Складывается впечатление, будто с начала ХХ века прогресс в рембрандтоведении измеряется количеством произведений, которым исследователи творчества голландского мастера отказали в подлинности. Число таких картин действительно впечатляет. Если в начале ХХ века Рембрандту приписывали около тысячи картин, то в 1935 году голландский знаток Рембрандта Абрахам Бредиус счел подлинными лишь 630 полотен.
В 1968 году новый удар по многим «Рембрандтам» нанес искусствовед Хорст Герсон: он усомнился в подлинности еще нескольких десятков картин. Герсон был членом созданного в 1968 году исследовательского проекта «Рембрандт» (Rembrandt Research Project), главной задачей которого было составление т.н. Corpus of Rembrandt Paintings, то есть каталога полотен, несомненно принадлежащих кисти голландского гения. Не удивительно, что владельцев галерей и музеев по всему миру охватил ужас.
А как обстояло дело в Польше? В эпоху Станислава Августа Понятовского в Польше насчитывалось двадцать полотен, приписываемых великому голландцу. Сегодня в польских собраниях всего три его картины. Некоторые признаны таковыми лишь недавно.
В 1989 году в III том издаваемого с 1982 года эпохального каталога «Corpus of Rembrandt Paintings» не вошли две польские картины из коллекции Ланцкоронских: «Ученый за пюпитром» и «Девушка в шляпе». Таким образом к концу 1980-х на международной бирже искусства из бесспорных «рембрандтов» польским был только один.
«Пейзаж с добрым самаритянином»
Один, зато какой! Пожалуй, никто и никогда не сомневался в авторстве «Пейзажа с добрым самаритянином» (1638). Это один из шести пейзажей Рембрандта, написанных маслом, и — в свете нынешних данных — скорее всего хронологически самый первый из них. Его приобрел в Париже в 1774 году художник Ян Петр Норблин, а в 1813 году произведение оказалось в пулавской коллекции княгини Изабеллы Чарторыйской. Интересно, что тогда никто не называл картину «Пейзаж с добрым самаритянином». Современники знали ее под названием «Пейзаж с грозой». Лишь в конце XIX века в мрачной лесной чаще заметили обнаженного человека верхом на осле, и было доказано, что тематика картины отсылает к евангельской притче.
Позже коллекцию перевезли в Краков, откуда в 1939 году вместе с другими произведениями искусства ее вывезли немцы. После войны стараниями Кароля Эстрейхера полотно вернулось в Краков. Сегодня оно находится в собственности Фонда князей Чарторыйских.
Искусствовед Марек Ростворовский вспоминал один случай, который хорошо иллюстрирует тот факт, что авторство и подлинность картины не подлежат дискуссии: в 1960-е годы в Краков приехали голландские эксперты и, увидев картину при свете дня во дворе Музея Чарторыйских, без малейших колебаний сочли, что это произведение могло выйти только из-под кисти Рембрандта. А ведь в те годы экспертизы уже не мыслились без сложных исследований с применением новейшей техники.
«Очевидность» атрибуции подтверждает и искусствовед Павел Фреус:
Об авторстве голландца свидетельствует его аутентичная подпись на краковской картине, но и без этой подписи руку Рембрандта в этом истинном шедевре выдает мастерское использование колористических и фактурных особенностей художественной материи, а также превосходная композиция и изысканное содержание.
Гораздо более тернистым был путь к признанию подлинности двух других польских «Рембрандтов».
Два Рембрандта из коллекции Ланцкоронских
В отношении картин из коллекции Ланцкоронских сомнения возникали часто. Оба полотна приобрел Станислав Август Понятовский по случаю распродажи берлинской коллекции графов Камеке примерно в 1769 году. Картины были написаны в 1641 году, и в XIX веке многие считали их парой (панданом), изображающей отца и дочь. Отсюда другая версия названия: «Еврейская невеста» и «Отец еврейской невесты».
Дальнейшая судьба этих картин примерно такова: после отречения Станислава Августа часть картин — вместе с самим королем — оказалась в Петербурге. Затем она перешла в собственность Марии Тышкевич, а позже разошлась по разным польским аристократическим родам. Рембрандты достались Казимежу Жевускому, а от него их унаследовали Ланцкоронские. После Второй мировой войны полотна хранились в одном из австрийских замков, а позже в банковском сейфе в Швейцарии. Исследователи не имели к ним доступа, пока Каролина Ланцкоронская в 1994 году не подарила семейную коллекцию королевским замкам в Варшаве и Кракове.
Эта краткая предыстория во многом объясняет, почему голландские исследователи, отвечающие за каталог картин Рембрандта, с такой легкостью вычеркнули ланцкоронские полотна. Ведь на момент составления каталога обе картины уже много лет пребывали в хранилищах швейцарского банка. Их оценка проводилась на основании одной единственной архивной фотографии.
