«Бесконечная дорога»: как я переводил антологию польской поэзии для детей

small, «Бесконечная дорога»: как я переводил антологию польской поэзии для детей, Обложка антологии польской поэзии для детей, фото: промо-материалы издателя, bajki_tlumaczenia-2.jpg

#язык и литература

Как лететь с земли до звезд, как поймать луну за хвост, как из камня сделать пар — всего этого, на самом деле, не знает доктор наш Гаспар, ведь он — лишь сказочный персонаж из «Трех толстяков» Юрия Олеши. Зато всем этим ежедневно, а может даже и по ночам, занимаются самые изобретательные люди на свете — переводчики детской поэзии. Они превращают камень в пар, тигра в пантеру, ириски в эклеры и вообще знают массу штучек, которые при ближайшем рассмотрении оказываются самым обыкновенным чудом.

Польские стихи для детей всегда считались у нас чем-то удивительным, даже странным, и в то же время очень родным. Возможно, причиной тому была не столько языковая, сколько интонационная, ритмическая близость. Не секрет, что многие польские поэты, писавшие для детей в предвоенные годы и сразу после Второй мировой, когда создавался канон польской детской поэзии, во многом ориентировались на своих русских и советских коллег, кое-чему научившись, в частности, у Чуковского и Маршака. А самое известное польское детское стихотворение — «Паровоз» Юлиана Тувима — было написано по ритмическим лекалам «Гренады» Михаила Светлова, блестяще переведенной Тувимом на польский. (Впрочем, поговаривают, что на создание «Паровоза» Тувима также вдохновило культовое стихотворение итальянского поэта-футуриста Альдо Палаццески «Больной фонтан»).

При этом настроение, атмосфера, звукопись и — самое главное! — подтекст в польских детских стихах были совсем другими. Эта поэзия брала за живое своей знаменитой и практически непередаваемой в переводе польской иронией (очень изящной и тонкой), каким-то рыцарским шармом и трогательной беззащитностью. Рискну предположить, что советские поэты-переводчики брались за польскую детскую поэзию во многом из-за тоски по мировой культуре.

Обложка антологии польской поэзии «Всё для всех»

Многие наверняка помнят классическую антологию польской поэзии «Всё для всех» с иллюстрациями гениального Ильи Кабакова, выпущенную издательством «Детская литература» в 1972 году. Там был весь цвет польской поэзии XX века — Ян Бжехва, Константы Ильдефонс Галчинский, Юлиан Тувим, Владислав Броневский, Ванда Хотомская, Людвик Ежи Керн, Анна Каменская, Иоанна Кульмова и многие другие, блестяще переведенные Борисом Заходером, Асаром Эппелем, Юрием Вронским, Сергеем Михалковым.

Но шли годы, и сегодня эта книга уже стала библиографической редкостью. Поэтому когда во Вроцлаве, официально ставшем на весь прошлый год Европейской столицей культуры, решили издать современную антологию польской поэзии для детей «Бесконечная дорога» в переводах на языки тех народов, с которыми поляки жили и живут по соседству, и заказали русский перевод антологии автору этих строк, я немедленно согласился. А пока книга находится в типографии, я расскажу немного, каково это — переводить с польского стихи для детей.

Для детей или для взрослых?

Существует расхожее мнение, что писать (и переводить) для детей нужно так же, как для взрослых, только лучше. Сказано, конечно, красиво — хотя так и тянет поинтересоваться, не значит ли это, что писать для взрослых нужно так же, как для детей, только хуже? Как бы то ни было, давно замечено, что некоторые шедевры детской литературы изначально создавались как произведения для взрослых.

К примеру, классик польской детской литературы Ян Бжехва писать для детей вообще не собирался. Однажды, проводя отпуск в пансионате в Залещиках, где постоянно лил дождь, он от скуки начал ухаживать за одной симпатичной учительницей, а чтобы развлечь ее, сочинял забавные стишки о разных зверушках. Каково же было удивление Бжехвы, когда издатель Янина Морткович решила выпустить эти стихи как детскую книжку! Так в конце 1937 года в продаже появился первый сборник детских стихов Яна Бжехвы «Плясала иголка с ниткой».

