«Мир вокруг был очень угрюмым, – говорил Кесьлёвский в документальном фильме Кшиштофа Вежбицкого. – Он был даже не черно-белым, а просто черным. Или серым. Это связано с местом, где находится киношкола, то есть с Лодзью. Она необыкновенно фотогеничная, грязная, обшарпанная. Таков весь этот город, а значит, в некотором смысле, и весь мир. Лица людей похожи на эти стены – усталые, мрачные, с какой-то трагедией в глазах, трагедией ощущения бессмыслицы, топтания на месте».
В своих документальных фильмах Кесьлёвский описывал эти коммунистические микромиры, показывая обычных людей и их обыкновенную жизнь. Это были миры в капле воды. «Начальная школа», «Больница», «Фабрика», «Учреждение» – из этих маленьких фрагментов действительности режиссер складывал реальный образ ПНР.
«Письма властям»
После киношколы Кесьлёвский начал работать в Студии документальных фильмов в Варшаве, где снимал кинохронику. Здесь он встретил молодого кинооператора Яцека Петрицкого, с которым затем сотрудничал многие годы. Кесьлёвский никогда не увлекался политикой, но, описывая в своих лентах действительность, обнажал всю фальшь коммунистической системы. «Это были “письма властям”», — говорил о его фильмах Томаш Зыгадло. Кесьлёвский все время балансировал на грани между тем, что власть могла позволить, и тем, что цензура бы не пропустила. «Мы не хотели рисковать и все время рисковали», – вспоминал он спустя годы.
«Порядочного кретина ты сделал из этого мужика» – конец документальным кино
Документальный фильм «С точки зрения ночного сторожа» стал переломным в творчестве Кесьлёвского. В этой ленте режиссер показал тоталитаризм в миниатюре. Этой историей об упивающимся своей властью стороже режиссер бросал обвинение системе, которая лишает человека моральных ориентиров. Кесьлёвский подружился со своим героем и потом снимал его в эпизодах.
«Да, порядочного кретина ты сделал из этого мужика», – сказала Кесьлёвскому Агнешка Холланд после показа его фильма на Краковском кинофестивале. Глядя на экранного героя, публика раз за разом взрывалась смехом, а Кесьлёвский все глубже вжимался в кресло. Он вовсе не хотел вызвать смех. «Наверное, тогда это и началось – он расхотел снимать документальное кино», – комментировал Ежи Штур.
Сам он так говорил о своем уходе из документалистики:
«Я десять лет снимал документальное кино. Я любил этот жанр, мне было жалко и стыдно бросать его; я чувствовал себя человеком, который бежит с тонущего корабля вместо того, чтобы спасать его или с достоинством пойти на дно. Документальное кино утонуло. Оно исчезло, и никто этого даже не заметил».
Мастер на все руки
Кесьлёвский любил мастерить. Его школьные друзья вспоминали, что любую свободную минуту, не занятую общением с «невестами», он использовал для поиска по магазинам инструментов и запчастей для мотоцикла. «Благодаря ему мы знали все автомобильные магазины в Варшаве», – рассказывал его тогдашний приятель Януш Скальский.
«Он умел разобрать и собрать часы, мотоцикл, автомобильный двигатель. Если мне нужно было сделать что-нибудь по дому, он приезжал со своими ящиками и закручивал все винты, вешал люстры, менял замки в дверях», – рассказывал Кшиштоф Песевич, друг и соратник режиссера.
Друзья активно пользовались его любовью к ремонтным работам. Славомир Идзяк даже шутил, будто бы «многие специально начинали копаться в его присутствии под капотом автомобиля, прекрасно понимая, что уже через минуту Кшиштоф отодвинет их в сторону и сам все починит».
Его хобби были столярные работы. «Я люблю мастерить из дерева, – говорил режиссер в документальном фильме Кшиштофa Вежбицкого. – Но, увы, для этого у меня совершенно нет таланта. Я сделал, наверное, сотню вещей из дерева, где предполагаются прямые углы. И мне пока еще ни разу не удалось сделать прямой угол».
