1. Петушиное братство
Старейшая в Польше городская организация — Петушиное братство. Историки считают, что ему более 700 лет — столько же, сколько и самому Кракову. Для того, чтобы обеспечить безопасность жителям города, недостаточно было мощных стен, башни и ворот: нужны были еще и защитники. Их и обучало Петушиное братство.
Свои умения городские стрелки демонстрировали на ежегодном соревновании по стрельбе, которое проходило в день праздника тела Христова. Мишенью служил деревянный петух, а самый меткий стрелок получал звание петушиного короля. Так каждый год на протяжении нескольких столетий в Кракове определяют короля и маршалов братства, после чего начинается большой королевский пир. Сегодня петушиным братьям — в обществе примерно 300 членов — помогает польская армия, которая предоставляет им и свое стрельбище.
Раньше стрельба в петуха была большим событием для всех краковских ремесленников. В Мариацком костеле собирались цеха (каждый со своим флагом), и после богослужения вся процессия отправлялась на стрельбище. Первыми — в турецких, персидских и татарских костюмах – бежали т.н. козерники (легкие орудия), они прыгали, пели песни и покрикивали на толпы зевак. Затем шли цеха, за ними стрелки, сопровождающие самого короля — на груди у них висел на мощной цепочке серебряный петух. Сегодня петух — дар короля Сигизмунда Августа — хранится в Историческом музее в Кракове и выставляется лишь в исключительных случаях.
[Ян Адамчевский «Необычные места Кракова» издательство Wydawnictwa Artystyczne i Filmowe, Варшава 1986 / Jan Adamczewski, "Osobliwości Krakowa", Wydawnictwa Artystyczne i Filmowe, Warszawa 1986]
2. След королевы Ядвиги
Многочисленные легенды оплетают ее жизнь, словно зеленый плющ. Вот одна из них. Вместе со своей свитой королева находится за стенами Кракова. В предместье ей захотелось поближе взглянуть на здание кармелитского костела. Как и обычно, королеву люди интересуют больше, чем стены. Ее внимание привлекает изможденное лицо одного из каменщиков, занятого обработкой огромных глыб песчаника. Она беседует с рабочим и узнает о болезни его жены, о том, как его беспокоят оставленные без присмотра дети. Королева сочувствует ремесленнику и велит казначею помочь ему. Но этого ей мало. Ее чувствительное сердце жаждет помочь ему еще как-нибудь. Она ставит ногу на влажный камень, приказывает снять золотую пряжку с ее туфли и отдает ее опечаленному отцу.
Каменщик долго не может прийти в себя, сжимает в жесткой ладони драгоценный подарок, смотрит с восхищением и радостью. Он переводит взгляд на серый камень, где только что стояла узкая ножка королевы. Он ищет ее след. Чтобы он не стерся, каменщик хватает молот и осторожно, повторяя молитву, выбивает углубление в форме ножки королевы – своей благодетельницы. Большой валун он затем обрабатывает и превращает в обычный строительный блок. Выбитый след он помещает на внешней стороне стены. На память.
[Бронислав Хейдук «Легенды и рассказы о Кракове», издательство Wydawnictwo Literackie, Краков 1972 / Bronisław Heyduk, "Legendy i opowieści o Krakowie", Wydawnictwo Literackie, Kraków 1972]
3. Краковские катакомбы
Костел и монастырь францисканцев-реформаторов были построены в XVII веке, так что к старейшим в Кракове они не относятся. Однако улица Реформатская, высокие монастырские стены, а также остановки Крестного пути с картинами Михала Стахиевича, находящиеся на другой стороне улицы, создают неповторимую атмосферу в этом красивейшем уголке старого Кракова.
Под костелом и монастырем умерших хоронили на протяжении почти 200 лет. Здесь покоится более тысячи умерших: скромных монахов, мещан, а также представителей знатных родов — Велепольских, Яблоновских, Морштынов, Шембеков. Конечно, зажиточных людей хоронили в саркофагах и криптах, менее знатные лежат в гробах (их семьдесят), монахов клали прямо на землю, посыпали верхнюю часть тела песком, а под голову клали чурбан. Благодаря особому микроклимату, останки сохранились до наших дней в полностью мумифицированном состоянии. Особо почитаются останки отца Себастьяна Волицкого, тело которого покоится в стеклянном гробу и тоже прекрасно сохранилось. Здесь же похоронены и основатель монастыря Франтишек Шебек, а также его соратники Велепольские, Уршула Можковская и Домицела Скальская.