Иллюстрация к «Паровозу» авторства Яна Леницы в издании 1958 года, источник: http://jeziorki.blogspot.com/2007/12/stoi-na-stacji-lokomotywa.html

А знаменитый тувимовский «Паровоз» на самом деле впервые был опубликован не в книге стихов для детей, вышедшей в 1938 году, а на страницах очень даже «взрослого» еженедельника «Литературные ведомости» в апреле 1936 года. И хотя это стихотворение в Польше воспринимается как детское произведение, прав поэт Ярослав Миколаевский, написавший, что «Паровоз» — «это стихотворение для предельно взрослых людей, которое, к счастью, нравится и детям».

В послесловии к антологии «Бесконечная дорога» ее составитель, известный польский поэт Войцех Бонович, замечает, что пишущий стихотворение для детей обращается в первую очередь к ребенку в самом себе — а внутреннего ребенка, как известно, не обманешь, поэтому здесь на переводчике лежит дополнительная ответственность.

Лес, а не деревья

Дети — существа довольно безжалостные. Скидок на трудности перевода они не делают, более того, о различиях между оригинальной и переводной поэзией у них нет ни малейшего представления. Им нужен не дословный пересказ содержания, а поэзия. Детали же их, как правило, не волнуют.

Поэтому переводя, к примеру, стихотворение Яна Бжехвы «Na straganie» («На прилавке»), где происходит уморительный разговор овощей, постепенно переходящий в перепалку, мне пришлось заменить некоторых растительных персонажей их «родственниками». Как заметил в свое время Ефим Эткинд, «поэт-переводчик не имеет права не видеть за деревьями леса. Деревья могут быть и другие: вместо сосны — ель, вместо березы — клен. Был бы лес — это главное. Поэт-переводчик, гоняющийся за каждым отдельным деревом, сбивается с ног и теряет дорогу».

Есть, помимо прочего, в стихотворении «На прилавке» и трогательный лирический диалог между Свеклой и Луком. Да вот только в польском языке «свекла» («burak») — мужского рода, а «лук» («cebula») — женского. Пришлось менять их местами, чтобы Лук («ссохшийся от любовных мук») мог предложить Свекле руку и сердце (а комментирует все это не Сельдерей, как в оригинале, а Чеснок):

Burak stroni od Cebuli,
A Cebula doń się czuli:
— Mój Buraku, mój czerwony,
Czybyś nie chciał takiej żony?
Burak tylko nos zatyka:
— Niech no pani prędzej zmyka,
Ja chcę żonę mieć buraczą,
Bo przy pani wszyscy płaczą.
— A to feler
Westchnął Seler.

Ссохшись от любовных мук,
к Свекле сватается Лук.
На его прямой вопрос
затыкает Свекла нос:
— Не сочтите за обиду,
замуж я за вас не выйду!
Кто бы ни связался с вами,
плачет горькими слезами!
— Мир жесток, –
вздохнул Чеснок.

А к стихотворению Ванды Хотомской «Gdyby tygrysy jadły irysy» (дословно: «Если бы тигры ели ириски») я долго не знал, как подступиться, поскольку все оно держится на этой забавной рифме «tygrysy — irysy», повторяемой, как рефрен. Поскольку ни одна на свете сладость не хотела рифмоваться ни с тиграми, ни со львами, пришлось заменить тигров на пантер (которые, как известно, ничуть не менее кровожадны), а ириски — на эклеры (как по мне, куда более вкусные), и вышло «Если б пантеры ели эклеры»:

Gdyby tygrysy jadły irysy,
to by na świecie nie było źle,
bo każdy tygrys
irysy by gryzł,
a mięsa wcale nie.
Jakie piękne życiorysy
miały wtedy by tygrysy!
Z antylopą mógłby tygrys
iść do kina
i irysy by w tym kinie
sobie wcinał.
Mógłby pójść na podwieczorek
do gazeli,
gdzie na pewno by serdecznie
go przyjęli.

Если б пантеры ели эклеры,
было бы меньше проблем:
глотали б пантеры
эклеры без меры,
а мяса не ели совсем.
Изумительные были бы манеры
у любой без исключения пантеры!
Пригласила бы она в кино
жирафа,
и жевала б там эклеры
величаво.
А на ужин заглянула бы
к газели,
и хозяева бы вмиг
повеселели.

Как быть с идиомами?

