Сегодня Джозеф Конрад считается одним из важнейших писателей XX века, классиком британской модернистской литературы. Лишь немногие знают о том, что он родился и вырос в Польше и считал себя поляком — как во время своей службы во флоте, так и в изгнании. Он интересовался судьбой своей страны и активно участвовал в политической деятельности. Насколько же Конрад — такой, каким мы его знаем — на самом деле поляк? И сколько Конрада в современных поляках?
1. Конрад — польское имя
Будущий классик английской литературы Юзеф Теодор Конрад Коженёвский родился в 1857 году на территории современной Украины, поскольку во время разделов Польши несколько регионов (в том числе и этот) были частью Российской империи. Родители Конрада, воспитанные в польских патриотических традициях, не могли смириться с таким политическим статус-кво. Они оба участвовали в подпольной деятельности, направленной на восстановление Речи Посполитой в ее первоначальных границах.
Патриотизм заметен даже в выборе имени для сына. Имя Конрад (так в семье обращались к мальчику) отсылало к двум произведениям польской романтической литературы: «Конраду Валленроду» и «Дзядам» Адама Мицкевича. В последнем главный герой проходит экзистенциальную трансформацию и превращается из Густава в Конрада — человека, преданного своему народу и идее гуманизма.
И, конечно, совсем неслучайно Юзеф Коженёвский выбрал в качестве псевдонима свое имя Конрад, когда дебютировал в 1895 года в качестве английского писателя.
2. Первые воспоминания
Когда Конраду было 4 года, его отец Аполлон Коженёвский был арестован за участие в подпольном освободительном движении и заключен в Варшавскую крепость. Позже писатель отмечал, что со двора этой тюрьмы, «столь характерной для нашей нации», и начинаются его самые ранние воспоминания.
К таким воспоминаниям принадлежат также странные собрания (несомненно, это были встречи членов движения сопротивления) в квартире его родителей в Варшаве, а еще его мать Эва, одетая в черное траурное платье — очевидно, в знак патриотического протеста, запрещенного царскими властями в Польше в начале 1860-х гг.
Спустя всего несколько месяцев после ареста Аполлон с женой Эвой и сыном были сосланы на русский Север. Это означало, что во время Январского восстания 1863 года вся семья находилась вдали от Польши. Ссылка оказалась губительной для Эвы — она умерла от туберкулеза, когда Конраду было всего 8 лет.
После ее смерти Аполлон один воспитывал любимого сына и обучал его дома. В письме другу Аполлон пишет, что его «основная, если не единственная, задача — это воспитать маленького Конрада не демократом, не аристократом, не демагогом, не республиканцем, не монархистом, не слугой, не лакеем никого из них — а хорошим поляком». Отец Конрада умер, когда мальчику было 12, но в жизни сына он остался самым важным человеком (см. п. 9).
3. Говорил ли Конрад по-английски?
Несмотря на то что Конрад уехал из Польши в возрасте 16 лет (1874), он сохранил контакт с польским языком. В течение многих лет морских путешествий он переписывался с дядей — Тадеушем Бобровским, его официальным опекуном после смерти родителей. По словам своих польских друзей, Конрад говорил по-польски бегло и чисто, в то время как по-английски изъяснялся с сильным акцентом, хотя в Англии провел несколько десятков лет. Известно, что, разговаривая на темы нравственности или философии, он переходил на французский — язык, в котором он чувствовал себя наиболее свободно.
Конрад стал крупной фигурой англоязычной литературы (несмотря на то, что английский был его третьим языком). И все же его произведения явно несут на себе отпечаток континентального лингвистического бэкграунда — главным образом французского (он даже подумывал писать на французском) и польского, который был его родным языком.
4. Читатель польской романтической литературы
«Мой отец читал мне «Пана Тадеуша» и просил меня читать его вслух по различным поводам. Но я предпочитал «Конрада Валленрода» и «Гражину».