Летописец реформаторов — Ян Пасечник — указывает, что со времени основания костела до конца XVIII века здесь было похоронено более 700 мирян. […] В 1812 г. здесь был похоронен солдат наполеоновской армии. Скорее всего, это был один из гренадеров Великой армии, которому удалось спастись после сражения на Березине. Нищий и обессиленный, он добрался до городских стен и умер в монастырском лазарете. Хоронившие его монахи вложили ему в руку саблю, а рядом положили карабин.
По легенде, рядом с останками неизвестного французского солдата покоится тело графини Домицелы Скальской. Она была знатной дамой и большую часть жизни провела в Париже. Но однажды она покинула высший свет, вернулась в Краков и здесь, у реформаторов, трудилась при монастыре. Перед смертью она отписала все имущество монахам и велела похоронить ее рядом с гробом французского солдата.
[Ян Адамчевский, «Необычные места Кракова»]
4. Старовисльна, 10
С полной машин и пешеходов улицы мы входим в ворота под номером 10. Нас встречает деревянная коричневая кровля, опирающаяся на колонну. Впрочем, здесь много греческих аллюзий и деталей; часть из них мы замечаем лишь в тот момент, когда приходим в себя от первоначального изумления. Есть и важные польские мотивы. Прямо перед входом, на стене помещена плита с копией барельефа Петра Кмиты из Вавельского кафедрального собора. На вопрос «кем был этот Петр Кмита?» энциклопедия отвечает: краковским воеводой и приближенным Казимира IV Ягеллончика, Яна Ольбрахта и Александра Ягеллончика. Здесь мы видим его в рыцарских доспехах, с мечом на левом боку.
Когда-то тут была мастерская художников: в этом доме над мольбертами склонялись Стахевич, Вычулковский. Заглядывал сюда и Феликс Ясенский Манга, коллекционер, любитель и пропагандист искусства Дальнего Востока.
[Богуслав Михалец, «Знаешь такой Краков?», издательство Carta Blanca, Гданьск-Варшава-Краков 2006 / Bogusław Michalec, "Znasz taki? Kraków", Carta Blanca, Gdańsk – Warszawa – Kraków, 2006]
5. Белая Дама в магистрате
Двести лет назад в Кракове приключилась странная и трагическая история. Однажды ночью священника из Мариацкого костела срочно вызвали к умирающему. За ним приехала карета с завешенными окнами, которая долго кружила по темным улицам Кракова. Наконец, его привезли во двор, велели выйти и отвели в комнату, где его ждал человек в плаще. В комнату вошла странная пара – старик и девушка в белом. Священнику было велено приготовить девушку в последний путь. Когда он это сделал, таинственный человек снял плащ, под которым оказалось красное одеяние, – это был палач. Он отрубил девушке голову и обернул тело красным сукном. Затем палачу и священнику поднесли красного вина. Палач выпил, а священник выплеснул вино через плечо. Его снова посадили в карету и привезли к костелу, покружив по темным улицам. На следующий день священник почувствовал боль в спине – это подействовало отравленное вино. Второй свидетель, палач, был уже мертв. Через много лет, оказавшись случайно во дворце Велепольских, священник узнал двор, лестницу, коридоры, комнату. Он всем рассказал о преступлении, которое здесь совершилось. Но ему никто не поверил.
Тело молодой графини, сурово наказанной отцом за роман с камердинером, было тайно похоронено в одном из погребов, который затем тщательно замуровали. С тех пор Белая Дама бродит по комнатам дворца – нынешнего магистрата – и не может обрести покой в царящей здесь бюрократической атмосфере.
[Ян Адамчевский «Необычные места Кракова»]
6. Турецкий дом
На углу улиц Длуга и Пендзихов с восьмидесятых годов XIX века стоит дом, сегодня известный под названием Турецкий. Сверху строение украшают три минарета. Средний, самый заметный, увенчан полумесяцем. Не слышно голоса муэдзина, никто не молится в минаретах. От давних времен сохранились лишь стройные башенки. Мертвые предметы живут гораздо дольше, чем люди, которым они служили.
