До шести лет жил с родителями в родовом поместье в Вишнево. В 1882 году семья Карловичей продала имение и поселилась в Гейдельберге (Германия), затем в 1885 году перебралась в Прагу, в 1886 году — в Дрезден, а в 1887 году окончательно осела в Варшаве. В Гейдельберге и Дрездене Мечислав Карлович учился в общеобразовательных школах, а в 1888 году продолжил образование в реальном училище Войцеха Гурского в Варшаве.
С ранних лет воспитанный в атмосфере любви к музыке, за рубежом Мечислав Карлович познакомился с оперной и симфонической музыкой, в частности, с произведениями Жоржа Бизе, Карла Марии фон Вебера, Иоганнеса Брамса, Бедржиха Сметаны. С семи лет учился игре на скрипке у частных педагогов в Дрездене и Праге, а затем в Варшаве — у Яна Яковского. В 1889-1895 гг. был учеником Станислава Барцевича, одновременно изучал гармонию у Зыгмунта Носковского и Петра Машиньского, позже — контрапункт и музыкальные формы у Густава Рогульского. В это же время начал сочинять собственную музыку. Первое сохранившееся произведение Карловича — «Chant de mai» для фортепиано — относится к 1883 году.
В 1893-1894 гг. посещал лекции на факультете естественных наук Варшавского университета. В 1895 году поехал в Берлин, чтобы изучать игру на скрипке у Йозефа Иоахима. Не попав в его класс в Высшей музыкальной школе, стал брать частные уроки у Флориана Зайица. Однако, решив посвятить себя композиторскому искусству, начал обучаться у Генриха Урбана. Одновременно слушал лекции по истории музыки, истории философии, психологии и физике на философском факультете Берлинского университета.
С конца 1895 до конца 1896 гг. Мечислав Карлович создал большую часть из своих двадцати двух сохранившихся сольных песен. Во время обучения у Урбана наряду с небольшими композициями Карлович написал музыку для пьесы Юзефата Новиньского «Белая голубка». В конце 90-х Карлович приступил к работе над симфонией «Возрождение», которую завершил уже самостоятельно после возвращения в страну. В 1901 году композитор окончил учебу и вернулся в Варшаву. В 1903 году состоял в Правлении Варшавского музыкального общества, при котором основал и возглавил струнный оркестр.
Мечислав Карлович полностью посвятил себя творчеству в одном жанре — жанре симфонической поэмы. В 1904-1909 гг. он создал шесть симфонических поэм (op. 9-14).
В 1906 году композитор поселился в Закопане. С Татрами его многие годы связывали особые отношения. Он работал в Татринском обществе, писал статьи о горных экспедициях, увлекался альпинизмом, ездой на лыжах, фотографией. Стал одним из пионеров польского альпинизма в Татрах.
Мечислав Карлович написал всего одну симфонию, и ту в школьные годы, но шесть симфонических поэм обеспечили ему звание самого выдающегося польского автора симфоний. Кроме этого его творческое наследие невелико: легкая «Серенада ор. 2» для струнного оркестра, превосходный, виртуозный «Скрипичный концерт A-dur po, 8» и очень красивые, полные очарования юности песни.
Каковы бы были его творческие достижения, если бы он не погиб в возрасте тридцати трех лет под лавиной? Наверняка композитор смог бы создать еще много выдающихся произведений, однако его свершения в области симфонической музыки и так остаются непревзойденными.
Более ранние достижения польских композиторов (творчество Якуба Голомбека, Антония Мильвида и Войцеха Данковского в XVIII веке, Юзефа Эльснера и Кароля Курпиньского в 1-й половине XIX века, наконец, Владислава Желеньского и Зигмунта Носковского во 2-й его половине) в истории европейской музыки были не более чем явлением второго плана. Благодаря своим симфоническим сочинениям Карлович занял в неоромантическом направлении музыки Европы начала ХХ века одно из самых заметных мест.
Однако в то время неоромантизм Карловича вызвал в Польше решительный протест. Как писал выдающийся историк музыки Александр Полиньский, молодые композиторы, которые, по выражению Карловича, «хотели смыть с себя наследие Носковского», «пребывают в настоящее время в сфере какого-то злого духа, который растлевает их творчество, старается лишить индивидуальной и национальной оригинальности и превратить в попугаев, неумело подражающих Вагнеру и Штраусу». В творчестве Карловича усматривали «модернистский хаос», отмечали авангардный характер его произведений, который якобы был причиной их малой популярности у польской публики.
Для композитора, занятого поисками новых путей в искусстве, пророком авангарда был Рихард Штраус, в творчестве которого Карлович видел «пророческое прозрение будущего». С перспективы сегодняшнего дня понятно, что будущее принадлежало Клоду Дебюсси, Арнольду Шёнбергу и Игорю Стравинскому, которые завоевывали главную сцену европейской музыки, пока Карлович восхищался Вагнером и Штраусом. Зарубежные критики упрекали его в эклектизме. В 1904 году в Вене, после композиторского концерта, на котором были исполнены «Бианка из Молены», «Скрипичный концерт» и «Симфония „Возрождение”», рецензент написал о Карловиче:
«Не стоило предпринимать путешествие из Варшавы в Вену, чтобы показать, чему учился у Вагнера и Чайковского».
Подражанием Чайковскому, Вагнеру и Штраусу Карловича попрекали также после следующего венского концерта, состоявшегося четыре года спустя. Тогда в программу вошли зрелые произведения композитора: поэмы «Возвращающиеся волны», «Извечные песни», «Станислав и Анна Осьвецимы» и «Грустная история».
При этом критики положительно отметили «хорошую оркестровую технику». Оценили ее и в Польше. Критики и публика привыкали к новому стилю. После концерта 27 апреля 1908 года в Варшавской филармонии, на котором состоялось первое исполнение поэмы «Станислав и Анна Осьвецимы», рецензенты писали:
«Эта поэма современна богатством инструментальных идей, свежестью и оригинальностью гармонии, которые не уступают Штраусу и при этом свободны от рабского ему подражания», а также: «Карлович по-своему развивает принципы современной оркестровой колористики Рихарда Штрауса и достигает на этом пути впечатляющих результатов».
Полного успеха Карлович добился на очередном концерте в Филармонии 22 января 1909 года. Тогда исполнением «Извечных песен» дирижировал страстный пропагандист новой польской музыки Гжегож Фительберг, а Александр Полиньский, яростный противник всего новаторского, извечный антагонист Карловича, назвал произведение «драгоценной музыкальной жемчужиной, полной радужного блеска»! Сегодня нам уже нет нужды переживать по поводу «модернистского хаоса» или упрекать Карловича в «эклектизме». Его симфоническая музыка действительно является для нас «драгоценной жемчужиной», которая дарит нам глубокие эстетические переживания.
Польский центр музыкальной информации, Союз польских композиторов, март 2002.