Кроме того, польская поэзия для детей вся пересыпана фразеологизмами, идиомами, крылатыми выражениями, мало что говорящими иностранцу, и уж тем более не поддающимися адекватному стихотворному переводу. Вот характерный пример из стихотворения Яна Бжехвы «Kaczka-dziwaczka» («Утка-баламутка»), героиня которого, утка-чудачка, постоянно откалывает разные номера, чтобы не скучать:

Znosiła jaja na twardo
I miała czubek z kokardą,
A przy tym, na przekór kaczkom,
Czesała się wykałaczką.

Несла она яйца вкрутую,
капусту любила цветную,
и всех посбивала с толку,
однажды покрасив челку.

Обложка сборника стихотворений Яна Бжехвы, изд-во Czytelnik

Перечисляя чудачества и странные подвиги утки-баламутки, автор сообщает нам, среди прочего, что однажды утка купила пачку мака. Но сделала она это вовсе не для того, чтобы напечь с ним булочек (еще чего!), а для того, чтобы написать письмо мелким почерком:

Kupiła raz maczku paczkę,
By pisać list drobnym maczkiem.

«Maczek» по-польски — «бисерный почерк», и передать это по-русски не помогут никакие хлебобулочные изделия. Но утка Бжехвы на то и баламутка, чтобы писать не только письма. Я вспомнил выражение «газетная утка» и перевел это двустишие так:

В газету статью написала —
и уткой газетной стала.

Ономатопеическая махина

Но в стихах важны не только ритм и словесная эквилибристика — важнее всего звучание! Уже упомянутый мной «Паровоз» Юлиана Тувима — стихотворение, построенное на ономатопеических, то есть звукоподражательных эффектах. Тувиму повезло: обилие в польском языке шипящих звуков позволило очень достоверно передать одышливое пыхтение едущего поезда — и одновременно осложнило работу многочисленным переводчикам этого стихотворения. Ни в одном другом языке шипящие не звучат так органично, как в польском: «Ruszyła — maszyna — po szynach — ospale» [Рушила — машина — по шинах — оспале»]. Нужно было передать тяжелое дыхание разгоряченной махины любыми доступными средствами:

Już ledwo sapie, już ledwo zipie,
A jeszcze palacz węgiel w nią sypie.
(...)
Najpierw – powoli – jak żółw – ociężale,
Ruszyła – maszyna – po szynach – ospale,
Szarpnęła wagony i ciągnie z mozołem,
I kręci się, kręci się koło za kołem.
(...)
A skądże to, jakże to, czemu tak gna?
A co to to, co to to, kto to tak pcha?
Że pędzi, że wali, że bucha buch, buch?
To para gorąca wprawiła to w ruch,
To para, co z kotła rurami do tłoków,
A tłoki kołami ruszają z dwóch boków
I gnają, i pchają, i pociąg się toczy,
Bo para te tłoki wciąż tłoczy i tłoczy…

Полегче, полегче — дышать уже нечем,
но уголь в него кочегар так и мечет.
(...)
Сначала, как в гору, с трудом, понемногу
махина, пыхтя, покатила в дорогу,
по рельсам ползет, от натуги краснея.
Но крутит колесами все веселее!
(...)
И кто же, и кто, напрягая все жилы,
торопит и гонит его, что есть силы,
шипя и бу-бухая c пылу да с жару?
Это заслуга горячего пара!
Пар из котла поступает по трубам,
поршнями двигает мощно и грубо,
а те под нажимом колеса толкают,
толкают — работа у поршней такая!

А в стихотворении Ежи Фицовского «To przez ten mróz» («Из-за мороза») один из участников забавного диалога, простудившись, говорит в нос — да так, что и не сразу понятно, что именно он хочет сказать. Пришлось переводчику надевать на нос прищепку, чтобы симулировать жуткий насморк:

— Czy lubisz mróz? — Die lubię brozu!
Die cierpię brozu z całej duszy!
Bo choć spokojdy jest da pozór,
szczypie to w dos, to zdowu w uszy!
Poteb czerwode są jak rak,
tak jakby ktoś bi uszu datarł!
— A czemu mówisz dziwnie tak?
— To przez ted bróz! Bab straszdy katar!

— Ты морозы любишь? — Вот уж дет!
Я борозы дедавижу просто!
От бороза людяб только вред:
щиплет дос (его фиг спрячешь, дос-то!),
уши — цвета черепичдых крыш,
да лице заберзшеб стыдут слезы...
— А чего так странно говоришь?
— Дасборк у бедя! Из-за бороза!

Что в имени тебе моем?

