Однако это лишь часть деятельности Корчака, связанной с приютами. 15 ноября 1919 года в Прушкове под Варшавой открылся основанный Мариной Фальской рабочий интернат «Наш дом», которым она руководила вместе с Корчаком, опираясь на его богатый опыт. В 1928 году «Наш дом» переезжает в варшавский район Беляны в новое здание, спроектированное специально под детский приют. Корчак в «Нашем доме» работал до 1935 года, когда их сотрудничество с Фальской существенно ослабло.
И все же «Домом сирот» и «Нашим домом» список всех приютов, с которыми был профессионально связан Корчак, не исчерпывается. Нельзя не упомянуть о последнем месте работы Корчака-воспитателя. 9 февраля 1942 года, то есть за несколько месяцев до смерти, Корчак подает прошение назначить его воспитателем в Главный приют по адресу Дзельна 39. На тот момент это был сущий ад на земле, о котором даже в гетто ходили мрачные легенды. Сюда свозили осиротевших детей со всего закрытого квартала, воспитателями работали подозрительные типы, каждый день в катастрофических условиях десятками умирали маленькие дети, а тем, кто еще оставался в живых, не оставалось никакой надежды. И даже здесь, в этом инфернальном «предпохоронном доме», Корчак верил, что что-то можно изменить, что-то можно еще сделать.
8. Корчак — масон, теософ, еврей…
Отношение Корчака к религии было довольно сложным. Он вырос в светской семье, его отцу религиозность была не свойственна, и тем не менее Януш Корчак всю жизнь находился в поисках религиозной правды. Религия была предметом его споров с атеисткой Мариной Фальской, которая не мыслила себе часовни в «Нашем доме». Корчак же был уверен, что дети нуждаются в контактах с Богом, особенно те, к кому судьба была неласкова. В конце концов Фальская согласилась выделить в здании отдельное помещение, т.н. «комнату тишины», где дети могли бы недолго побыть одни. Этой духовной проблематике посвящен цикл Корчака «Наедине с Господом Богом. Молитвы тех, кто не молится».
На этом фоне особенно интересно увлечение Корчака теософией — духовным течением, многое взявшим из религий Востока, а также египетских верований и неоплатонических доктрин. Его приверженцы верили в возможность внутреннего изменения человечества, чему должны были способствовать групповые медитации и духовные практики. В 1930-е годы местом летних встреч польских теософов стал Менженин на реке Буг. На эти необычные каникулы вместе с родителями приезжали и дети. Одним из многих ярких гостей Менженина был, например, генерал Михал Токажевский-Карашевич, пилсудчик, член масонской ложи Le Droit Humain, к которой принадлежал и Корчак. Духовность теософов и их вера в возможность изменения общества, видимо, была близка Корчаку. О его религиозности и идентичности свидетельствует одна из последних записей: в немецкой анкете за сентябрь 1940 года в графе «вероисповедание» Корчак написал «Моисеево».
9. «Mały Przegląd» — журнал не такой, как все
В октябре 1926 года выходит первый номер журнала «Mały Przegląd» («Малое обозрение») — еженедельного приложения к варшавской газете «Nasz Przegląd» («Наше обозрение»). Сегодня очевидно, что «Малое обозрение» было явлением мирового масштаба: эту газету выпускали и редактировали дети, при этом она была настоящей газетой, лишенной патерналистского и морализаторского тона, столь типичного для публикаций, предназначенных для маленьких читателей. Статьи для газеты писали в основном сами дети. Они присылали их в редакцию по адресу Новолипки 7, где тексты читала редколлегия, в состав которой входили и дети, и взрослые. Руководил всем старый редактор, то есть Януш Корчак. Был еще молодой редактор Игорь Неверли, с середины 1930-х взявший на себя редакторские обязанности Корчака. «“Малое обозрение” отличается от всех остальных журналов на свете», — писал Корчак в 1928 году, и он был прав. Корчак убеждал детей писать об их ежедневных проблемах, окружающей их действительности:
«Самыми ценными были письма, в которых кто-то пишет то, чего он не может сказать родителям или в школе. То, о чем дети говорят между собой, а сейчас имеют возможность сказать открыто, без стыда или страха, что их засмеют».
В результате на страницах «Малого обозрения» дети писали о своих насущных проблемах, которые по сути были проблемами мира. В первые десять лет работы журнала в редакцию приходило в среднем 4000 писем в год. У журнала было около 3000 постоянных корреспондентов. «Малое обозрение» публиковало и заказные репортажи, например, тексты Гарри Калишера или Лейзора с улицы Генсей. Прекрасные спортивные репортажи писал Куба Херштайн. Журнал проводил конкурсы, печатал кроссворды и ребусы. Среди репортеров и корреспондентов газеты были, в частности, будущий выдающийся писатель Юзеф Хен и философ Зигмунт Бауман — в те годы еще маленькие мальчики. «Маленькое обозрение» было адресовано в первую очередь еврейским детям, тем не менее его читали и присылали свои материалы и польские дети. И в этом тоже заключался его феномен.
