ПЮ: Какие еще польские авторы в России известны только в узких кругах, а достойны большего?
ИА: Боюсь, что именно в такой ситуации находится практически вся польская литература, за исключением нескольких имен. Даже существуя на русском языке, она остается не узнанной сколько-нибудь широким читателем. Из современной, переведенной в последние несколько десятилетий прозы и из тех, кто мне особенно близок — Магдалена Тулли, Павел Хюлле, Петр Пазиньский, Эва Курылюк, Ида Финк.
ПЮ: Были ли в процессе перевода произведений Токарчук особо сложные фрагменты, которые долго не давались? Текст сопротивлялся или поддавался вашему перу?
ИА: Ольга Токарчук — начиная с «Последних историй» — безусловно «мой» автор. Разумеется, встречались более или менее сложные (головоломных не помню) переводческие задачи, однако скорее здесь работало то, о чем всегда говорила Ксения Старосельская: гораздо легче переводить хорошую прозу, автора, обладающего своей интонацией. Если ты ее «поймал» (а уж тем более, если она тебе созвучна), то — разумеется, при целом ряде умений и усилий! — она тебя поведет и выведет. Сложность — как и с некоторыми другими авторами — в другом. Перевод — конечно, не буквальное повторение тропы, которой шел писатель, но все же процесс максимально к нему приближенный по скорости, глубине, вехам, подмеченным по дороге. Слово за словом (и не один раз) — словно шаг за шагом. Это не преодоление расстояния, а прохождение его, проживание. При переводе такого рода прозы на этом пути неизбежно встречается достаточно болезненных моментов, переживаемых более глубоко, чем при простом чтении. Кроме того, порой возникает ощущение, что «заглянул» слишком глубоко, узнал что-то, что читателю не предназначалось.