Обложка сборника стихотворений Юлиана Тувима, изд-во Nasza Księgarnia

Нина Демурова, автор гениального перевода «Алисы в Стране чудес», писала, что для переводчика «выбор нового имени должен опираться на круг ассоциаций, хорошо знакомых русскому читателю и в то же время не являющихся “монополией” исключительно России». Классический пример такой «транспонировки» имен в исполнении самой Демуровой — кэролловский Робин Гусь, прототипом которого был преподобный Робинсон Дакворт (от англ. duck — ‘утка’). Героя стихотворения Тувима «Słoń Trąbalski» («Слон Хоботовский») о незадачливом слоне, страдающем склерозом, в оригинале зовут Томаш Тромбальский (trąmba по-польски — ‘труба’). В замечательном переводе Асара Эппеля этого слона зовут Потапом — но разве может «польский» слон носить такое русское имя? Я решил от греха подальше назвать слона Богданом, что позволило затем немного усилить комический эффект:

Nawet gdy własne imię wymawia,
Gdy się na przykład komuś przedstawia,
Często się myli Tomasz Trąbalski
I mówi: „Jestem Tobiasz Bimbalski”.

Если при встрече представиться нужно,
память бывает и тут непослушна,
так что, знакомясь, Богдан Хоботовский
всем говорит: — Я Болван Хлебосольский!

Дочку же слона в оригинале зовут «по-просту» Kachna; забывчивый отец подзывает ее и вовсе жутким образом: Grubachna! Wielgachna! Здесь меня выручила музыка, услышанная в одном варшавском кафе. Был вечер, за окном валил снег, бармен поставил новый диск польской фолк-джазовой группы «Chłopcy Kontra Basia», поэтому в моем переводе «Слона Хоботовского» свою «дочку-красотку по имени Бася / слон подзывает: — Сюда, Контрабася!».

Повышение температуры

Надо сказать, что герои представленных в антологии стихотворений ездят не только на ономатопеических паровозах. Мальчик из стихотворения Владислава Броневского «Трамвай» (очень напоминающего знаменитые стихи Джанни Родари «Городской трамвай» — правда, не думаю, что речь идет о прямом влиянии, поскольку автор «Приключений Чипполино» в Польше, как ни странно, до сих пор не слишком известен) не просто ездит в школу на этом популярном городском транспорте, но и дружит с ним — а тот, позванивая, дожидается его у подъезда. Правда, у Броневского даже в детских стихах веет какой-то слегка потусторонний сквозняк — и стихотворение сразу приобретает второе измерение. Даже детские стихи Броневского отражают его жизнь, полную метаний, трагический разлад поэта с эпохой, страной и самим собой. Вот и у трамвая тон немного грустный: «Ты только не прыгай в меня на ходу, / не то попадешь ненароком в беду». А в стихотворении «Осенний ветер» осень — это вовсе не «унылая пора, очей очарованье», а самая настоящая вакханалия. Чтобы подчеркнуть это, мне пришлось в переводе слегка подкрутить ритм — в конце концов, не зря говорят, что если температура подлинника 37, то в переводе она должна подскочить до 39, иначе читатель ничего не почувствует:

Raz jesienny wiatr
Obiegł cały świat,
Świstał i szumiał,
łamał gałęzie,
Pełno go było
tutaj i wszędzie.

Как-то раз осенний ветер
прогулялся по планете,
он свистел, он грохотал,
ветки толстые ломал,
рвал кусты и бил посуду,
побывал везде и всюду.

Не только классики

Но кроме классиков — Бжехвы, Тувима, Броневского — в антологию вошли стихи польских поэтов, пока еще не слишком хорошо знакомых русскому читателю, в том числе наших современников. Вот Мартин Брыкчинский с трогательным стихотворением, написанным от лица школьного мела, который не чужд литературных амбиций и очень переживает по поводу своего недолговечного и во всех смыслах слова хрупкого бытия («Мне себя не жалко, братцы, / счастлив я вполне. / Только бы не исписаться / раньше срока мне»). Вот живущий под Люблином Збигнев Дмитроца и его «Królik-somnambulik» («Кролик-меланхолик»), который хоть и «боится / хищной птицы, / злых людей, / высоких лестниц, / но отвагой / бедолагу / наполняет полный месяц». Вот исследователь творчества Виславы Шимборской Михал Русинек со стихотворением «Астроном», герой которого работает ночью, а днем спит, и поэтому не может поделиться с миром своими открытиями: «Однажды загадочную планету / открыл он — и сам не рад: / как рассказать о ней всему свету, / когда все на свете спят?». Для меня, как для переводчика, настоящим открытием стали стихи Дануты Вавилов — ее герои, польские школьники, хулиганы и лоботрясы, знают, однако, цену словам и умеют вовремя скаламбурить:

Chciałbym wszystko robić wolno,
ale mi nie wolno…

Все б я делал долго-долго...
Да мешает чувство долга!