Железнодорожные вокзалы
Они появлялись в большинстве его поздних фильмов. Герои прощались на перронах и на них же встречались, здесь решалось будущее одних и тут же, при аккомпанементе поезда, прощались с прошлым другие. В молодости Кесьлёвский много путешествовал по Польше и вел свой собственный рейтинг лучших вокзальных забегаловок. Он знал, где дают самые лучшие шницели, а где стоит съесть котлету.
Но в какой-то момент вокзалы стал для него проклятием.
«Я люблю ездить на поезде (...), – говорил он в телепрограмме “100 вопросов”. – Но я ужасно не люблю снимать на вокзалах, я не люблю сцен с детьми и животными. Но в последнее время что бы мы с Песевичем не затеяли, там обязательно будет и вокзал, и поезд, и дети, и животные».
Партийные соблазны
Когда он снял фильм «Рабочие ’71» – печальный групповой портрет рабочего класса – власти решили, что хотя картина и не подходит для показа широкой публике, но демонстрирует социальную ангажированность режиссера. Поэтому Кесьлёвского направили на политическую учебу в надежде обратить его в коммунистическую веру. Безрезультатно.
«Фильм “Биография” был снят по заказу партии, но при этом оказался обвинением», – говорил Тадеуш Соболевский, критик и великолепный знаток творчества Кесьлёвского. Кесьлёвский снимал этот фильм с благословения коммунистических властей, которые рассчитывали использовать картину в пропагандистских целях. Но его фильм совершенно для этого не годился – режиссер все время шел своим путем: отстаивал свою независимость и одновременно не давал себя поглотить оппозиционной лихорадке, которая завладела тогда значительной частью людей его круга.
«Певец партийных слез»
Когда Кесьлёвского не стало, кинематографисты стали петь ему бесконечные дифирамбы. Но он не всегда пользовался признанием в своей среде. Как вспоминала Агнешка Холланд, коллеги иронично называли его «певец партийных лез». Они упрекали его в «коллаборационизме», отказе подписывать письма протеста, в том, что он не делает фильмов о «Солидарности», а вместо этого снимает картины о людях, мечтающих о стабильности: дом, семья, материальные блага.
Там, где другие ожидали увидеть черно-белую перспективу, он показывал неоднозначность. В одной из сцен «Кинолюбителя» режиссер признавал правоту коммунистов, что очень не понравилось коллегам-кинематографистам. Когда в фильме «Без конца» адвокат (в исполнении Александра Бардини) убеждал оппозиционера, чтобы тот отказался от бессмысленного бунта и спасал свою свободу, на Кесьлёвского посыпались удары со всех сторон – от оппозиции, от коллег по цеху, от Костела и коммунистов, которым также не понравился общий тон картины. Даже для друзей он стал «нерукопожатным».
Политика
Его интересовала жизнь обычных людей, а не политика. Он не судил, кто прав, кто виноват. Стоя за камерой, он старался быть как ангел из «Декалога» – полным сочувствия и снисходительности наблюдателем. Однако от политики было не убежать. Он говорил о ней по-своему, без скоропалительных диагнозов и революционного запала. Когда он собрался снимать «Декалог», ему даже сложно было найти операторов, потому что все вокруг твердили, что после 13 декабря, когда было введено военное положение, нужно делать фильмы о «Солидарности», коммунизме и подпольных газетах.
Однако политические события нашли свое отражение в его фильмах. «Случай» и «Короткий рабочий день» были реакцией режиссера на феномен «Солидарности», «Без конца» – на военное положение. Кончина героя картины (которого сыграл Ежи Радзивилович – тот самый «Человек из мрамора» Анджея Вайды) символизировала смерть определенной идеи.
После окончания военного положения Кесьлёвский говорил, что съемки кино его больше не интересуют. Разве что удалось бы установить в объективе камеры пулемет и использовать эту камеру, как оружие в бою. При этом он неизменно отказывался подписывать протестные письма.
«Политика отвратительна. Сейчас меня заботит только то, чтобы, отправляясь в уборную, иметь туалетную бумагу», – заявлял он своему студенту Андресу Вейлю.
Невидимый мир, или слон в Глупчице
«Когда мне было шесть лет, я видел на улице слона. Я уверен, что видел его. Потом мне объясняли, что это невозможно, что я не мог видеть никакого слона, потому что откуда взяться слону в Глупчице».
