Один из наиболее узнаваемых символов театра «Крико-2» появился случайно. Однажды Кантор, отдыхая на морском побережье, случайно набрел на здание бывшей школы. Он заглянул в окно и увидел опустевший класс. Это, по словам Кристины Черни, произвело на него колоссальное впечатление.
- Он сразу заполнил это пространство своими мыслями, идеями, фантазиями. Так случилось, что в 70-х годах Кантор участвовал в нескольких встречах одноклассников своей классической гимназии в Тарнуве. Эти темы и мотивы вновь и вновь появляются в спектаклях Канторах: когда взрослые, уже седые люди садятся за тесные парты, пытаясь вспомнить, восстановить в своей памяти события сорокалетней давности, когда они были вместе.
Парта участвовала во многих зарубежных выставках, в том числе в Париже и Риме. Экспозицию предметов из спектаклей «Крико-2» можно также увидеть помещении Крикотеки.
Велосипед танцует «Вальс Франца»
Очередной реквизит из «Умершего класса» - железный велосипед выезжал на подмостки более 500 раз в 56 городах и в 20 странах на 5 континентах. Он кружился по сцене в ритме «Вальса Франца», прощался и уезжал со Стариком и прикрепленным к колесу манекеном мальчика в черной школьной форме. Кантор записал: «Старик не расстается со своим велосипедом - жалкой, разбитой игрушкой из детства… он совершает на нем ночные прогулки (…)».
Спустя годы историю создания этой мобильной скульптуры вспоминает ее партнер по сцене актер Анджей Велминьский.
«Мы долго думали, каким должен быть этот велосипед, как он должен выглядеть и как двигаться. Тадеуш сделал эскизы. На следующий день мы втроем – Кантор, Ясь Ксёнжек и я – пошли в слесарную мастерскую. Мы копались в куче всякого хлама и выбирали из него какие-то колесики, шестеренки, трубки, болты, пруты, прикидывая, что из этого может пригодиться для нашего объекта. А Ясь варил. Потом мы приделали куклу-манекен мальчика, и тогда мне в голову пришла в голову мысль, чтобы этот манекен двигал одной рукой», - читаем мы в архиве «Крикотеки».
Глухой стук механической люльки
Это, по замечанию Малгожаты Палюх-Цыбульской, один из наиболее часто выставляемых объектов из «Умершего класса». Механическая детская люлька, сделанная из деревянного ящика. Внутри два шара, ритмично бьющиеся о стены. Эльжбета Моравец писала на страницах еженедельника «Жиче Литерацке» («Литературная жизнь»):
«В „Умершем классе” наряду с „Вальсом Франца” появляется еще один музыкальный мотив: стук Механической Люльки, удивительно напоминающий мерные, жесткие такты военного марша. Ритм спектакля становится все более нервным, конвульсивным, рваным (…). Женщина над люлькой хрипло поет еврейскую колыбельную песню, похожую на проникновенный псалом отчаяния, и вдруг превращается в Розгулянтину, которая что-то тараторит, что-то бессмысленно доказывает».
Текст Розгулянтины из «Тумора Мозговича» Виткевича произносила Мария Стангрет. Похожая конструкция была использована также в другом канторовском спектакле - «Я никогда уже сюда не вернусь».
Не совсем обычный шкаф...
Закрытый, он отсекал от мира, но множил смыслы. Открытый – раскрывал тайны. Старый, ветхий, измазанный шкаф вместе с тележкой для мусора и сундуком сыграл в спектакле «В маленькой усадьбе» по мотивам пьесы Станислава Игнация Виткевича, премьера которого состоялась в январе 1961 года в краковской галерее «Крыштофоры». Кантор записал: «Я открыл новое театральное место… Шкаф. (Дети открыли его гораздо раньше). Я назвал шкаф ИНТЕРЬЕРОМ ВООБРАЖЕНИЯ».