Друзья семьи вспоминали, что уже в юном возрасте Юзеф мог декламировать отрывки из «Пана Тадеуша» Мицкевича и его баллад — без сомнения это была часть патриотической программы, заложенной его отцом. Одной из немногих вещей, которую Конрад возил с собой во время службы на море, был старый потрепанный томик «Пана Тадеуша», которого Конрад, как говорили, никогда не уставал читать.
Критики — в особенности польские — указывали на связь любимой Конрадом польской романтической поэзии с его собственными литературными произведениями. Параллели заметны между сюжетами баллады Мицкевича «Дозор» и рассказом Конрада «Караин», а отголоски «Конрада Валленрода» присутствуют в его дебютном романе «Каприз Ольмейера». Его повествовательную манеру также часто сравнивают с польской традицией.
5. Польские работы Конрада: истории об изгнании и ссылке
Интересно, что, несмотря на польское происхождение писателя, его произведения абсолютно лишены каких-либо польских мотивов и тем. Это можно объяснить стремлением Конрада заявить о себе именно как о британском писателе. Тем не менее, это столь же странно (если не парадоксально), как и то, что писатель польского происхождения стал классиком морской литературы. Оказывается, на протяжении своей долгой и разнообразной карьеры Конрад всего дважды обращался к польской теме открыто. Оба этих примера показывают нам, как Конрад видел ключевые вопросы польского национального опыта.
В романе «Эми Фостер» Конрад рассказывает историю Янко Гураля, польского эмигранта, который направляется в Америку и единственный из всех выживает после кораблекрушения неподалеку от английского берега. Британцы сажают его в тюрьму, затем он влюбляется в англичанку, на которой в итоге женится. Однако этот роман — не любовная история со счастливым концом. Между супругами возникает конфликт: Янко не желает отказываться от католической веры и родного языка, а также планирует и сына воспитывать в соответствующих традициях. В финальной сцене произведения испуганная жена Янко покидает своего мужа, который в болезненном бреду бормочет непонятные слова — классическая иллюстрация отчуждения.
Как замечает Томас Маклин, история, рассказанная Конрадом, показывает весь ужас изгнания, а также, возможно, содержит критику отношения британцев к беженцам. Однако можно рассматривать сюжет и как метафору тяжелого опыта самого Конрада, живущего в чужой стране.
Еще раз к польской теме и польским стереотипам автор обращается в рассказе «Князь Роман». На этот раз он рассказывает историю польского аристократа (прототипом послужил реальный исторический персонаж Роман Сангушко), участника восстания, которого ссылают в российскую глубинку. На родину он возвращается лишь много лет спустя. Главная тема произведения — границы преданности своей стране. Как пишет Томас Маклин, это история, где «герой Конрада делает достойный выбор и где герой Конрада — поляк».
В этом произведении Конрад дает одно из самых любопытных определений Польши, описывая ее так:
Эта страна требует такой любви, какой не любили ни одну другую, той скорбной привязанности, которую питают к умершим, но не забытым, того негасимого пламени безнадежной страсти, которую только живой, дышащий, теплый идеал может разжечь в нашем сердце — на гордость нашу, на мучение, на наше ликование и погибель.
6. Понятие чести — насколько оно «польское»?
Отсутствие отчетливо польских сюжетов в творчестве польского по происхождению писателя заставили нескольких критиков копнуть глубже в надежде все же найти скрытые польские мотивы. Некоторые отмечали особенный характер самых фундаментальных этических вопросов и концептов, стоящих в центре его мировоззрения: честь, верность, стойкость перед лицом невзгод. Конрадовское понятие чести не раз называлось рыцарским, феодальным по своей природе, сходным с концептом чести, присутствующем в этике польской шляхты — элиты польского общества, к которой причислял себя Конрад.