Кесьлёвский вспоминал эту историю, когда его спрашивали об истоках «мистицизма» в его фильмах. Он верил в тайну. Его волновало, что ощутимый мир, в котором он жил – это еще не всё, что есть что-то, кроме него. Это трансцендентное предчувствие родилось не от чтения философов или просмтора фильмов великих режиссеров, это чувство сопровождало его с самого раннего возраста, с тех пор, как он маленьким ребенком увидел слона на рыночной площади провинциального городка.
Воспоминание об этом событии стало импульсом для написании сценарии «Большого животного», по которому уже после смерти Кесьлёвского Ежи Штур снял свой фильм.
Плакат
«Мне не все равно, кто делает плакат, – писал режиссер в конце 80-х. – Одним я доверяю: если плакат сделал он, я покупаю билет. Другим не доверяю, их вкусы мне безразличны. С этой точки зрения автор плаката – соавтор фильма, потому что высказывается в его пользу». Он тщательно выбирал авторов плакатов к своим картинам, делая ставку на тех, кому доверял. И, выбрав, предоставлял им полную свободу творчества.
«Ты делаешь плакаты, я делаю фильмы, с какой стати я бы стал вмешиваться в твою работу?», – спрашивал он Пронговского, автора плакатов к большинству его лент.
Запад
После успеха «Декалога» Кесьлёвский стал завсегдатаем крупнейших кинофестивалей. Но при этом никогда не пылал особой любовью к Западу.
«Где бы я не оказался заграницей, – говорил он, – я везде чувствую себя чужим, всегда чувствую себя плохо. И всегда, честно говоря, хочу побыстрее вернуться домой». Не привлекал его и Голливуд.
«В Америке есть кое-что, что мне очень не нравится, – говорил он. – Это болтовня ни о чем в хорошем, очень хорошем и даже в чрезвычайно хорошем расположении духа. Когда я встречаю своего американского агента и спрашиваю его, как у него дела, он всегда отвечает: “extremely well”. То есть просто “ok” или “well” недостаточно. Должно быть непременно “extremely well”. А я тем временем вовсе не “extremely well”. И даже совсем не “well”. Я просто “so-so”».
Пессимизм
Для него стакан всегда был наполовину пуст. «У меня есть очень хорошое свойство характера. Я – пессимист, – говорил он в шутку. – Я все вижу в мрачном цвете. Будущее является для меня черной дырой. Если я чего-то и боюсь, то будущего».
Бог? Подъем!
Он редко говорил о своем отношении к религии. Когда после премьеры «Без конца» Кшиштоф Клопотовский в рецензии, написанной для католического издания, предупреждал публику, что Кесьлёвский вовсе не католик, и призывал не соблазняться его симулированной метафизикой, режиссер почувствовал себя очень задетым. Спустя годы он обратил это в шутку, но на самом деле всю свою жизнь чувствовал себя человеком, находящимся вне Церкви, которому было недостаточно ее догматов и простых ответов на эсхатологические вопросы.
В середине 90-х в интервью французскому телевидению его спросили: «Если бы вы, автор “Декалога”, умерли и оказались на небе, как вы думаете, что сказал бы вам Бог?». Он ответил: «Если бы я туда попал, мне пришлось бы Его разбудить. Потому что если Он там есть, то наверняка спит. Я бы сказал ему: Проснись! Посмотри, что творится!»
Автор: Бартош Сташчишин, 2013
Источники:
- Krzysztof Kieślowski, "Autobiografia", opr. Datuna Stok, Kraków 2006 r.
- Stanisław Zawiśliński [red], "O Krzysztofie Kieślowskim: refleksje, wspomnienia, opinie", Warszawa 1998 r.
- Stanisław Zawiśliński, "Kieślowski: ważne, żeby iść", Warszawa 2005 r.
- Mikołaj Jazdon, "Dokumenty Kieślowskiego", Poznań 2002 r.
- "Krzysztof Kieślowski: I'm So-So", reż. Krzysztof Wierzbicki
- "Still alive. Film o Krzysztofie Kieślowskim", reż. Maria Zmarz-Koczanowicz