После роли Уи критики обвиняли его в техническом формализме. Но именно благодаря своей великолепной технике Ломницкий мог сыграть не только саму суть героя, но и зачастую его внезапные трансформации. «Его Глумов из „На всякого мудреца довольно простоты” Островского –циничный интриган и карьерист («Teatr Współczesny», 1965). Это сволочь, — объяснял на репетиции режиссер Георгий Товстоногов. — И он всегда таков, каким его хочет видеть его собеседник. Так вот Ломницкий играет в одном Глумове целую галерею персонажей. Глупца, безумного любовника, холерика, меланхолика, нигилиста, аскета и „пресмыкающееся бюрократическое создание” (Гроховская, «Gazeta Wyborcza», 7 декабря 2000).
В историю вошли также другие его роли, сыгранные на сцене театра Współczesny: Соленого в «Трех сестрах» Чехова, (1963, реж. Эрвин Аксер), патологического скупца Латки в «Пожизненном» Фредро (1963, реж. Ежи Кречмар), Билла Мейтланда в «Не для защиты» Джона Осборна (1966, реж. Эрвин Аксер), жесткого, холодного Капитана в «Play Strindberg» Дюрренматта (1970, реж. Анджей Вайда), Лира в одноименной пьесе Бонда (1974, реж. Эрвин Аксер). Образом трагического антигероя Присыпкина в незаконченной Конрадом Свинарским постановке «Клопа» Маяковского в Национальном театре в Варшаве (1975, режиссер погиб в авиакатастрофе в 1974 году) Ломницкий доказал, что способен показать зрителю глуповатого, хамоватого царька и одновременно жалкого человека, «человека–экспоната, Присыпкина в золотой клетке, который показывает и которого показывают, который вдруг заметил людей и свою с ними схожесть» (Августин, «Notatnik Teatralny», 1992).
Когда Ломницкий занимал должность директора театра Teatr na Woli, он, как писал Казимеж Куц, «был на вершине партийной карьеры; был членом Центрального комитета и блаженствовал, наслаждался своим высоким партийным положением. У него был театр и пост ректора Актерской школы. У него было все, что только можно пожелать» («Dialog», 1992 № 7).
Ломницкому было поручено создать пролетарский театр, но он этой задачи не выполнил. Ломницкий впал в немилость. У него также были проблемы с формированием актерского состава, общество его не принимало, а театр, который он получил благодаря своим связям, общество стало бойкотировать. Тем не менее, Teatr na Woli стал в тот период площадкой, где ставилось много значительных, художественно ценных и смелых премьерных спектаклей. Ломницкий был в этом театре и актером, и режиссером. Он мастерски сыграл Гойю в пьесе Антонио Вальехо «Сон разума…» в постановке Вайды (1976). Актер подошел к этой роли одновременно с двух противоположных направлений: то он был брутальным и агрессивным, то спокойным и добрым. Эта роль, «начиная с гневного протеста и до окончательного слома, прошла через все стадии отчаяния на фоне все более интенсивного чувства затравленности» (Высиньская, «Teatr», 1976 № 10).
Анджей Ванат писал, что он был в бешенстве от той безумной спешки, в которой пребывал Ломницкий, репетируя этот спектакль: «Я был страшно зол (…) на этого странного члена ЦК, который жутко спешил на репетицию, а вечером великолепно играл Гойю в пьесе, направленной против ужасов тоталитаризма» (Ванат, «Похвала театру»).
Очередная роль, на это раз Букара в «Представлении „Гамлета“ в Мрдуше Доньей» Иво Брешана в постановке Куца (1977), была, как тогда писали, «ролью-жемчужиной; это плебейский герой и плебейская подлость — обычная, привычная, или, лучше сказать, человеческая подлость» (Кшемень, «Kultura» 1977, № 28).
Сам режиссер говорил: «Меня забавляло, (…) как партийный Тадеуш будет играть партийную каналью. Наверняка у него был опыт общения с таковыми, и мне было интересно, как он покажет этого партийного типажа на сцене» («Polityka» 1977, № 33).
Ломницкий и в этом случае «очень смело эксплуатировал на сцене свою телесность и даже свою физиологию, он делал это совершенно контролируемо, благодаря чему эта демонстрация выглядела довольно маниакальной, но никогда не скатывалась в вульгарность. Это, пожалуй, один из самых любопытных парадоксов его актерства, в особенности позднего, когда демонстрировалось уже старое, больное тело» (Кубиковский, «Ломницкий на своей сцене» в: «20 лет Teatr na Woli. Тадеуш Ломницкий. Автор и основатель театра»).
В 1980 году Ломницкий обратился к романтическому репертуару. Он очень современно и дистанцированно сыграл главную роль в «Фантазии» Словацкого в постановке Кульчицкого (1980). «Ломницкий придал шедевру Словацкого острый, провокационный смысл, подчеркнув его парадоксальный характер: показав человека, романтически восстающего против самого романтизма, думающего, страдающего, трагикомического героя нашего времени» (Адамский, «Express Wieczorny» 1980 № 73).
