Писатели в поисках Мессии
Если говорить о книгах, которых никто не читал (и даже не видел), то роман Шульца «Мессия» может претендовать на звание самой популярной из них. Произведение задумывалось как magnum opus Шульца, он работал над ним с перерывами с 1934 года. Рукопись — как и многочисленные иллюстрации — бесследно исчезла в годы войны. Неутомимый исследователь творчества Шульца Ежи Фицовский, обнаруживший многие из утерянных рукописей писателя, полагал, что «Мессия» со временем всплывет — возможно, в каком-нибудь российском архиве. В 1990-е на Фицовского вышел шведский дипломат и рассказал ему о неком человеке из России, якобы видевшем несколько рукописей Шульца в деле КГБ. Увы, дипломат вскоре умер…
Легендарный «Мессия» Шульца послужил источником вдохновения для нескольких литературных произведений. Одно из них — «Пражская оргия» Филипа Рота. Главный герой повести, впервые опубликованной в 1985 году, alter ego самого Рота Натан Цукерман отправляется в коммунистическую Прагу на поиски неизданной рукописи погибшего мученической смертью еврейского писателя Сисовского. Сисовский писал на идише, но он очень напоминает Шульца: застенчивый школьный учитель, застреленный офицером гестапо. В описании его смерти есть такая фраза: «Он застрелил моего еврея, поэтому я застрелил его» — прямая отсылка к обстоятельствам гибели Шульца.
Через два года после «Пражской оргии» американская писательница Синтия Озик ввела в свой текст тот же шульцевский мотив. В романе «Мессия из Стокгольма» мы следим за судьбой шведского книжного обозревателя и беженца из охваченной военным пожаром Польши, который утверждает, будто он сын польского гения Бруно Шульца. Он одержим наследием своего отца, в первую очередь утерянной рукописью романа «Мессия».
Шульц появляется еще в одном романе, написанном в 1980-е. В «См. статью “Любовь”» израильского автора Давида Гроссмана повествуется о юноше по имени Момик, чьи родители пережили Холокост. В зрелом возрасте Момик начинает верить, что ему суждено служить проводником в мир для новой прозы Бруно Шульца.
Бруно Шульц и его книги появляются также в «Далекой звезде» Роберто Боланьо, «Последнем вздохе мавра» Салмана Рушди и хронике Бориса Хазанова «Чудотворец».
Умерший класс
На польской театральной сцене Шульц оказался благодаря Тадеушу Кантору. Спектакль «Умерший класс» 1975 года считается одной из важнейших театральных постановок в послевоенной Польше. Некоторые сюжетные линии Кантор почерпнул из рассказа Шульца «Пенсионер». Кроме того, отдельные персонажи пьесы — в частности, служанка Аделя — тоже родом из произведений Шульца.
Одним из самых успешных спектаклей, созданных под вдохновением от творчества Шульца, можно считать экспериментальную постановку Theatre de Complicite. В основу спектакля, придуманного и поставленного Саймоном МакБерни, лег сборник «Коричные лавки». Зрители увидели сложнейшее сплетение образов, движений, текста, кукол, манипуляций с предметами, а также натуралистический и стилизованный перформанс под музыку Альфреда Шнитке и Владимира Мартынова.
Die cutting Schulz
Сборник «Коричные лавки» вдохновил писателя Джонатана Сафрана Фоера на создание одной из самых странных книг нашего времени (или скорее арт-объекта?) — «Дерево кодов» (2010). Сафран Фоер взял книгу Бруно Шульца — текст, который он называет своей «самой любимой книгой», — и буквально вырезал из нее большую часть слов (этот метод прослеживается в трансформации названия). В итоге он вырезал из текста Шульца совершенно иной нарратив. Вот как писатель объясняет свой замысел и свое отношение к оригиналу:
«Вы собираетесь поесть любимой еды. Вам бы хотелось, чтобы тарелка была полна ею или же пусть в центре тарелки лежит маленький кусочек? Мне бы хотелось. А его книга полна того, что я люблю».
Действительно, материла для чтения в «Дереве кодов» немного.
В голове Бруно Шульца
В фантастической повести немецкого писателя Максима Биллера «В голове Бруно Шульца» (2013) Шульц встречается с Томасом Манном — или с его двойником — в довоенном Дрогобыче. В повести Биллера Шульц рассказывает об этой странной встрече в письме к великому немецкому писателю. Биллер многое почерпнул из иллюстраций Шульца: по его мнению, садомазохистские образы в графике Шульца могут означать крах политики ассимиляции и свидетельствуют о реальных отношениях с доминирующей культурой, с Томасом Манном как символом доминирующей Kulturnation.
В жизни Шульц действительно писал письма немецкому писателю, чьим романом «Иосиф и его братья» он искренне восхищался. Эти письма, как и роман «Мессия», были утеряны. Кто знает, возможно, они до сих пор хранятся в недрах архива Томаса Манна в Цюрихе.
Шульц и комиксы
Сложный, орнаментальный, почти что барочный стиль Бруно Шульца вдохновлял и авторов комиксов. Немец Дитер Юдт одним из первых попытался перенести прозу Шульца в этот жанр, адаптировав в 1995 году рассказ Шульца «Heimsuchung». Последняя по времени попытка принадлежит польскому художнику Якубу Войнаровскому. Для экспериментального «Мертвого сезона» (2014) Войнаровский взял цитаты из двенадцати сочинений Шульца, однако, как заметил критик комиксов Лукаш Хмелевский, он не стал иллюстрировать прозу Шульца. Вместо этого с помощью отобранных цитат он «сконструировал собственную историю об упадке, исчезновении и замкнутом цикле жизни и смерти, а также об одиночестве отдельного человека перед лицом ключевых и неизбежных процессов». Книга Войнаровского казалась ближе к графическому роману, чем к комиксу, и вызвала бурную дискуссию среди поклонников Шульца.
Санаторий под знаком клезмера
А что скажете о Шульце в музыке? Влияние писателя на других писателей или влияние его на современных кинематографистов не кажется нам чем-то удивительным, но Шульц был одним из тех редких авторов, в творчестве которых черпают вдохновение современные музыканты, например, группа The Cracow Klezmer Band.
Автор: Миколай Глинский, ноябрь 2013