Внутри он разместил одетого в форму манекена на вешалке и актеров, которые кричали и дискутировали внутри этого старого предмета мебели. Клаустрофобный Шкаф появлялся также в других театральных работах мастера, в частности, в спектакле Der Schrank («Шкаф»), сыгранном в Городском театре Баден-Бадена. Кантор снабдил немецкий шкаф дополнительными вешалками, на которых кружились актеры, сталкиваясь с наполненными песком мешками.
Пушечный крест
Напоминающий готовую к выстрелу пушку крест на лафете был создан в 1980 году как часть сценической декорации к спектаклю «Велёполе, Велёполе». Кроме того, пространство бывшего монастыря во Флоренции, где в 1980 году состоялась премьера спектакля, было заполнено 15 другими крестами меньшего размера, сделанными из старых деревянных брусков. Они были рассеяны по всей сцене. За время театральной деятельности Тадеуша Кантора их было создано более 30.
С чем это связано? Кантор рос на приходе под опекой своего двоюродного деда – ксендза Юзефа Робакевича, брата его бабушки. В маленьком, многокультурном городке Велёполе Скшиньское кресты ему встречались на каждом шагу: в костеле, на кладбище, на прогулке, на перекрестках дорог. Кресты в его спектаклях являются лишенными религиозной силы обычными предметами, но при этом они становятся символами солдатских могил, защитой от злых сил. В одной из сцен спектакля актеры катят крест, будто велосипед.
Фотопулемет
«На Солдат направлен аппарат. Фотограф что-то проверяет. Начинает смеяться. Вертит какую-то ручку сбоку. Вылезает толстое дуло. Что-то нажимает — и из аппарата выскакивает второй ствол, направленный прямо во взвод Солдат. Фотограф хохочет, он ревет от смеха» (...) Фотоаппарат превращается в пулемет».
Схожесть фотографирования и стрельбы Кантор использовал в одной из сцен спектакля «Велёполе, Велёполе». Позирующие актеры в ожидании фотовспышки выглядят как группа построившихся в шеренгу рекрутов. Они застыли в соответствующих позах, но вместо щелчка затвора объектива раздается залп. Аппарат с выдвижным стволом и лентой патронов вместо фотоклише вместо становится орудием казни. В роли фотографа выступила Мира Рыхлицкая.
Нельзя безнаказанно заглядывать в окна
Очередной предмет в интерьере канторовской «Комнаты воображения»: предмет, вызывающий воспоминания и оживляющий память. В комментарии к партитуре I акта спектакля «Велёполе, Велёполе» автор писал:
«Важно - окно! За ним (…) уходящая вдаль УЛИЦА, в конце нее РОЗОВЫЙ ДВУХЭТАЖНЫЙ ДОМ. На углу этой улицы исчезала моя мать, когда она уезжала надолго, здесь, на этом повороте, который был КОНЦОМ СВЕТА». Окно, как пишет в своей работе Малгожата Палюх-Цыбульская, является здесь не только воспоминанием о пейзаже галицийского городка, где «старые еврейки выкладывали на подоконники подушки в красных наволочках», но и сферой восприятия. Как пишет автор: «Окно скрывает много мрачных тайн. Окно вызывает страх и предчувствие того, что находится вне его».
На создание этого предмета автора вдохновил, вероятнее всего, рисунок Станислава Выспяньского, опубликованный в 1901 году на обложке издания пьесы Мориса Метерлинка «Там внутри». Как указано на сайте Виртуальных музеев Малой Польши, это был эскиз афиши объединенных в одно мероприятие лекции Станислава Пшибышевского и постановки пьесы Метерлинка с Габриэлей Запольской в главной роли. Нарисованная Выспяньским девочка заглядывает через окно внутрь, как Женщина за окном в спектакле Кантора.
В такое же старое окно с грязными стеклами актеры заглядывают в «Умершем классе», мотив полуоткрытого окна Кантор также использовал в крикотаже «Очень короткий урок», в серии картин «Нельзя безнаказанно заглядывать в окна», а также во многих работах 60-80х годов.