Именитый «конрадолог» Здзислав Найдер пошел еще дальше в своих попытках определить базовые этические проблемы и концепты, связанные с польским происхождением писателя, которого называют «одержимым идеей чести». Для Найдера список концептов, потенциально связанных с Польшей, содержит так понятия, как:
честь, верность и долг как главные моральные ценности; романтическая литературная традиция — с ее поразительной образностью и характерными проблемами моральной ответственности, взаимоотношений индивидуума с обществом; идея нации как духовной общности; значение дружбы….
Эту проблему также замечали знакомые Конрада, не имевшие польского происхождения, уже в начале XX века. Форд Мэдокс Форд и Бертран Рассел считали «польскость» ключом к пониманию его образа мышления и отношения к жизни.
Сам Конрад тоже признавал это. В позднем интервью польскому журналисту писатель говорит:
Английские критики, обсуждая мои произведения, всегда добавляют, что в них есть что-то непонятное, непостижимое, неуловимое. Только вы можете ухватить это неуловимое, постичь непостижимое. Это польскость.
7. Предательство Родины или «Патна» равно «Польша»?
Польское происхождение Конрада сделало его особенно интересным для польского читателя. Романом, который привлек больше всего внимания в этом отношении, стал «Лорд Джим». Многие польские критики рассматривали главную идею романа — одержимость предательством, побегом, практически фанатичное следование долгу и преданности — в контексте польского происхождения Конрада. Для них она была своего рода отражением дискуссии об «утечке талантов», которая велась на польской литературной сцене на рубеже веков.
Самый важный голос в этой дискуссии принадлежал писательнице Элизе Ожешко, которая критиковала Конрада за то, что он якобы «бросил Родину» (Ожешко ошибочно полагала, что он уехал из Польши после Январского восстания). Она расценивала это как вклад в фатальную утечку национальных талантов и ресурсов. Конрад, несомненно, знал об этом обсуждении, и «Лорд Джим», похоже, вписывается в эту дискуссию.
В результате многие польские критики впоследствии расценили «Лорда Джима» как подсознательный ответ на эти обвинения. С точки зрения польского читателя, тонущий корабль, который так поспешно покидает главный герой романа — из-за чего он впоследствии испытывает угрызения совести и вынужден оправдываться — становится (предположительно) неловкой аллегорией Конрада, покинувшего в свое время Польшу. Даже написание названия корабля «Патна» (Patna), издалека напоминает написание слова Patria, синоним которого Конрад пытался найти в английском языке.
Такое аллегорическое прочтение предполагает, что Конрад покинул корабль (читай «родину»), а позже пытался оправдаться за это, доказывая свою ценность как писателя в чужой стране. Однако еще больше оно, пожалуй, говорит о том, как польская аудитория воспринимала Конрада: вполне в духе эзоповой манеры, принятой в Польше, поляки видели в его сочинениях то, чего никто другой видеть не мог.
8. …А что насчет «дома»?
Найдер также считает, что многие другие потенциальные нюансы «Лорда Джима» лучше всего могут быть объяснены с учетом особенностей польских традиций. Один из примеров — отношения лорда Джима с «домом», в который он не может вернуться. Найдер пишет:
Для польского эмигранта его родная страна, его отчизна, его patria (в английском языке даже нет слова для этого понятия; по-польски нет точного эквивалента слова «home») — это место локализации его обязательств и его нравственных идеалов. Для англичанина, для которого жизнь и работа за границей не представляла никаких моральных проблем, навязчивое стремление Джима разорвать все связи (даже с отцом), вся психологическая напряженность, связанная с возможным возвращением, само возвышение понятия «дом» до статуса квазимистического высшего морального авторитета, показалась бы преувеличенной и надуманной.
Это предположение частично подтверждают слова самого Конрада. В авторских пояснениях к «Лорду Джиму» он намекает, что ключевой мотив его романа, «острое сознание потерянной чести», должен быть совершенно понятен, по крайней мере, «латинскому темпераменту».