Своим восточным обликом здание обязано перестройке 1910 года, выполненной для семьи Райских. Артур Теодор Райский, ветеран январского восстания, и — после переселения в Турцию — офицер османской армии, вернулся на родину в 1890 году. Через два года у него родился сын: Людомил Антоний. […] После начала Первой мировой войны Л.А.Райский вступил в Легион Пилсудского. Потом в войну ввязалась и Турция, и он, как турецкий подданный, был призван в турецкую армию. Служа в авиации, воевал в районе Дарданелл. Военные годы принесли ему чин поручика и ценный опыт. В Польшу он вернулся в июне 1919 года командиром летной эскадрильи. Вскоре Райскому вновь пришлось воевать, на сей раз уже на родной земле: против большевиков.
В межвоенный период он исполнял обязанности главы авиационного министерства, однако его далеко идущим планам создать в Польше современные авиационные заводы не суждено было сбыться из-за сентябрьских событий 1939 года. В просьбе послать его на поле боя Райскому было отказано. Выполняя миссию по надзору за вывозом польского золота, он попал в Румынию, а оттуда – во Францию. Следующим этапом военного странствия Райского стала Англия. На службе в Королевских военно-воздушных силах Великобритании он летал над Северной Африкой и Азией. После смерти генерала Сикорского был назначен командиром Польских военно-воздушных сил. После окончания Второй мировой войны он не вернулся на родину, избрав жизнь эмигранта.
История пилота, к которому обращались «генерал» даже тогда, когда у него не было достаточного количества звездочек на погонах, – это повесть о недооценке, а также о героизме и несгибаемом характере. Об этом можно поразмышлять на краковской булыжной мостовой, глядя на одинокие, но все еще прочные минареты Турецкого дома на улице Длугой.
[Богуслав Михалец, «Знаешь такой Краков?»]
7. Рему
В 1533 г. еврейское поселение Казимеж (в то время это был отдельный город, конкурировавший с Краковом, а сейчас это его район) выкупило огромную территорию между улицей Широкой и улицей Якуба под кладбище. Двадцать лет спустя эмигрант из Регенсбурга, банкир короля Сигизмунда Августа, глава кагала Израэль Иссерлес построил при кладбище синагогу. Сначала деревянную, а после пожара в 1572 г. – каменную. Он построил ее для своего сына раби Моше Иссерлеса. Это имя чрезвычайно важно, так как именно его акроним дал название кладбищу и синагоге – Рему.
Раби Моше Иссерлес был выдающимся ученым, философом и ректором знаменитой талмудической школы. Он похоронен на кладбище Рему. На красивом надгробии вырезаны две ладони в знак того, что здесь похоронен еврей из священнического рода, а также множество хвалебных слов, подтверждающих его мудрость.
В 1799 г. австрийские власти приказали закрыть кладбище (оно находилось в центре города) и построить новое на периферии, около улицы Медовой. Старое ренессансное кладбище опустело. […] В довоенном путеводителе по Казимежу автор Майер Балабан пишет, что большинство памятников навсегда исчезло. […] Во время оккупации гитлеровцы устроили здесь свалку. Синагога Рему также была разорена. […] В 1955 г. археологи заинтересовались кладбищем. Первые же раскопки принесли интересные результаты. Оказалось, что прямо под землей, на глубине ок. 60 см, закопаны сотни красивейших ренессансных надгробий. Скорее всего, они были специально спрятаны в 1740 г., когда Краков был занят шведскими войсками. В 1939 г. на кладбище находилось 47 памятников, археологи обнаружили более 700. Самому раннему было 430 лет, самому позднему – 270.
Многие из них украшены восхитительным орнаментом. Впрочем, орнаментика этих надгробий чрезвычайно богата, хоть и задана ритуалом, обычаями и традициями: раскрытые, поднятые вверх ладони, гроздья винограда, гирлянды из цветов и листьев, короны, изображения животных и птиц (львы, олени, козлы, орлы) – все это вырезано в песчанике. Это тот самый «плачущий камень», который использовался при строительстве Вавельского замка и Сукенниц.
Среди плоских плит, столь характерных для еврейских кладбищ, на кладбище Рему нашли и кое-что необычное – саркофаги. Их существование свидетельствует о сильном влиянии итальянского ренессанса на культурную жизнь краковских евреев. Сегодня отреставрированная синагога Рему – это единственное культовое место для краковской еврейской общины. […] На этот клочок земли, где покоится великий еврейский философ эпохи Возрождения, постоянно приезжают люди из разных уголков мира, чтобы поклониться тени известного ученого.