Одиссей у мойки
Металлическая мойка дебютировала на театральных подмостках в 1985 году на спектакле «Пусть сгинут артисты», а три года спустя – в Милане на премьере переломного в ее карьере спектакля «Я никогда уже сюда не вернусь», в котором Кантор впервые решил выступить в качестве актера.
По заставленной металлическими столиками и барными табуретами сцене театра «Пикколо» проходят персонажи из исторических спектаклей Кантора (среди них – Одиссей), они выкрикивают отдельные реплики, вносят предметы из прошлых постановок «Крико-2». Здесь же и мойка, вернее, мобильный водопровод, потому что благодаря спроектированной Кантором системе закрытой циркуляции воды эта махина получила способность передвигаться. Это один из тех предметов, о которых их создатель говорил, что они отражают «реальность наинизшего ранга», а эссеист, куратор и фотограф Войцех Новицкий писал о мойке Кантора так:
«Мойка – это четко определенное место: место матери, служанки, низшего существа. Низшее, кухонное место, обычно облеченное в плоть (это должна быть женщина). Мойка Кантора – это место, где замыкается круг, в котором приготовление еды организовано как мучение: с самого начала, с момента набирания воды в колодце и сбора картофеля и вплоть до мытья посуды все это должен делать один человек. С сегодняшней точки зрения мойка – это рабство, а если посмотреть с несовременной перспективы – обычная работа (хотя и связанная с эксплуатацией). Остается форма. Сочетание лоханки с лейкой на платформе с колесиками – вот идея судьбы, которая реализуется одинаковым образом вне зависимости от времени и места».
Казни крыс
Гигантская деревянная крысоловка в версии, известной зрителям по постановке «Красавицы и мартышки», была оснащена стеклянным сифоном и железной миской, а в версии из спектакля «Я никогда уже сюда не вернусь» - деревянным табуретом для жертвы. Сооружение напоминает гильотину, ужасное орудие казни, делающее реальным фикцию драмы. Этот спектакль является также, как указано в архиве «Крикотеки», хорошим примером сопряжения актера с объектом и их взаимодействия.
«Без актеров этот предмет был просто неспособным к действию ломом», - писал Кантор.
Моя комната на сцене - автопортрет
Сценическое пространство последнего спектакля «Сегодня мой день рождения» Кантор превратил в свою мастерскую. В комментариях к спектаклю он писал: «Я решил поселиться на сцене, чтобы у меня там были кровать, стол, стулья и, конечно же, картины. Мои. Я часто представлял себе свою квартиру в театре, в его центре, почти что на сцене – не в отеле. То есть мою – как я это называю. Бедная Комнатка Воображения — на сцене. Мне нужно ее обставить. Она не должна выглядеть, как декорация. Собрать на сцене предметы из моей комнаты. Так, как я бы сделал, если бы действительно решил поселиться и жить (!) на сцене. Итак: кровать, стол, стул, дверь (важно), печка с трубой, ну и «полотна» на мольбертах».
На сцене были расставлены рамы для картин – подвижные кадры, оживляемые присутствием актеров. В одной из них поселился Автопортрет Кантора: деревянный складной стул и мольберты. Сам режиссер должен был сыграть в спектакле Владельца Комнаты Воображения. Этого не произошло. Тадеуш Кантор умер 8 декабря 1990 года после одной из последних репетиций. Премьера состоялась вскоре – в январе 1991 года в театре «Гаронна» в Тулузе. Затем спектакль демонстрировался еще в 22 городах по всему миру до июня 1992 года.
Источники: Цитаты взяты из материалов постоянной выставки в Центре документации искусства Тадеуша Кантора «Крикотека» в Кракове и портала «Виртуальные музеи Малой Польши». В тексте использованы описания предметов, сделанные Малгожатой Палюх-Цыбульской. Прочие источники: Польское телевидение ТВП. Автор: АЛ, январь 2015