После войны Шклярский с семьей (у него как раз родилась дочь Божена) поселился в Катовице. По одной из версий, выбор в пользу столицы польской Верхней Силезии был сделан потому, что в Варшаве писатель опасался разоблачения. Но скорее всего дело было в том, что Катовице был одним из тех польских городов, где жизнь раньше других вернулась в мирную колею. Здесь он написал роман-триллер для взрослых «Горячий след» («Gorący ślad», 1946) о двойнике Адольфа Гитлера, однако эта книга, как и несколько последующих, были приняты прохладно. И Шклярский интуитивно понял, что пора менять читательскую аудиторию.
Как раз тогда его приятель, типографщик Чеслав Лей посоветовал Шклярскому написать повесть для молодежи — с такой литературой в послевоенной Польше было туго. И Шклярский со своей обычной легкостью написал приключенческую повесть «Томек в передряге» («Tomek w tarapatach»), вышедшую в миколовском издательстве «Książnica Śląska» в 1947 году. Любовь Шклярского к псевдонимам проявилась и здесь — он вспомнил, что в Польше всегда была мода на иностранцев, и потому выпустил книгу под звучным псевдонимом Фред Гарланд. В повести рассказывалось о том, как живущий в Нью-Йорке польский подросток по имени Томек, услышав о Варшавском восстании, тайком от родителей пробирается на пароход, идущий в Европу — ему хочется принять участие в боях. Однако, перепутав корабли, мальчик оказывается не в Польше, а в Африке, где его ждут невероятные приключения. Это еще только набросок будущей саги о Томеке — герой еще не носит фамилию Вильмовский, да и характер его не прописан, поскольку автора интересовал в первую очередь «экшн». Получилось обычное молодежное чтиво, причем книга потом удивительным образом пропала — у писателя не осталось ни одного авторского экземпляра, машинопись тоже исчезла (скорее всего, при обыске). Только в 2004 году дочь Шклярского обнаружила экземпляр книги в библиотеке у знакомых, и переиздала ее.
А вот название книги — «Томек в передряге» — оказалось пророческим. Вскоре после издания повести Альфред Шклярский оказался на скамье подсудимых.
Осенью 1949 журналисты и редакторы, сотрудничавшие с немецкими оккупационными изданиями предстали перед судом. Процесс был показательным, широко освещался в прессе. Прокурор, настаивавший на самом суровом наказании для коллаборационистов, сказал Шклярскому в зале суда страшные слова: «Мы навсегда отказываемся от вас как от человека».
Шклярский пытался защищаться, объяснял, что его сотрудничество с оккупационной прессой выполняло роль прикрытия для его работы на польское подполье, но его никто не слушал. Не был учтен и героизм, проявленный писателем на баррикадах Варшавского восстания. Альфред Шклярский получил восемь лет тюрьмы.
Должны ли мы, вслед за властями Народной Польши, осудить писателя, совершившего ошибку и сполна искупившего свою вину? Вряд ли. Как верно заметил польский литературовед, профессор Силезского университета Кшиштоф Клосинский, «наказание было слишком суровым. То, что он сделал, предосудительно, но ведь Шклярский не доносы в гестапо писал».