Мария Мускевич: В начале фильма мы видим, как мать и сын вместе проводят лето. Между ними прекрасные, теплые отношения. И вдруг в один вечер все рушится. Эта история основана на личном опыте?
Адам Гузиньский: Сюжет в целом выдуманный, но эта история мне близка. Главный эмоциональный стержень фильма — это мои собственные детские переживания.
ММ: На обсуждении после показа вы сказали, что вам важно было воссоздать обстановку квартиры, в которой вы жили ребенком.
АГ: Я хотел, чтобы действие происходило в мире моего детства. Именно для того, чтобы вызвать ощущения, которые тогда были для меня важны. Вот почему я показываю социалистическую Польшу 70-х годов, хотя, если бы мы поместили действие в наши дни, снимать фильм было бы технически проще. Сегодняшние реалии другие, а мы хотели сохранить дух того времени. Тогда у людей не было интернета, скайпа, смартфонов. Когда кто-то уезжал надолго, трудно было поддерживать с ним связь. Человек уезжал, и наступала пустота, которая ощущалась физически. Мне хотелось показать одиночество женщины, чей муж вынужден работать где-то далеко. Она перестает чувствовать с ним связь, ей трудно вынести это одиночество.
ММ: Название картины, ее атмосфера — все указывает на то, что действие разворачивается в воспоминаниях главного героя. Он возвращается к эпизодам из детства, будучи уже взрослым человеком. Я на протяжении всего фильма ждала, когда же на экране появится взрослый Петр. Но мы так и не узнали, каким мужчиной он стал. Каким вы его себе представляете?
АГ: Могу рассказать. Его трудные взаимоотношения с матерью наложат отпечаток на его характер и осложнят будущие отношения с женщинами. Я это называю «духом матери». И даже когда он повзрослеет, даже когда матери уже не станет, она будет невидимо присутствовать в его жизни. Этот мальчик всю жизнь будет повторять модель взаимоотношений с матерью. И это будет мешать ему жить.
ММ: Я все-таки запуталась. Мы сейчас говорим о выдуманных переживаниях? Это ваше авторское предположение или вы просто знаете по себе, что так будет?
АГ: Некоторые эмоции героя мне знакомы, но я никогда не рассказываю в фильмах о своей собственной жизни. Было бы слишком просто эксплуатировать ее в кино. Мне нужно что-то более сложное и интересное.
ММ: Юный Макс Ястшембский блестяще исполнил роль мальчика, а ведь до этого у него не было никакого актерского опыта. Удивительная сила! Как вы его нашли?
АГ: В Максе действительно есть что-то особенное. Такая редкая естественность. Он не притворяется. Как только он понимал эмоцию, верил в нее, он входил в роль — и все. Я считаю, что он обладает необыкновенным даром раскрываться перед камерой. Я очень долго искал такого актера, ходил по школам и так далее. Поиски заняли около двух лет. И наконец мне удалось найти такого мальчика, в котором сочетались сильная личность, талант и эмоциональное состояние, подходящее для этой роли.
ММ: Как вы добивались такого изображения эмоций? Ваша картина держится на крупных планах, на эмоциях, диалогов там очень мало. Актеру-подростку играть в ней наверняка было сложно.
АГ: По-разному. Прежде всего, я всегда разъяснял ему, что происходит в каждом эпизоде и зачем он нужен. Например, в сцене, где Петр с матерью растягивают простыни, между ними происходит тяжелый и важный для матери разговор. Она требует от мальчика быть на ее стороне и вытаскивает из него обещание скрывать правду от отца. На съемках этого диалога мы дошли до пика эмоциональной вовлеченности. У Макса открылись новые силы. Сцена сложилась сама собой. Этот мальчик намного взрослее своих лет. Он действительно более зрелый, чем остальные подростки, которые участвовали в кастинге.
ММ: Но почему вы все-таки не показали героя взрослым? «Вспоминающим» о лете? Это был бы красивый и логичный ход.
АГ: У меня есть другой замысел. Я думаю снять еще один фильм. Там будет другой герой и другие проблемы, но он будет связан с «Воспоминанием о лете», и первый фильм будет важен для понимания сюжета.
ММ: В финальной сцене между матерью и сыном на полной скорости проносится поезд. Мы не знаем, что случится с героями за эти секунды. Мне показалось, что это вообще самая тяжелая сцена в картине... А когда поезд уезжает, возникает ощущение, что все прошло. Конфликт завершен, мать и сын вернулись друг к другу. Правильно ли я поняла эту сцену?
АГ: Нет, все совершенно не так. Я хотел показать момент, когда они впервые смотрят друг другу в глаза. Мать смотрит на сына и наконец понимает все то, что мы, зрители, видели все это время. А она ничего не замечала! Не знаю, что будет с героями дальше, я не намеревался придумывать продолжение. Момент, когда они наконец увидели и почувствовали боль друг друга — вот что для меня было главным. Вообще, разные зрители реагируют на эту сцену по-разному. Некоторые считают, что Петр закрывает раздел своей жизни и идет дальше. Но у меня точно нет ощущения, что это был момент примирения и прощения между героями.
ММ: Когда я смотрела ваш фильм, я сопереживала и героине Уршули Грабовской, и отцу, которого так точно сыграл Роберт Венцкевич, и даже той обманутой женщине — жене любовника матери, которую мы видим на экране только пару раз. Каждый из них хочет быть счастливым, но ни у кого это не получается…
АГ: Да, это так. Никто не выигрывает, каждый по-своему неправ. Все участники этих взаимоотношений обречены на страдания. Но это не их вина. Они не хотят причинять друг другу боль.
ММ: Вам удалось довольно банальную историю рассказать так тонко, что она не выглядит заурядной, а наоборот, погружает зрителя в мир детских переживаний, которые взрослым людям уже невозможно почувствовать.
АГ: Именно это меня и интересовало. Я хотел каждому члену семьи дать право быть понятым. Хотел, чтобы зрители посмотрели на ситуацию глазами Петра. Люди часто что-то ломают, сами того не осознавая. Они многого не понимают — в том числе того, как легко можно разрушить семейную идиллию и потерять мир, некогда казавшийся нерушимым.