А как ты попала в Россию?
Я училась на актерском отделении Высшей государственной театральной школы. Позже я планировала учиться на режиссера. Увы, я завалила один экзамен, и это все решило. Меня отчислили, и, если честно, я это очень тяжело пережила. Польша вдруг сделалась какая-то тесная. Я путешествовала по Западной Европе, а позже попала в Россию. Это было необыкновенное время: после падения коммунизма в обществе и политике происходили фантастические изменения, Россия внезапно открылась миру.
А почему ты надолго задержалась в Москве?
В начале 90-х перемены в России привлекли журналистов со всего мира, а Москва стала интересным и динамичным местом. Тогда я встретила в России много замечательных людей, с которыми дружу и поддерживаю контакты до сих пор. Помимо этого там я чувствовала себя нужной, поскольку могла заниматься помощью бедным и нуждающимся. С группой единомышленников-россиян я сначала помогала пожилым людям и инвалидам, которые после падения коммунизма получали копейки, то есть пенсию, которой не хватало на жизнь. Но все-таки это были отдельные программы, реализованные в сотрудничестве с государственным центрами социальной помощи.
Как ты встретила «детей Ленинградского»?
В 1999 году, проходя через Курский вокзал, я увидела троих маленьких детей, которые нюхали клей. Я заговорила с ними, и выяснилось, что они живут на этом вокзале. Дети сказали мне прийти вечером, когда их будет очень много. Вечером я отправилась на вокзал и испытала невероятный шок. Там было несколько десятков детей, некоторые совсем маленькие. У меня в голове не укладывалось, что они фактически были никому не нужны, что никто их не искал, что никого не волновала их судьба. Они просто жили и умирали на улице.
Тогда я почувствовала, что я обязана им как-то помочь. Я позвонила двум своим подругам из Польши, Эве и Монике, и они захотели приехать в Россию и вместе со мной помогать сотням бездомных детей на улицах, вокзалах и мусорных свалках. Вскоре квартира, которую мы снимали рядом с вокзалом, была полна детей. Те дети, кто хотел изменить свою жизнь, приходили и временно жили у нас в ожидании места в хорошем детском доме, куда они соглашались отправиться, или же в ожидании возвращения в родную семью, с которой работали наши волонтеры, чтобы наладить отношения между ребенком и его близкими. Важен был каждый день, каждая минута: нужно было использовать любую возможность, чтобы вырвать ребенка с улицы. На улице дети становились жертвами насилия, вступали в преступные группировки, подсаживались на тяжелые наркотики, попросту гибли, умирали.
Поначалу это была спонтанная деятельность на наши собственные средства. Помогали друзья, которые в складчину покупали одежду, а я на машине привозила одежду из Польши в Россию. Позже мы все-таки основали в России фонд, а группа моих норвежских друзей создала в Норвегии фонд Active Child Aid (http://activechildaid.org), с помощью которого можно помочь главной героине моего фильма (с пометкой: для Юли / for Yula) или другим детям. Фонд также помогает детям из детских домов и бедных семей из Нижней Силезии в Польше.
Я думала, как еще помочь им. Чтобы показать миру этих детей и условия, в которых они живут, я начала снимать документальный фильм «Дети Ленинградского». Чтобы научиться лучше снимать, я поступила на операторский факультет московского ВГИК на курс Вадима Юсова, оператора Анджея Тарковского. Именно дети Ленинградского впервые отвели меня на свалку и показали, что на самой большой мусорной свалке Европы живут сотни людей.
Когда ты начала снимать «Человек живет для лучшего»?
Это был 2000 год, Путин как раз пришел к власти.
Ты сразу поняла, что это тема для документального кино?
Да. Но на свалку я возвращалась прежде всего ради того, чтобы помочь людям, а не ради фильма. Они нуждались в лекарствах, их нужно было возить в больницу. Я пыталась делать то, что было в моих силах.
Свалка ‒ это абсолютно закрытый мир. Это охраняемая территория, обнесенная стеной, за которой человека подстерегает множество опасностей. Даже люди из близлежащих районов не знают, что рядом за забором живут и умирают люди, что там ведется жестокая борьба за существование.
В том месте, которое ты показываешь, законы не действуют. Водители бульдозеров даже не пытаются объезжать бездомных. Они едут прямо по ним, словно перед ними не люди…
Это государство в государстве. На свалке нет никаких законов. Если кто-то гибнет, никто не вызывает полицию. Да она и так бы не приехала. Если кого-то насилуют или переезжает грузовик, никто не звонит в скорую, не поднимает тревогу. Жители свалки исчезают без следа, и их никто не хватится.
Я осознавала, что тоже могу оттуда не вернуться. С той разницей, что меня хватилась бы семья и посольство. О бездомных же не вспомнит никто. Те, кто управляет свалкой, считают, что чем меньше о ней шума, тем лучше. Поэтому власти не хотели, чтобы я приезжала на свалку с камерой.
Ты ощущала опасность?
Постоянно. Причем с разных сторон. На свалке ты можешь в любую минуту погибнуть под гусеницами бульдозера, случаются изнасилования и убийства. Мое присутствие с камерой не нравилось людям, у которых там нелегальный бизнес, а на кону огромные деньги от продажи вторсырья. Помимо этого на свалке гуляют стаи бродячих собак, а от груд мусора исходят ядовитые газы. Время от времени поверхность свалки проваливается, потому что все гниет. Человек погибает под грудой мусуора, и никто даже не пытается его искать.