[Ян Адамчевский «Необычные места Кракова»]
8. Гримерная Людвика Сольского
Она находилась в самом удобном месте — практически напротив правой кулисы. Случайность? В то время именно из-за правой кулисы, как правило, выходили персонажи положительные, героические или хотя бы просто знатного происхождения: чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать режиссерские пометки в сценарии, которые касались движения на сцене. […] Гримерная хорошо сохранилась. Напротив входа, рядом с окном, копия портрета Сольского в роли судьи Догберри из шекспировского «Много шума из ничего» (автор портрета – Станислав Янковский, оригинал не сохранился). Рядом Константин Гурский, критик (псевдоним Spectator) написал двустишие «Кто же теперь будет судить, если здесь рождаются такие судьи!». О той же роли написала Моджеевская: «Ты обречен на вечный юбилей за колики, которые у меня случились от смеха, мой Догберри!». Рядом – Кароль Эстрейхер: «Подтверждаю пророчество Моджеевской». Театральный критик, драматург и прозаик, а также директор театров в Варшаве и Лодзи, Мариан Гавалевич: «Авторы и актеры служат одному господину и делят лавры, в одно большое дело соединяются их дела. Да здравствует искусство, а с ним и его подданные!». Драматург Мачей Шукевич: […]: «Если актер подобен эоловой арфе, где могут звучать все тона, то эта арфа – Сольский». Казимеж Пшерва-Тетмайер: «Многограннейший актер польский – да здравствует Сольский!» […] Габриеля Запольская о роли Немого в «Каське Кариатиде»: «Ты был немым, но сказал так много, ведь твой талант – в сердце». Адам Белчиковский, автор комедий: «Искусство – высшее наслаждение жизни». Еще один драматург Казимеж Залеский: «Пессимизм ни в искусстве, ни в жизни до добра не доводит». Это возвышенно. А рядом более скромно: «Пописывающий пьески — Балуцкий» […] На фоне итальянской архитектуры, снизу на главной стене несостоявшийся актер и адвокат из Бохни Владислав Михник поместил золотую мысль: «Везде хорошо, но в корчме лучше!».
[Диана Поскута-Влодек «Каждый день начинается игра… Театр им. Юлиуша Словацкого в Кракове 1983-1993, Краков 1993» / Diana Poskuta–Włodek, "Co dzień zaczyna się gra… Teatr im. Juliusza Słowackiego w Krakowie 1893–1993", Kraków 1993]
9. Треснутый колокол норбертинок
Вот так, с улыбкой, подтрунивая над самим собой, над своей верой и надеждой, дошел он до самого монастыря сестер норбертинок. Был полдень. На башне костела пробило двенадцать, а потом зазвучал надтреснутый колокол. Януш знал легенду о нем: мастер, отливавший колокол, утопился от отчаяния, когда он треснул, и теперь колокол этот звонит «по тем, кто утонул в Висле». Мышинский с минуту слушал шипение колокола, его глухие, дребезжащие удары. Монастырь вздымался ввысь, прямой, типично польский. Януш заглянул во двор. Он зарос травой, и в углу стоял великолепный огромный каштан, который только начал цвести. «В Гейдельберге каштаны уже отцвели», — подумал Януш.
Висла была тут же, рядом. Она текла светлой полосой, невинно и беззаботно, несмотря на дребезжащие звуки надтреснутого колокола. А еще прекраснее показалась Янушу Висла из окна квартиры тетки Зоси Згожельской на улице Гонтины, 2. Тут она словно протекала под самым окном — возвышенная, чистая, совсем как у Выспянского.
[Ярослав Ивашкевич «Хвала и Слава», том 1, издательство Państwowy Instytut Wydawniczy, Варшава 1956]
10. Улица Гонтина
Частичка Италии в красивейшем районе Сальватор. Уходящая в гору извилистая улочка, застроенная прекрасными виллами с огромными верандами и башенками. В садиках между улицей и домами – совершенно средиземноморские заросли. Тишина, спокойствие, и такое впечатление, будто из-за крыш веет бриз с Тирренского или Адриатического моря. На улицу Гонтина стоит свернуть, если вы идете по аллее Вашингтона от трамвайной петли в районе Сальватор в направлении кургана Костюшко, мимо замечательного сальваторского кладбища.