9. Сын своего отца
Политические взгляды Конрада во многом сформировались под влиянием его отца-патриота. Некоторые из сочинений Конрада, особенно о России — это отражение мнения Аполлона. Как и его отец, Конрад считал Россию противоположностью западноевропейской цивилизации и угрозой человечеству. Непрекращающаяся критика Конрада в адрес России проявилась в его «европейских» романах «Тайный агент» и «Глазами Запада», последний из которых даже сегодня иногда считается «одной из самых мощных антироссийских книг, когда-либо написанных».
На самом деле некоторые польские критики рассматривали мировоззрение Конрада как экстраполяцию политических взглядов его отца. По словам одного из них, Стефана Заберовского:
Для Аполлона их единственной родиной была Польша, их врагом — державы, поделившие Польшу. Для Конрада же — и какой это скачок — его Родиной был весь мир, его величайшим врагом — судьба.
Эти слова могут служить своеобразным подтверждением психоаналитической теории влияния. Отсюда видно, как проблема чисто политического характера (для отца Конрада) приобрела этическое и человеческое измерение в сознании сына, пишущего на другом языке, в других географических и политических условиях.
На эту проблему также обратила внимание Мария Янион. С ее точки зрения, историческое зло, присущее польской истории, в романах Конрада отождествлялось со злом существования. С этой точки зрения романы Конрада придали польскому опыту истории универсальный характер.
Катастрофа проявилась как тотальный опыт бытия. Конрад превратил этот польский опыт бедствия в глобальный опыт человечества. Нескончаемое и отчаянное отчуждение, как называли его исследователи, было главной характеристикой произведений Конрада, а также судьбы его народа.
10. Конрад и польская национальная идея
Со временем отношение Конрада к польской национальной идее изменилось. Хотя он всегда оставался патриотом, он долгое время пессимистически относился к возможности вернуть страну на карту. Только в 1914 году во время его пребывания в Польше, которое совпало с началом Первой мировой войны, надежда вернулась. Вскоре после этого Конрад написал «Записки о польской проблеме», в которых выступал в поддержку возрождения польского государства, настаивая на необходимости моральной поддержки со стороны Франции и Англии. В 1919 году Конрад опубликовал «Преступление раздела», которое оказалась его самым дерзким выступлением в политическом дискурсе:
Таким образом, даже преступление может стать нравственным средством по истечении времени и по ходу истории. Прогресс требует жертв на своем пути, поскольку прогресс — это просто большое приключение, как прекрасно известно его руководителям и лидерам. Это поход в неизведанную страну; а в таком предприятии с жертвами не считаются.
11. Конрад в Варшавском восстании
Конрад скончался в 1924 году, однако его идеи продолжали оказывать огромное влияние на многие поколения поляков. Сразу после Второй мировой войны его фигура стала темой большой и чрезвычайно важной дискуссии, которая охватила польскую послевоенную прессу. Обсуждение сосредоточилось вокруг оценки Варшавского восстания; была поднята тема этического подхода Конрада к нескольким «простым истинам» о поколении поляков, принимавших участие в восстаниях за независимость и погибших в борьбе. Этика героев Конрада, основанная на необходимости защищать свою честь даже ценой жизни и сохранять верность даже в безнадежных обстоятельствах, была моральным ориентиром для многих из тех, кто участвовал в Варшавском восстании, унесшем столько жизней.
При коммунистическом режиме Конрада продолжали читать, но его произведения подвергались цензуре. «Антироссийские» книги не издавались до 1980-х годов. Тем не менее, как предполагает Здзислав Найдер, традиции рыцарского духа, которые изначально были присущи Конраду, «мощно звучали даже во время коммунистического режима. И именно эти традиции привели к появлению на свет “Господина Когито” Збигнева Херберта», — заключает Найдер.
Автор: Миколай Глиньский, 27 марта 2017
Библиография:
Здзислав Найдер «Conrad in Perspective: Essays on Art and Fidelity», Cambridge University Press 2005
Роман Копковский «Польское наследие Конрада», Варшава 2014