Наверное, самое популярное в Польше стихотворение Дануты Вавилов — это «Daktyle» («Финики»), настоящая криминальная баллада об украденных сладостях: «Куда мои финики делись, ребята? / Я вышел, чтоб выгулять младшего брата. / Вернулся в компании младшего брата, / а фиников нет! Подевались куда-то!». Герой начинает расследование, подозревая самых разных животных — но в итоге оказывается, что украл и съел финики... читатель:

Więc gdzie są w końcu moje daktyle?
Czy je straszliwe zjadły goryle?
Małe króliczki? Czarne perliczki?
Wilki, motylki czy krokodyle?
A wy? Przyznajcie się moi mili –
czyście tamtędy nie przechodzili?
Czy to nie wasze mądre kawały,
że te daktyle wyparowały?
Nie? Więc niech każdy z was mi odpowie,
czemu mu rośnie palma na głowie?

Где мои финики, спросим в итоге?
Может, едят их сейчас осьминоги
под фортепьяно на дне океана?
Или же слопали их носороги?
А вы? Признавайтесь, друзья, в самом деле,
может быть, вы мои финики съели?
Подозревать мне вас неохота,
но вдруг это все-таки ваша работа?
Нет? Отчего ж у любого из вас
пальма растет на макушке сейчас?

...И все же до чего иногда отрадно уставшему переводчику встретить в польском тексте речевой оборот, который переводится на русский язык без всяких потерь — например, выражение «глотать книги». Героиня стихотворения Винценты Фабера «Читательница» уплетает книгу за книгой, словно пирожные, умудряясь за один вечер проглотить несколько островов, целый океан, двух-трех пиратов и «книжный королевский флот». Однако подобная прожорливость поэту только на руку:

— Czy ratować więc
okładki,
spis rozdziałów,
każdą stronę?
Nie.
Podobno
wszystkie książki
bardzo lubią
«być zjedzone»…

...Но в читальный зал
не надо
ставить грозных
часовых —
потому что
книги
рады,
если мы
«глотаем» их.

Что ж, надеюсь, читательский аппетит любителей польской детской поэзии будет только расти.

Автор: поэт и переводчик Игорь Белов.

Антология «Бесконечная дорога» вышла в издательстве Biuro Festiwalowe Impart 2016 в издательской серии Европейской Столицы Культуры «Вроцлав-2016».