[Магдалена Курса, Рафал Романовский «(KRK) Книга о Кракове», издательство Znak, Краков 2007 / Magdalena Kursa, Rafał Romanowski. "(KRK) Książka o Krakowie", Znak, Kraków 2007]
11. Фонари умерших
Перед костелом [св. Николая] – со стороны ул. Коперника – стоит каменное сооружение, фонарь умерших. Такие фонари (по сути маленькие часовни) строились в средние века перед больницами и кладбищами для заразных. Внутри находился светильник, предостерегавший случайных прохожих. Они ставились также вблизи монастырей, расположенных за городом. Последний такой фонарь, предположительно относящийся к XIV веку, когда-то стоял перед костелом св. Валентина в краковском районе Клепаж. В начале XIX века больница и костел были разрушены, а фонарь до 1871 г. возвышался на Славянской площади, после чего Ян Либровский перенес его на кладбище св. Николая.
Из связанных с этим местом исторических событий стоит упомянуть хотя бы один, весьма примечательный факт. 10 ноября 1910 г. здесь состоялась свадьба Феликса Дзержинского и Софии Мушкат, активистки Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы. Свидетелями церемонии были социалистические деятели Эмиль Бобровский и Сергиуш Бабоцкий, друг Ленина. В это время Дзержинский жил на улице Коллонтая 6, которая относилась к приходу св. Николая, и поэтому свадьба состоялась в этом костеле.
[Михал Рожек «Путеводитель по памятникам и культуре Кракова», издательство Wydawnictwo Naukowe PWN, Варшава-Краков 1997 / Michał Rożek, "Przewodnik po zabytkach i kulturze Krakowa", Wydawnictwo Naukowe PWN, Warszawa – Kraków 1997]
12. Памятник псу Джоку
Реальная история пса Джока постепенно становится одной из легенд Кракова. Джок был черной дворняжкой. Неподалеку от Грюнвальдского моста у его хозяина случился сердечный приступ, и он умер. Пес ждал своего хозяина на том месте, откуда его забрала скорая. Верный четвероногий друг вызывал у прохожих симпатию и восхищение. Местные жители подкармливали его, но поначалу он недоверчиво относился к людям. Примерно через год его приютила новая хозяйка, учительница на пенсии Мария Мюллер (вдова Владислава Мюллера, преподавателя краковской Сельскохозяйственной академии и ведущего популярных передач о сельском хозяйстве на радио). Женщина умерла в 1998 г. Вновь осиротевший пес не пережил смерти хозяйки. После побега из приюта для животных, как утверждают свидетели, он совершил самоубийство, бросившись под поезд в Свошовицах. Сейчас у этого самого знаменитого краковского пса есть памятник.
Появиться этому памятнику помогли многие организации (в т.ч. Краковское общество защиты животных, польские СМИ) и известные люди (в т.ч. Збигнев Водецкий, Ежи Поломский, Кшиштоф Пясецкий, Кшиштоф Цуговский), а также обычные жители Кракова, которым удалось изменить настороженное отношение властей города к этой затее.
Памятник псу Джоку находится на Червеньском бульваре на берегу Вислы, неподалеку от Вавеля и Грюнвальдского моста. Его автор – Бронислав Хромый. Памятник изображает собаку, которая выходит из раскрытых человеческих ладоней и подает левую лапу. Памятник символизирует собачью верность, а также связь животного и человека. 26 мая 2001 г. состоялось торжественное открытие памятника – немецкой овчаркой по имени Кети. Тогда это был третий в мире памятник собаке – после Эдинбурга (Грейфрайерс Бобби) и Токио (Хатико).
Надпись на краковском памятнике (на польском и английском языках) гласит:
«Пес Джок. Вернейший из верных, символ собачьей преданности. Целый год (1990-1991) ждал на Грюнвальдской развязке своего хозяина, умершего на этом месте».
О псе Джоке вышли две книги: Барбары Гаврилюк «Джок. Легенда о собачьей преданности», издательство Wydawnictwo Literatura, Лодзь 2007 (Barbara Gawryluk "Dżok. Legenda o psiej wierności") и Кароля Козловского «Пес Джок. Вернейший из верных», издательство Smyk, Краков 2012 (Karol Kozłowski "Pies Dżok. Najwierniejszy z wiernych",).