Со сценой Teatr na Woli Ломницкий прощался великой ролью неврастенического Сальери в «Амадее» Шаффера в постановке Поланского (1981). Игра его строилась на постоянной трансформации. «Ломницкий играет широко, ничем себя не ограничивая, он меняет голос, использует много вариантов изменения своего внешнего вида, заполняет сцену и прячется по углам, ревет на весь театр и еле слышно шепчет. А одновременно его игра вовсе не похожа на шоу звезды — это всего лишь безжалостное изучение фиаско человека, который из зависти стал делать гадости» (Клоссович, «Literatura», 1981, № 29).
Самым громким, вызвавшим многочисленные протесты спектаклем, который поставил Ломницкий в Teatr na Woli, была драма Тадеуша Ружевича «В расход» (1979). «В этой пьесе были представлены все те элементы, которые мы хорошо знали по пропаганде, направленной против бойцов Армии Крайовой. Но что еще хуже, как театральный спектакль пьеса была поставлена плохо, что дополнительно усиливало ощущение лжи» (Гроховская, «Gazeta Wyborcza», 7 декабря 2000). Тадеуш Ружевич, которого донимали анонимы, попросил Ломницкого убрать пьесу из репертуара. В 1981 году Ломницкий отказался от руководства театром. Его решение стало естественным результатом как произошедших общественно-политических событий, так и недружелюбного отношения к нему актерского состава. Лишился он и поддержки своих недавних товарищей по партии.
В период театральной «бездомности» Ломницкий создал много своих самых значительных ролей. Он сыграл в двух пьесах Беккета в постановке Антония Либеры. Он гипнотизировал публику в роли Краппа в «Последней ленте» (1985, Театр Studio); при этом с помощью текста этой драмы актер выстраивал ассоциативные связи с современностью. Он ставил диагноз современной культуре в «Конце игры» (1986, Театр Студио), где играл Хамма сразу несколькими персонажами: Иовом, Лиром и Просперо. «В таких случаях, — писала Эльжбета Баневич, — говорится о мерцательности онтологического героя. Единственной плоскостью, на которой происходит идентификация его персонажа, является актерство как принцип существования». (Баневич, «Teatr», 1986, №7).
В последних двух своих выдающихся ролях Ломницкий использовал собственный опыт, который он осмыслил настолько универсально, что в результате зрители познакомились с рассказом не столько о состоянии актера, сколько о состоянии человека. Он сыграл в поставленном им же самим спектакле Танкреда Дорста «Я, Фейербах» (1988, Театр Dramatyczny), о котором Эльжбета Баневич писала: «Благодаря Тадеушу Ломницкому „Я, Фейербах”, к счастью, становится большим, великолепным трактатом о театре, трактатом о горечи и радости, о смешных вещах и взлетах, наконец, о ничтожестве и величии актерского ремесла. Более того, благодаря сценам с птичками, которые невидимо садятся на плечи Фейербаха, где в тексте драмы цитируется фрагмент из „Цветочков Франциска Ассизского”, сцене, сыгранной Ломницким абсолютно гениально, пьеса становится историей о падениях и взлетах человека, о его величии, рожденном смирением» (Баневич, «Teatr» 1988 № 3).
Следующей большой актерской исповедью, а также синтезом истории человечества, была роль Брюскона в «Лицедее» Бернхарда (1990, Театр Współczesny, реж. Эрвин Аксер). Ломницкий сыграл также совершающего „испытание совести”, время от времени впадающего в безумие Героя в «Картотеке» Ружевича (1989, Театр Studio, реж. Збигнев Бжоза) — героя уходящего поколения.
Ломницкий сыграл много великолепных ролей в Театре телевидения. Он сотрудничал с Зыгмунтом Хюбнером, сыграв в его спектаклях роли Чичикова в «Мертвых душах» Гоголя (1966), Тартюфа в одноименной пьесе Мольера (1971), Стефана Щуки в «Пепле и алмазе» Анджеевского (1974), главную роль в «Егоре Булычеве» Горького (1975) и другие. Ломницкий сыграл также Ореста в «Ифигении в Тавриде» Гете в постановке Эрвина Аксера (1965) и Макбета в одноимённом спектакле Анджея Вайды (1969). Актер воплотил на сцене образ Героя в «Картотеке» Ружевича в постановке Конрада Свинарского (1967). Ежи Груза доверил ему сыграть Городничего в «Ревизоре» Гоголя (1977). Последние роли Ломницкого в телеспектаклях — это персонаж Богуславского в «Мошеннике» Шпиро (1991, реж. Томаш Вишневский) и Ицика Сагера в «Сталине» по пьесе Гастона Сальваторе режиссера Казимежа Куца (1992).
Еще в 1976 году Ломницкий сказал Кшиштофу Залескому: «Слышал, Холоубек играет Лира, а ведь он, черт возьми, никогда не страдал» (Залеский, «Ломницкий на своей сцене» в: «20 лет Teatr na Woli. Тадеуш Ломницкий. Автор и основатель театра»). Ломницкий очень долго мечтал об этой роли, прежде чем ему удалось приступить к репетициям шекспировского «Короля Лира». Сначала Ломницкий попросил Станислава Бараньчака перевести пьесу. Когда перевод был готов, он обращался ко многим режиссерам с просьбой участвовать в постановке. Он получил несколько отказов, в частности, от Анджея Вайда. В итоге за режиссуру взялся Эугениуш Корин в познаньском Новом Театре. За неделю до премьеры, 22 февраля 1992 года, Тадеуш Ломницкий скончался на репетиции.