Язык Russian

польская поэзия xx века детская поэзия юлиан тувим ян бжехва константы ильдефонс галчинский Владислав Броневский ванда хотомская людвик ежи керн ежи фицовский збигнев дмитроца михал русинек данута вавилов игорь белов [{"nid":"47412","uuid":"9c543b1f-0919-4223-823d-007a1c008c53","type":"article","langcode":"ru","field_event_date":"","title":"\u0427\u0442\u043e \u043c\u044b \u043c\u043e\u0436\u0435\u043c \u0441\u0434\u0435\u043b\u0430\u0442\u044c \u0432\u043c\u0435\u0441\u0442\u0435? \u0418\u043d\u0442\u0435\u0440\u0432\u044c\u044e \u0441 \u041c\u043e\u043d\u0438\u043a\u043e\u0439 \u0413\u0440\u043e\u0445\u043e\u0432\u0441\u043a\u043e\u0439","field_introduction":"\u041c\u044b \u043c\u043e\u0436\u0435\u043c \u043f\u0440\u0438\u0432\u0435\u0437\u0442\u0438 \u0432 \u043a\u0430\u043a\u0443\u044e-\u0442\u043e \u0441\u0442\u0440\u0430\u043d\u0443 \u0432\u044b\u0441\u0442\u0430\u0432\u043a\u0443 \u0438\u0437\u0432\u0435\u0441\u0442\u043d\u043e\u0433\u043e \u043f\u043e\u043b\u044c\u0441\u043a\u043e\u0433\u043e \u0445\u0443\u0434\u043e\u0436\u043d\u0438\u043a\u0430. \u0412\u043e\u0437\u043c\u043e\u0436\u043d\u043e, \u043e\u043d\u0430 \u043f\u0440\u043e\u0439\u0434\u0435\u0442 \u0441 \u0431\u043e\u043b\u044c\u0448\u0438\u043c \u0443\u0441\u043f\u0435\u0445\u043e\u043c. \u0417\u0430\u043f\u043b\u0430\u043d\u0438\u0440\u043e\u0432\u0430\u043b\u0438, \u043f\u0440\u0438\u0432\u0435\u0437\u043b\u0438 \u0445\u0443\u0434\u043e\u0436\u043d\u0438\u043a\u0430, \u043f\u0440\u043e\u0432\u0435\u043b\u0438 \u0432\u044b\u0441\u0442\u0430\u0432\u043a\u0443, \u0437\u0430\u0431\u044b\u043b\u0438\u2026 \u0410 \u043d\u0430\u043c \u043d\u0430\u0434\u043e, \u0447\u0442\u043e\u0431\u044b \u043b\u044e\u0434\u0438 \u043a\u0443\u043b\u044c\u0442\u0443\u0440\u044b \u043f\u0440\u043e\u0434\u043e\u043b\u0436\u0430\u043b\u0438 \u043e\u0431\u0449\u0430\u0442\u044c\u0441\u044f \u0438 \u0447\u0442\u043e-\u0442\u043e \u0432\u043c\u0435\u0441\u0442\u0435 \u0441\u043e\u0437\u0434\u0430\u0432\u0430\u0442\u044c \u0438 \u0431\u0435\u0437 \u043d\u0430\u0448\u0435\u0433\u043e \u0443\u0447\u0430\u0441\u0442\u0438\u044f, \u2014 \u0433\u043e\u0432\u043e\u0440\u0438\u0442 \u041c\u043e\u043d\u0438\u043a\u0430 \u0413\u0440\u043e\u0445\u043e\u0432\u0441\u043a\u0430\u044f, \u0440\u0443\u043a\u043e\u0432\u043e\u0434\u0438\u0442\u0435\u043b\u044c \u043f\u0440\u043e\u0433\u0440\u0430\u043c\u043c\u044b \u0418\u043d\u0441\u0442\u0438\u0442\u0443\u0442\u0430 \u0410\u0434\u0430\u043c\u0430 \u041c\u0438\u0446\u043a\u0435\u0432\u0438\u0447\u0430 \u00abOpen Poland\u00bb \u0432 \u0431\u0435\u0441\u0435\u0434\u0435 \u0441 \u0415\u0432\u0433\u0435\u043d\u0438\u0435\u043c \u041a\u043b\u0438\u043c\u0430\u043a\u0438\u043d\u044b\u043c.\r\n","field_summary":"","path":"\/ru\/article\/chto-my-mozhem-sdelat-vmeste-intervyu-s-monikoy-grokhovskoy","topics_data":"a:1:{i:0;a:3:{s:3:\u0022tid\u0022;s:5:\u002259607\u0022;s:4:\u0022name\u0022;s:19:\u0022#\u0438\u0441\u043a\u0443\u0441\u0441\u0442\u0432\u043e\u0022;s:4:\u0022path\u0022;a:2:{s:5:\u0022alias\u0022;s:16:\u0022\/topic\/iskusstvo\u0022;s:8:\u0022langcode\u0022;s:2:\u0022ru\u0022;}}}","field_cover_display":"default","image_title":"","image_alt":"","image_360_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/360_auto\/public\/2018-11\/open_poland_img_6784.jpg?itok=azUEDydb","image_260_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/260_auto_cover\/public\/2018-11\/open_poland_img_6784.jpg?itok=iZu_KvUM","image_560_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/560_auto\/public\/2018-11\/open_poland_img_6784.jpg?itok=lE8biVlb","image_860_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/860_auto\/public\/2018-11\/open_poland_img_6784.jpg?itok=X1UVeBpM","image_1160_auto":"\/sites\/default\/files\/styles\/1160_auto\/public\/2018-11\/open_poland_img_6784.jpg?itok=zfqhBwTu","field_video_media":"","field_media_video_file":"","field_media_video_embed":"","field_gallery_pictures":"","field_duration":"","cover_height":"667","cover_width":"1000","cover_ratio_percent":"66.7"}]