10. Как звучал голос Корчака? — Старый Доктор на радио
Корчак занимался не только литературным творчеством. Долгие годы он работал на радио. В 1934-36 годах писатель вел собственную радиопередачу. Именно для нее он придумал образ Старого Доктора — этого радиоперсонажа обожали и слушали не только дети, но и целые семьи разных вероисповеданий. Старый Доктор создавал атмосферу доверия и тепла в отношении ребенка. После перерыва, причины которого до сих пор неясны (возможно, он был вызван нарастающими антисемитскими настроениями), Корчак вернулся на радио в 1938 году с новыми передачами для детей старшего возраста и взрослых. Последнее выступление Корчака на радио состоялось в сентябре 1939 года: в нем он обращался к детям, желая их успокоить и подготовить к грядущим событиям. Увы, записи его передач не сохранились. Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, как звучал голос Корчака. Зато мы можем прочитать расшифровки его радиовыступлений, которые опубликованы в Х томе «Собрания сочинений» Корчака, а избранные тексты (на польском языке) доступны в интернете.
11. На земле обетованной — Палестина
Корчак два раза ездил в Палестину. В первый раз, в 1934 году, Корчак провел все время в кибуце Эйн-Харод. Два года спустя он снова едет в Палестину. Во время второго путешествия посещает Тель-Авив, Хайфу, Иерусалим, кибуцы, смотрит на тяжелую жизнь поселенцев, новые конфликты с арабским населением. Обе поездки послужили для Корчака источником вдохновения: вернувшись из второго путешествия, он начал писать прозу о детстве Моисея, которая должна была лечь в основу цикла рассказов о библейской истории. Незадолго до начала Второй мировой войны он все чаще задумывается о том, чтобы уехать в Израиль навсегда: к этому решению его подталкивала фашизация политической жизни в Польше, безумствующий по всей Европе антисемитизм, а также усиливающаяся депрессия. В письме от 2 августа 1939 года он спрашивал знакомую в Палестине о возможности отъезда. Но Корчак не уехал. В мае 1939 года, проведя больше года в Палестине и словно предчувствуя приближающееся несчастье, в Польшу вернулась Стефания Вильчинская. Совсем скоро ее вместе с Янушем Корчаком и детьми отправили в лагерь смерти.
12. Добровольно ли Корчак сопровождал своих воспитанников в Треблинку?
Расхожая легенда гласит, что Корчак добровольно отправился вместе со своими воспитанниками на Умшлагплац, а оттуда в Треблинку. Как это следует понимать? Слово «добровольно» предполагает, что у Корчака был выбор: он мог либо как-то спастись, либо попросту не являться на Умшлагплац (поскольку не был евреем).
Предположение, будто Корчак мог спастись, связано с тем, что Корчаку действительно предлагали помочь. Это правда. Однако, как известно, существует большая разница между возможностью побега из гетто и фактическим спасением. Мнение, что Корчак мог спастись, абсурдно еще и в контексте всего того, что мы знаем о нем как о человеке (а может быть, в первую очередь из-за этого). Корчак наверняка даже не мог допустить мысли о том, чтобы сбежать из гетто: необходимость оставаться до конца со своими воспитанниками логически вытекала из его жизненной позиции. О нелепых попытках героизации смерти Корчака писал Генрик Гринберг:
«Все эти слова о его геройской смерти, якобы он не хотел оставить детей на пути в газовые камеры и жить дальше, — это самое большое оскорбление для его благородной души» (Henryk Grynberg, «Prawda nieartystyczna»).
Парадоксальные умозаключения, следующие из второй версии («Корчак не был евреем»), бытуют в нашем массовом сознании до сих пор. «Добровольно» в этом контексте означает, что Корчак вообще не должен был оказаться в гетто и вообще не должен был приходить на Умшлагплац — он сделал это по собственной воле, без принуждения. Божена Кефф вспоминала во вступлении к «Festung Warschau» Эльжбеты Яницкой: «(...) после школы я была уверена, что Корчак был добрым поляком, который по какой-то непонятной причине оказался в гетто, заботясь о еврейских детях. Это убеждение следовало не из того, что мне сказали, а скорее из того, чего не сказали».
Так что, наверное, стоит сказать прямо: Корчак был евреем (см. пункт 1) и как еврей был приговорен со своими воспитанниками к смерти.