В фильме есть сцена, когда тебе самой едва удается спастись от колес грузовика…
В моих материалах таких сцен множество. Каждый раз мне везло, и кто-то успевал меня предупредить. Но риск был реальный.
А чего боятся жители свалки?
Потерять человеческое лицо. Они и так знают, что общество смотрит на них, как на тараканов или вшей.
Камера помогала им ощутить собственную значимость: наконец-то им было кому рассказать свою историю. Именно поэтому они так хорошо ко мне относились и так мне помогали. Мое присутствие напоминало им о мире, который они потеряли, но вместе с тем дарило надежду. Потому что все жители свалки живут мечтой о том, что — как в названии моего фильма — человек живет для лучшего. Если эта надежда умирает, наступает настоящая драма: люди умирают еще при жизни, они теряют остатки сил и перестают за себя бороться.
Из толпы бездомных героев ты выделила маленькую Юлю. Когда ты поняла, что именно она станет главной героиней твоего фильма?
Она была ею с самого начала. Только часто надолго исчезала, и снимать ее не удавалось.
14 лет я собирала материал, а форма фильма постепенно менялась. Я хотела, чтобы «Человек живет для лучшего» был фильмом о Юле, но вместе с тем и о ее мире, об остальных людях, живущих на свалке. На ее примере я хотела рассказать о тех, кто живет на свалке.
Скольким людям удалось вырваться со свалки?
Единицам. Многих героев моего фильма уже нет в живых — они погибли под колесами машин, замерзли насмерть. У Юли все получилось, она нашла жилье, работу. Она забрала со свалки свою маму, она вырвалась вместе со своим парнем.
Насколько твой фильм помог ей сбежать оттуда?
Юля считает, что я ей очень помогла, но если бы мое присутствие и мой фильм обладали силой высвобождения энергии, то эта энергия высвободилась бы и у других героев. Им не удалось вырваться со свалки.
Юля оказалась на свалке маленьким ребенком. Никто не говорил ей ходить в школу, с малых лет она курила и пила водку. Она могла захлебнуться так называемой свободой, но в какой-то момент поняла, что это не жизнь, что настоящую жизнь нужно выстраивать по-своему. За очень короткое время Юля стала взрослым человеком, способным самому нести ответственность за свою судьбу.
Важную роль сыграла любовь. Юля влюбилась в парня со свалки. Может, он и не был самым там красивым, зато он единственный не пил. Вместе они начали мечтать о том, как вырвутся из этого места. Они нашли работу за пределами свалки, откладывали деньги на покупку квартиры. И в конце концов им удалось оттуда вырваться.
В твоем фильме мы не раз слышим речи Путина. Почему?
Действие моего фильма разворачивается в конкретном месте в конкретное время. Политические акценты позволяют описать действительность, о которой я рассказываю, наделить фильм историческим фоном. Без них «Человек живет для лучшего» был бы рассказом о какой-то абстрактной свалке в какое-то абстрактное время в абстрактном месте.
Политические речи в фильме создают своего рода иронический контрапункт. Когда из радиоприемников мы слышим голос Путина, рассказывающий о том, как хорошо живется в современной России, а на экране видим нищету и убогость жизни на свалке и людей, выброшенных на обочину жизни, то на стыке этих двух повествований рождается горькая ирония.
Но я не хотела делать политический фильм, повторяющий клише на тему современной России. Эти вставки позволяют нам локализовать эту свалку в России, на окраинах многомиллионной Москвы, а время — один из героев фильма, поскольку наша история длится 14 лет. Так что эти ‒ часто узнаваемые ‒ новости помогают сделать видимым ускользающее время.
Как изменилась Россия за последние четырнадцать лет?
Это точно не та страна, какой она была в 1992 году. Когда рухнул коммунизм, русские интересовались миром и были открыты новому. Сегодня они снова закрываются, вернулась ностальгия по правителю с жесткой рукой.
Эта ностальгия — плод пропаганды?
Большей части общества проще живется в авторитарной системе, где власть многое решает за них. В прошлом у людей было много времени, чтобы к этому привыкнуть. Смотря на Россию извне, мы не можем до конца понять настроения в обществе, нарастающую изоляцию и недоверие к Западу.
За свой фильм ты получила множество наград на фестивалях, журналисты сочли «Человек живет для лучшего» одним из лучших документальных фильмов года. Может ли международный успех фильма изменить что-то в жизни твоих героев?
Я всегда надеюсь, что благодаря фильму кому-то удастся помочь. Иллюзий я не питаю — это дело не быстрое. Но если со временем все же удастся привлечь внимание людей к проблемам моих героев, удастся повлиять на госструктуры и законодателей, если каких-то отдельных людей вдохновит мой фильм, то это будет огромный успех.
Во время съемок «Человек живет для лучшего» мои герои подарили мне много тепла и благожелательности, их жизнь отчасти стала моей жизнью, я по-прежнему стараюсь помогать Юле. И я надеюсь, что благодаря фильму их жизнь станет хоть чуточку лучше.