первой репетиции было слышно, что у нас настоящий оркестр, гармонично функционирующий организм. Для нас это было радостно.
Ваш оркестр играл на киевском Майдане и на Эдинбургском фестивале. А каковы личные достижения членов ICO?
Многие из наших музыкантов продолжают обучение в разных странах. Больше всего мне нравится история белорусского трубача (простите, мне сегодня одни трубачи приходят на ум). В 2012 году он ни слова не говорил по-английски, Алистеру Мэки приходилось объясняться с ним жестами: к счастью, музыка —это та сфера, где можно общаться на невербальном уровне. В первый же день трубач вывихнул руку, ему пришлось носить повязку… Вначале мы думали, что он вернется домой, но музыкант умолял нас, чтобы мы разрешили ему остаться. Он был с нами два следующих сезона, он учит английский, сейчас он получил стипендию в Чикаго.
Поляки могут свободно выезжать за границу, но гражданам других стран Восточного партнерства почти всюду требуются визы. Думаю, многие у нас даже не отдают себе отчета, в каких комфортных условиях они живут.
Мы оформляем музыкантам визы, которые можно считать билетом в один конец — если у кого-то есть такое желание. Но мы постоянно подчеркиваем, что опыт, который они приобретают, нужно передавать дальше. Идеальный пример — Кирилл Карабиц, дирижер и художественный руководитель ICO в 2014 году. До 18 лет он учился в Киеве, потом продолжил обучение в Вене и Париже. Он работает в самых разных странах, дирижирует разными оркестрами, но все время возвращается на родину, где ведет свои проекты. Нам хотелось бы, чтобы и другие наши музыканты поступали так же.
В 2016 году турне не будет, вместо этого будут организованы мастер-классы.
Теперь, когда прошло уже пять лет, нам нужно было подумать над новой стратегией. Что стоит изменить? Что улучшить? Между концертами проходит много времени, мы теряем контакт со своими музыкантами. Обычно в августе у нас в течение десяти дней проходят встречи, а потом начинается турне. В январе мы начинаем интернет-прослушивания, а очные встречи — уже в марте. Контакт с преподавателями ограничивается двумя встречами в году — одной короткой и одной интенсивной. Мы пришли к выводу, что необходимо усилить непосредственный контакт музыкантов с преподавателями.