Когда произведения наконец были извлечены на свет и переданы королевским замкам в Кракове и Варшаве, появилась возможность провести тщательную экспертизу. Поначалу меньше сомнений вызывал «Ученый за пюпитром».
Исследователи указывали на его связи с другими выдающимися произведениями Рембрандта, прежде всего с «Автопортретом» 1640 года из собрания Лондонской Национальной галереи. Похожее задумчивое выражение лица исследователи обнаруживают и в других несомненно рембрандтовских произведениях 1627-30 годов (в частности, картинах «Апостол Павел» из Штутгарта и Нюрнберга). Если и этих совпадений недостаточно, то есть еще…борода старца, которая, как выясняется, может служить главным аргументом в пользу подлинности картины. Вот что о ней писал Антоний Земба:
Именно так нарисована борода «Старца»: по-настоящему мягкая и пушистая, на вид свободная, написанная легкими мазками, а на самом деле выполненная очень тщательно, выписан каждый волосок, передана ее объемная симметричная «укладка». Борода ухожена, выразительно уложена, смоделирована с помощью света и тени. Это не та борода старцев, какие рисовали ученики и последователи Рембрандта; в ней нет никакой живописной неряшливости, пористости или взъерошенной неухоженности. (Antoni Ziemba «Obrazy Rembrandta w Polsce»).
Что касается «Девушки в шляпе», то одной из главных проблем при атрибуции произведения стала… красота модели. По словам Антония Зембы:
Лицо модели представляет чуждый Рембрандту тип почти классической, идеализированной красоты: она написана слишком гладко. (Antoni Ziemba, ibidem)
И действительно, девушка на портрете несколько отличается от типичных моделей голландского гения. Она красива и молода, что уже подозрительно, особенно в сравнении с портретами женщины, которую Рембрандт, пожалуй, писал чаще всего — его жены Саскии.
Это подтолкнуло Антония Зембу к выводу, что «Девушку», должно быть, написал другой художник, связанный с мастерской Рембрандта, а именно Фердинанд Боль. Но хотя исследователь уже успел от этой гипотезы отказаться, и польского «Рембрандта» большинство специалистов признают именно «Рембрандтом», некоторое время репутация картины висела на волоске, а каталог неумолимо упоминал лишь одного польского Рембрандта.
Грустная история «Польского всадника»
Помимо полотен Рембрандта, находящихся в польских коллекциях, есть еще картины художника, в которых появляются польские мотивы. Одно из таких известных «польских» полотен — да и одно из самых знаменитых полотен Рембрандта в целом — долгое время даже находилось в польских коллекциях: вместе с двумя варшавскими «Рембрандтами» оно украшало коллекцию короля Станислава Августа. Вот грустная история «Польского всадника» в изложении Антония Зембы:
Когда королевская коллекция распалась, эта картина перешла в собственность Стройновских, а затем Тарновских. К сожалению, Здзислав Тарновский был вынужден продать ее в 1910 году: ему нужны были деньги на реставрацию дворца в Дзикове, чтобы разместить там семейную коллекцию. Наверняка это решение далось ему нелегко: ведь речь шла о “самом польском” из полотен Рембрандта, на котором, как думали, изображен польский лисовчик. Дзиковскую картину приобрел в Лондоне знаменитый американский промышленник Форд. Сегодня она находится в созданном им музее в Нью-Йорке.
Однако на этом проблемы «Лисовчика» (так еще называют картину) не заканчиваются. В 1984 году Йозуа Брёйн, один из членов исследовательского проекта «Рембрандт», предположил, что автором «Польского всадника» мог быть не Рембрандт, а один из его самых талантливых учеников Виллем Дрост. Эта атрибуция не нашла много сторонников, и сегодня более убедительной кажется версия группы рембрандтоведов, которые под руководством голландского специалиста Эрнста ван де Ветеринга исследовали картину: по их мнению, «Всадника», безусловно, написал сам мастер, но это незаконченное произведение. Эффект незаконченности вообще представляется его важнейшей особенностью: возможно, что именно благодаря нему картину окружает атмосфера таинственности.
Еще одна картина, которую по традиции связывают с Польшей, хотя она никогда здесь не бывала, — это «Портрет польского шляхтича» 1637 года из коллекции Национальной галереи искусства в Вашингтоне. Есть версия, что на портрете увековечен Анджей Рей (ок. 1584-1641), внук Миколая Рея, либушский староста, деятель кальвинизма и дипломат, находившийся в 1637 году с дипломатической миссией при датском, голландском и английском дворах.
Согласно еще одной теории, «Польский шляхтич» — это не столько портрет какого-то конкретного человека, сколько обобщенный образ, характерный для картин художника 30-х годов XVII века. Рембрандт часто наряжал своих моделей в необычные экзотические наряды. Медвежья шапка, меховой плащ, увесистая золотая цепь наводят на мысли о восточноевропейском происхождении модели, но скорее всего это предположение необоснованно. Подобный прием позволял Рембрандту выходить за традиционные жанровые рамки портрета.