Мадонна встречает нас в каждом дворе. Нелепая, раскрашенная белой и голубой красками, увенчанная нимбом из электрических лампочек, она стоит здесь среди обшарпанных, почерневших за долгие десятилетия кирпичных стен. В этих дворах небезопасно. Наркоманы особенно не таятся, гопники в адидасах пьют водку, а дети играют в мяч. Удары мяча разносятся по этим колодезным дворам гулко, повторяются бесконечным эхом. Надписи: «Запрещено играть в мяч» никого не останавливают. Если пройти цепочку арок во дворах, можно очутиться на пустыре с голубятней. Толстый смотритель никогда не вынимает изо рта сигареты, даже когда кормит голубей и чистит клетки. Дико матерясь, с окурком в зубах он лезет на крышу, сгоняя своих питомцев, и стряхивает шваброй помет. Птицы в испуге взлетают и носятся огромным облаком над головой хозяина. К запаху мусора повсюду примешивается аромат цветов, которые начинают распускаться по весне.
Кажется, в Варшаве нет более угрюмой и вместе с тем более притягательной улицы. Мрачные дома из красного кирпича здесь начали строить в конце XIX века. Возводили их в основном еврейские купцы, чтобы затем сдавать квартиры железнодорожникам, ремесленникам и рабочим. Рядом находились Виленский и Тереспольский вокзалы, поэтому от желающих найти жилье не было отбоя. Потом наступила одна война, вслед за ней пришла другая. Улица эта полнилась странными людьми: на ней стоял Ружицкий рынок, где многое можно было купить даже во время оккупации. В это же время во дворах стали появляться Мадонны: на кого еще оставалось надеяться? Потом пришли советские войска. На другой стороне Вислы все полыхало и гибло, но здесь война уже кончилась и никто не тронул ветшающих кирпичных домов, которые поляки называют «каменицами».
В 60-е годы молодой студент Лодзинской киношколы Кшиштоф Кесьлевский пришел в один из дворов на этой улице. Он хотел отыскать тех мальчиков в польских армейских шапках-конфедератках, держащих автоматы, которых сфотографировал военный корреспондент в день освобождения этого района от гитлеровских войск. Вместе с Кесьлевским пришли оператор и звукорежиссер. Они снимали улицу и ее жителей, обычных варшавян. Это был первый фильм Кесьлевского, в котором мы видим Варшаву – потом их будет много. Дома по-прежнему выглядели запущенными, а их жители неустроенными. Впрочем, в те годы в польской столице можно было найти множество подобных мест.
Улица продолжала стареть. Город вокруг менялся, хорошел. Наступили новые времена, которые принесли немало перемен. В конце улицы возник гигантский торговый центр, поглотивший Виленский вокзал. Магазины и супермаркеты стали открываться всюду, и никого уже не интересовал Ружицкий рынок, постепенно превращавшийся из главной торговой точки Варшавы в обычную толкучку с китайским ширпотребом.
Каждый, кто мог переселиться, уезжал отсюда. Судьбой улицы совсем не интересовались ни городские, ни районные власти. Никто не стремился проводить в старых «каменицах» центральное отопление, оборудовать сантехнику и чинить электричество. В 90-е годы здесь стало по-настоящему опасно. Место это сделалось ребром так называемого «Варшавско-бермудского треугольника», другими сторонами которого были улицы Зомбковская и Торговая.
По ночам тут становилось и вовсе не по себе. Фонари не горели. Неверный свет сочился только из окон и от нелепых нимбов дворовых мадонн. На неосторожного пешехода, а тем более случайного туриста, могли напасть и ограбить. Улица стала самым криминальным местом Варшавы. Превратилась в отдельное поселение внутри большого города со своей специфической публикой и укладом. Те, кто не смог отсюда уехать, невзлюбили остальных варшавян и стали отделять себя от них. В других районах столичного города жители старались облагородить свои дома и дворы, заботились о ремонтах квартир и фасадов, здесь ни у кого не было ни денег, ни желания тратить на это свои силы. Благосостоятельные варшавяне отоваривались в большом торговом центре, а вот жители Брестской больше любили угонять оттуда тележки для покупок. Тележки потом набивали разным барахлом и мусором, а после бросали во дворах, не зная, что с ними еще сделать.
У детей на этой улице не было других развлечений, кроме как погонять мяч и покурить где-то в глухом тупике. Кто-то пытался заботиться о них, разговаривать, придумать им занятия, а дети признавались, что никогда нигде не были. Большинство из них даже не выбиралось на левый берег Вислы, где стоит Королевский замок, а за ним простирается Старый город. И ведь всего семь минут нужно, чтобы доехать туда на трамвае, но для жителей Брестской улицы и это расстояние оказывалось непреодолимым. Несколько энтузиастов решили помочь детям, создали для них социальный клуб. Нашли возможность показать им новые места, организовать поездки. В клубе “на Бжеской” детей учат общаться, снимать фильмы, сочинять книги. Организаторы клуба – психологи, аниматоры культуры, волонтеры – начали их водить в кино и театр, в бассейны и на спортивные тренировки. Старались сделать все, чтобы дети связали себя с остальным миром, увидели, сколько всего происходит за пределами улицы. Клуб “на Бжеской” по сей день остается едва ли не единственным живым местом улицы.
Иногда сюда приходили художники и пробовали украсить подворотни и голые стены рисунками, росписями, необычными барельефами. Это оживляло улицу, но художники уходили, и все возвращалось на круги своя, хотя стены после визита таких гостей выглядели чуть веселее.
Улица существует и сейчас. Медленно, но верно город подбирается к ней. Некоторые дома снесены, какие-то рядом с торговым центром отремонтированы и выглядят прилично. Большая часть «камениц» все-таки сохранилась, хотя многие стоят покинутыми. Они быстро ветшают, обрастают травой, их старые кирпичи осыпаются. На стенах виднеются надписи и вывески, которым уже много десятков лет. Таких не встретишь нигде больше. Другие дома еще кажутся живыми. Они рушатся, темнеют, но жители не покидают их, вставляют в окна пластиковые рамы – и новые белые рамы ярко светятся на темных фасадах, как вставные зубы в сморщенном рте ветхого старика.